1. Софисты
Софисты имели в греческой жизни громадное значение. У них впервые мысль отрешилась от объективного порядка и почувствовала свою самостоятельность. У них и человеческая личность выступила во имя свободы против всех окружавших ее преград. Но по этому самому личность явилась не как носительница высших начал, а во всей своей случайности, как мимолетное сочетание разнообразных стремлений. Точно так же и мысль, отрешившись от первоначальных своих основ, превратилась в бродячую стихию, которая всюду вносила жизнь и движение, но не в силах была прийти к какой-либо прочной системе, к каким-либо твердым точкам опоры. Софисты отказались от исследования верховных начал бытия, они отрицали само их существование и все свое внимание устремили на изучение частностей, признавая за истину одно только явление, насколько оно есть и пока оно есть. Это то, что в настоящее время называется реализмом. Но софисты в самом явлении видели одну только осязательную, материальную сторону, отвергая истину явлений другого рода, явлений духовного мира. У них реализм получил односторонний характер, он перешел в чистый материализм.
Основателем этого учения был Протагор по преданию, ученик Демокрита. Главные начала своей системы он высказал в двух знаменитых изречениях: "Явление есть истина"; "Человек есть мерило всех вещей". Но что разумел он под именем явления и в чем состояло для него это мерило? Основанием всего он считал материю, вне ее нет ничего. Материя же беспрестанно движется, течет; отсюда беспрерывные и бесконечные изменения вещей. В этом движении все разбивается на две противоположные формы бытия: на деятельное и страдательное или, что то же самое, на ощущаемое и ощущающее. Из их отношения происходит все, что мы видим, чувствуем и сознаем. Все существующее в себе самом не что иное, как известное отношение этих двух противоположностей; но так как все течет и изменяется, то и отношения изменяются беспрерывно. Поэтому мерилом сущего и не-сущего является каждый отдельный человек в каждую минуту своего бытия. Мерило столь же изменчиво, как и сами вещи. Истинно то, что нам кажется в данное мгновение, ибо сама истина не что иное, как мимолетное отношение вещей. Таким образом, человек понимается здесь не как разумное существо, руководимое высшими началами и постигающее постоянные законы мира, а как существо чувственное, влекомое случайными побуждениями. Душа, по мнению Протагора, состоит единственно из ощущений. Протагор прилагал свою теорию и к политике, но сочинение его по этому предмету до нас не дошло; мы даже ничего не знаем об его содержании. Он написал книгу и о религии. Она начиналась таким положением: "Насчет богов неизвестно, существуют ли они или нет". За это он был изгнан из Афин.
Из этого учения развилась целая система чистого материализма, которую Платон излагает в Х-й главе разговора о Законах, говоря, что она в устах почти у каждого. Все существующее разделяется по этому воззрению на естественное и искусственное. Одно получает бытие от природы и случая, другое от человеческой воли. К первому разряду относится все великое и прекрасное в природе: небо, стихии и тела, животные и растения. Все это произошло не от разума и не от Бога, а от природы и случая. Созданное же искусством явилось позднее, бренное от бренного. Это человеческие игрушки, малопричастные истине, или, скорее, тени и подобия. Только те искусства более существенны, которые приближаются к природе, т.е. к материи, таковы земледелие, медицина, гимнастика. Религия же и политика всего более представляются искусственными изобретениями человеческого ума. Боги не существуют по природе, а выдуманы человеком и потому разные у разных народов, смотря по тому, какие установлены законодателями. Столь же искусственна и политика. Справедливость вовсе не истекает из природы, а дело чисто человеческое. Люди, следуя случайным воззрениям, беспрерывно меняют свои законы; что они постановят в известное время, тем они и управляются. Но все это искусственное, условное, а не естественное.
Прямое последствие этого взгляда состоит в том, что установление закона зависит единственно от естественной силы. Справедливо, говорили софисты, то, что полезно сильнейшему. В государстве большинство сильнее меньшинства, а потому оно постановляет все, что хочет. Другие выводили из этого оправдание тирании, ибо если тиран умеет захватить власть и держать своих сограждан в повиновении, то он следует закону природы, которая дает право сильнейшему. Всякий должен искать того, что ему полезно и приятно, и если он может приобрести власть и богатство, то позволительно употреблять для этого всякие средства. Третьи же считали сообразною с природою одну личную свободу человека и видели в законе только договор для ограждения личных прав, а не средство установить нравственный порядок в обществе. Таково, по известию Аристотеля, было учение Ликофрона*. Четвертые, наконец, выводили правду из общей пользы, ставя ее посредине между высшим благом, которое заключается в самоудовлетворении, и высшим злом, которое состоит в претерпевании насилия. Слабейшие, будучи не в состоянии защищаться от нападений, соединяются и устанавливают общие правила для обуздания всех. В разговорах Платона в уста софистов влагаются эти различные взгляды, которые все проистекают из общих оснований**.
