– Вставайте! Собирайте вещи!..
– Куда? Не хочу… Я хочу спать… Убирайтесь от меня.
– Вас матушка в конторе ждут…
– Мама?.. Ах, да… Мама!.. Я сейчас… У меня ужасно болит голова…
– Собирайте вещи… Флегонт! Собери им вещи…
– Зачем вещи? Это мои вещи…
– На волю, на поруки вас к матушке… Поздравляю…
– На волю?.. Ну, что ж…
– А вы поскорее!.. Это можно бросить?
– Что это?
– Орех в сахаре…
– Нет, нет!.. Отдайте его… Это моя тайна…
– Вещи, ваше благородие, готовы.
– Неси в контору… Пожалуйте! Сюда, сюда!.. Что с вами?..
– Очень болит голова… Сегодня очень холодно?
– Нет, тепло…
– Странно. Вы говорите, на волю?..
– Да. Сюда, в контору…
– Мама!
– Геня! Ты – свободен… Я так рада, милый!.. Скорее уедем из этого проклятого дома… Что с тобой?.. Ты в жару…
– У меня лихорадка, мама…
– Да на тебе нет лица!.. Что с тобой здесь сделали!..
– Ничего, мама… Погоди, я что-то хотел спросить тебя…. Забыл. Очень важное что-то… Ах, да!.. Не вноси покуда денег Калерии…
– Да ты что, голубчик, бредишь, что ли?.. Я внесла уже и поэтому только тебя выпускают на волю…
– Я сперва должен видеть Калерию…
– Калерию? Вот тебе раз!.. Калерия за границей. Зачем тебе понадобилась Калерия?..
– Не знаю, мама… Ничего не знаю… Делайте как хотите. Мне ужасно хочется спать, мама…
– Ты болен… Ах, Господи!.. Что же это такое…
– Вещи, сударыня, на извозчике…
– Ну, уйдем скорее!.. Застегнись хорошенько!..
– Распишитесь в получении сына.
Мы уселись на извозчика и поехали. Звонко трещала пролетка, покачивалась на рессорах, и катилась всё вперед, а я сидел, прислонясь к матери, с закрытыми глазами, и мне казалось, что мы едем назад… Я раскрывал глаза и изумленно смотрел на необычайное зрелище шумливого, торопящегося города… Смотрел, но не испытывал никакой радости, а только одно изумление.
– Ах, мама, как мне хочется спать!.. Скоро ли мы приедем и куда ты везешь меня?
– На пароход.
– Разве уже ходят пароходы?
– Да, сегодня – первый пароход… У тебя лихорадка…
– Ничего… Как приедем на пароход, я лягу в каюте спать и просплю до самой Самары… Ах, как хочется, мама, спать!..
– Надо бы к доктору, да опоздаем на пароход. – Не надо. Пройдет, мама… Заедем на телеграф: я дам телеграмму Зое, – она приедет в Симбирск… и там мы обвенчаемся…
– Решили отложить до осени: твоя невеста должна сперва хорошенько поправиться, да и ты сам… Жених!.. Краше в гроб кладут…
– Кто решил?.. Как смели решать без нас?
– Мы с отцом твоей невесты решили…
– Не ваше дело!.. Стой, извозчик! Я – сию минуту, только дам телеграмму…
– Застегнись! Ах, какое мученье!.. Загорелось жениться…
«Христос Воскресе, Зоя. Я свободен, выезжай Симбирск. Геннадий».
– Готово! Едем!..
– Полковник сказал, что ваше дело кончится к осени… и тебя могут посадить еще месяцев на семь досиживать…
– Ну!
– Ну… А ты – жениться…
– А я – жениться… До осени еще пять месяцев… Оставь, мама, эти разговоры, у меня и так болит голова…
– И телеграмма не успеет дойти. Вечером мы будем в Симбирске, а…
– В Симбирске мы останемся и подождем… Я должен видеть Зою…
– Успеешь…
– Нет, не успею… Дайте, наконец, нам свободу и возможность распорядиться самими собой… Довольно с нас одной тюрьмы…
– Застегнитесь же, ради Бога, на все пуговицы!
– Не желаю. Мне жарко.
– Уступили за две тысячи… – Не понимаю…
– Торговалась с полковником, как на базаре. Две тысячи внесла, а третью надо послать Калерии…
– Ах, да… Калерии… Не говори мне ничего про Калерию…
– Она теперь не такая… Она исправилась…
– Не мое дело…
– Она опять сошлась с мужем… У ней – ребенок родился…
– Какое мне дело! Пускай родился… Мне это вовсе не интересно.
– Ухаживал, чуть с ума не сходил, а теперь не интересно…
– Никогда не напоминай мне об этом.
– Эх, ты!.. Неблагодарные вы… Она приняла в тебе такое участие, а ты… Три тысячи не бараний рог… Не всякий согласился бы…
– Перестань, ради Бога!.. Иначе я соскочу с извозчика и… вернусь в тюрьму…
– Конечно, она легкомысленная женшина, а всё-таки добрая и отзывчивая.
– Тпру!..
– Матрос! Прими вещи…
– Какой пароход?
– «Гоголь».
Гудят свистки пароходов, развеваются на мачтах флаги, клубится из труб черный дым, скрипят сходни, поют грузчики, волоча по сходням что-то тяжелое:
«Аа-ах, ней-дет, да-вот пойдет! Аа-ах, ней-дет, да-вот пойдет!»
А там, за пароходами, блестит свободная, широко разлившаяся река, а вдали синеют еще голые горы с пятнами ярко-белого снега в ложбинах и оврагах. Клочки порванной зимней одежды гор… Поплескивает тяжелая мутная еще вода в борт парохода и звенит, словно пароход – стеклянный. Пассажиры нарядные, словно вместе с пароходом их всех заново отремонтировали и выкрасили в яркие цвета. Говор, крики, пение грузчиков, грохот от бросаемых в люк товаров, французский лепет дам на балконе и русская ругань на палубе…
Стою на пароходе, смотрю на широкий простор водяной равнины, на синеватый контур далеких гор и потихоньку бунчу:
«Выдь на Волгу! Чей стон раздается Над великою русской рекой? Этот стон у нас песней зовется…»
А в душу радостной волной льется свобода и хочется, простерши вперед руки, закричать:
– Здравствуй, матушка Волга, родимая река!.. Привет тебе, раздольная!..
– Я опять свободен, и любим я, матушка-Волга!!.
Кричать неудобно. Я снял шляпу и широким жестом руки махнул сверкающим на солнце водяным равнинам.
Хорошо! А озноб опять начинает ломать кости. Холодно, хочется потягиваться, погреться около горячей трубы… Вот как только отвалит пароход от пристани, пойду в каюту, лягу под шубу, закроюсь с головой и, поджав ноги, буду спать, спать, спать…
Загудел и задрожал пароход, шевельнулись колеса и зашумела внизу вода.
– Отдай носовую!
– Есть!
Поплыла мимо конторка с провожающими, замелькали в воздухе платки и зонтики, задвигались баржи, пароходы, мачты, показалась Казань с белым кремлем, с золотыми куполами собора, с красной высокой башней Сумбеки…
– Прощай, Казань!..
– Застегнись ты, ради Бога!..
– Иду, мама… У меня опять лихорадка…
– Иди пить чай…
– Нет, ты пей, а я лягу и буду спать, долго буду спать… До самого Симбирска… Спать и спать… больше мне ничего не надо…
– Ты кашляешь…
– Ничего… пройдет… Не беспокойся, старенькая… Я пойду… Что ты смотришь так беспокойно?