Всякий раз, когда я вижу поросенка, живого или жареного, я вздрагиваю, и снова мне делается так скучно и грустно, что хочется заплакать... Впрочем я вам расскажу все, как это было, подробно и с самого начала...
Нас было трое: я, брат Володя и сестра Варенька. Я был старший, и мне было лет семь, Володе -- пять, а Варенька еще ползала и говорила только "гу-гу" и "ля-ля", но понимала много. Жили мы в городе, который не помню, как назывался, с папой, мамой и бабушкой. Папа у нас был невеселый, утром уходил куда-то служить, а после обеда спал и храпел, а мама все хворала. И тогда было так же. Маме очень надоедала Варенька: все капризничала, просилась на руки, а ночью мешала маме спать. И мы с Володей больше играли с бабушкой. Иногда она нас наказывала, когда очень уж нашалим, но потом ей станет нас жалко, и она даст нам по конфетке. Мы очень любили ходить с бабушкой на базар, но она брала кого-нибудь одного, и из-за этого мы ссорились с бабушкой и с Володей. Вот один раз была моя очередь идти с бабушкой на базар, а я разбил блюдечко, и за это бабушка оставила меня дома, а Володю взяла с собой. Я, конечно, заплакал и стал бранить Володьку:
-- Жилда! Жилда! -- кричал я ему, когда он собирался на базар. А бабушке я сказал, что она упадет на базаре: -- Тебя накажет Бог за то, что ты вместо меня берешь Володьку!
-- Поговори еще! -- сказала бабушка. -- Я поставлю тебя в угол носом.
Так мы поссорились, и бабушка с Володей ушли. Скучно было мне сидеть дома и очень досадно на Володю. Уж больно любил я ходить на базар! Там очень интересно и весело! Очень много народу, шум такой, что ничего не разберешь. Лошади, телеги, мужики и бабы, на телегах телята, поросята, курицы, а то есть убитые коровы и свиньи. Продают всякую всячину, вешают на весах, бранятся, а голуби бегают около того места, где продают овес, крупу, семечки, и совсем не боятся людей. И игрушки есть! Только плохие... Пряники есть!
Мама шила на машине, а я залез на подоконник и озорничал, потому что было скучно. Муслил палец и рисовал на стекле домики с трубой и с дымом; потом пошел в детскую, залез в игрушки и сломал у Володи железную дорогу. Это я сделал от злости... Нехорошо я сделал, да уж ничего не поделаешь; пробовал сделать, да только еще больше испортил. Долго бабушка с Володей не приходили с базара, но наконец в кухне зазвонили, и я обрадовался. Было очень интересно, что бабушка купила на базаре. Вдруг Володя выбежал из кухни и замахал руками:
-- Купили поросенка.
-- Мертвого?
-- Живого.
Тут уж я не вытерпел, закричал "ура!" и побежал в кухню. Я давно просил бабушку купить живого поросенка, и наконец это исполнилось... Понятно, что я очень обрадовался и, когда бежал, не заметил Вареньку и наступил ей на ручку. Она закричала и сильно заплакала, но когда вышла мама, я был уже в кухне...
-- Где? Где? Бабушка, где?..
-- В корзинке.
-- Здесь, -- сказал Володя и отвернул краешек крышки.
Я взглянул и действительно увидел поросеночка. Он был такой чистенький, с розовеньким холодным носиком с двумя дырочками и с маленькими глазками. Высовывает мордочку и все нюхает и пищит. Володя принес кусок сахару; он, глупый, думал, что поросенок обрадуется и съест, а поросенку было наплевать на сахар, а хотелось вылезти из корзинки. Пришла мама с Варенькой на руках. Варенька все еще плакала, но когда ей показали поросенка, она улыбнулась и сказала:
-- Ля-ля...
И забыла, что надо плакать.
И Пегас -- так звали нашу большую собаку -- тоже пришел в кухню. И ему было интересно, что такое в корзине. Пегас встал передними лапами на лавку, махал хвостом и нюхал корзинку. А когда ему показали поросенка, он начал громко лаять. Пришла кухарка, посмотрела на поросенка и сказала:
-- Кто будет резать-то? Я не умею...
-- Зачем резать?
-- Не надо резать... Мама! Бабушка!
И мы с Володей стали умолять маму и бабушку не убивать поросенка...
-- Такого миленького, чистенького...