_______________________
* Аристотель. Политика. Кн. 3. Гл. 5.
** См.: Платон. Республика, Горгий и др.
_______________________
Эту проповедь грубейшего своекорыстия, не знающего ни сдержек, ни границ, софисты прилагали и к собственной деятельности. Если в государстве по самой природе вещей владычествует сильнейшее большинство, то всякий, кто хочет достигнуть своих целей, приобрести власть и богатство, должен стараться склонить это большинство на свою сторону и направлять его сообразно со своими видами. Это делается посредством красноречия, которому можно научиться из риторики. Софисты являлись преимущественно учителями риторики, они хвастались своем умением делать слабейший довод сильнейшим. Свою педагогическую деятельность они простирали, впрочем, не на одну политику, а на все области человеческого знания. Странствуя по городам, они добывали деньги энциклопедическим обучением как юношей, так и старцев. Софист Гиппий хвалился на олимпийских играх, что нет вещи, которой бы он не знал или которой бы не умел делать.
Понятно, какое брожение в умах должны были произвести эти учения. Человеческая мысль, почувствовав свою самостоятельность, проникала всюду, обнимала все явления, рассматривала их со всех сторон, стараясь обратить все в свою пользу. Но при таком беглом взгляде на вещи в явлении схватывалась одна только внешняя, случайная сторона. Изречение Протагора, что явление есть истина, получает глубокий смысл, когда мы в явлении видим не один только факт, т.е. изменчивое, мимолетное отношение случайно встречающихся вещей, а выражение вечных начал и разумных законов, которые осуществляются в видимом мире. Не так понимали это софисты. Они в явлении искали не постоянно пребывающего, а мгновенного и случайного. Они видели в нем не то, что есть, что не пережить чувству, но познается разумом, а то, что кажется, что всплывает в вечном течении бытия и касается внешнего чувства для того только, чтобы немедленно исчезнуть. Поэтому Платон и Аристотель справедливо говорили, что софистика есть учение о не-сущем. Это древний нигилизм; само название не ново, так же как и учение. Отсюда отрицательное отношение софистики ко всем великим началам, лежащим в основе человеческой жизни, к праву, к нравственности, к религии. Грубейшая корысть, право силы, безграничное стремление к наслаждениям - вот что последовательно вытекало из этой теории. В греческую жизнь эти учения внесли такой разлад, от которого она не оправилась. Однако в этом разлагающем действии нельзя не видеть высшего закона. Отрицательное отношение софистики к существующему порядку имело несомненно свою хорошую сторону: оно расширяло мысль и выводило жизнь из той узкой рамки, в которую втесняло ее древнее государство. Частные интересы получили вследствие этого такое развитие, какое не допускалось прежним бытом; свобода лица и свобода мысли смело высказали свои права. Едва ли не софисты первые объявили рабство противным природе. Поэтому софистика составляет не случайное, а необходимое явление в истории человеческой мысли. Но этим отрицательным значением ограничивалась ее польза. Положительного она ничего не могла произвести, в жизнь она вносила только смуту и анархию. Вследствие этого она естественно должна была вызвать сильнейшее противодействие в лучших умах того времени. И точно, противодействие явилось не только со стороны приверженцев старины, но и со стороны человека, который был объявлен мудрейшим из греков, которого имя сохранилось в истории как образец глубины мысли и нравственной высоты. Против софистов выступил Сократ. Он, собственно, стоял с ними на одной почве, он также отправлялся от явлений. Но софисты понимали явления с одной только материальной стороны; между тем есть явления другого рода, явления духовные, которые существуют так же, как и материальные, и которые имеют гораздо высшее значение, ибо в них выражается сознание вечных начал и законов, владычествующих в мире. Если человек есть мерило всех вещей, то таковым он может быть не как чувственное, а как разумное существо, носящее в себе это сознание. Чтобы побороть софистов, надобно было указать на эту упущенную ими важнейшую сторону явлений. Это и сделал Сократ.