Володя заплакал, схватил маму за платье, а я за руку -- и мы умолили маму подождать резать поросенка хотя несколько дней. Бабушка упиралась, но когда я ей сказал, что ее за это накажет Бог, она тоже согласилась подождать.
-- А куда его деть-то? -- сердито спросила кухарка.
-- Пусть живет в кухне... -- сказал я.
-- Больно мне нужно! Грязи-то!
-- Ну в детской! -- предложил Володя.
-- В детской я не позволю, -- ответила мама.
Вот тебе и раз. Нигде не позволяют... Надо же было где-нибудь жить? Я сильно испугался, что если негде поросенку жить, то его заколют сейчас же и, слава Богу, придумал:
-- На подволоке! Ура! На подволоке...
С этим все согласились. Из кухни была дверь на подволоку -- и там мы с Володей устроили квартиру для поросенка: поставили ящик, положили в него сена, принесли большую плошку -- кормить нашего поросеночка, и еще устроили ему двор: посыпали землю на подволоке песком и сделали загородку.
Там он и поселился.
Началась у нас с Володей интересная жизнь. Как только кто-нибудь из нас просыпался утром, он прежде всего вспоминал про поросенка: "Что-то там, на подволоке, поделывает наш миленький Хаврюша?"
Мы называли поросенка разными именами: "Чушкой", "Свинтусом", "Хаврюшей"... Чаще всего -- Хаврюшей.
-- Володька! Спишь?
-- М-м...
Я будил брата:
-- Пойдем к Хаврюше! Он, верно, скучает и ждет...
-- Он спит еще...
-- Сам спишь, так думаешь -- и он тоже? Поросята встают рано.
-- А ты почем знаешь?
-- Пойдем, увидишь, -- говорил я таким тоном, точно мне были открыты все тайны поросячьей жизни. Наскоро одевшись сам и одевши младшего брата, я потихоньку лез в буфет отыскивать чего-нибудь съедобного для Хаврюши. Пегас спал в столовой. Увидя меня, он вставал, потягивался, расставляя широко передние и задние пары лап, и помахивал хвостом. Пегас уже знал, что мы идем к Хаврюше, и шел за нами на подволоку. Как только Хаврюша услышит, что мы несем ему молока и хлеба, он начинал визгливо похрюкивать...
-- Сейчас, сейчас... миленький. Проголодался?
-- Не спит.
-- Вот видишь! Чья правда? Я уж знаю...
Сперва Пегас не особенно любил Хаврюшу и всегда хотел куснуть его за хвост или ухо. Но скоро привык к Хаврюше и только озорничал с ним: подсунет свою морду ему под брюхо и подкинет кверху. Хаврюша взвизгнет и начнет вертеться на одном месте, точно танцует, и похрюкивает; хочет убежать, а места мало: везде загорожено. Мы его успокоим: погладим, дадим молочка, поласкаем.
-- Ты чеши ему спинку, а я за ухом.
Володя чесал ему спинку, я -- за ухом, а Пегас облизывал ему нос, потому что он пил молоко и замочил себе всю мордочку...
И скоро Хаврюша привык к нам, а Пегаса перестал бояться. Пегас понял, что нехорошо обижать маленького Хаврюшу, и только шутил с ним и показывал вид, что хочет укусить, а сам не кусался. Очень интересовался Пегас хаврюшиным хвостиком. Хвостик был у него закорючкой и очень смешно шевелился. Вот Пегас возьмет в рот Хаврюшин хвостик и тянет его... или возьмет за ушко и не пускает. А Хаврюша сердится: прыгает и все хочет толкнуть Пегаса мордочкой, подпрыгивая на месте. Устроили мы Хаврюше сад: наломали в саду больших веток и натыкали около ящика. Но Хаврюша не захотел сада. Пришли на другой день и видим, что все деревья валяются: это он их вытащил и бросил.
-- Он не любит сада... Ему надо грязную лужу...
-- А ты почему знаешь?
-- Вот глупый. А большие свиньи? Они всегда лежат в лужах... Надо устроить ему лужу...
-- А как?
-- Вот тут, где земля... Принесем ведро воды, выроем яму и нальем.
-- И посадим в нее Хаврюшу.
-- Давай! Где у нас лопатки?.. Неси!
Володя принес наши маленькие лопатки, и мы начали устраивать Хаврюше большую яму. Пегас понял, в чем дело: понюхал землю и тоже начал передними лапами рыть и выбрасывать землю...
-- Дурак! В глаза мне попал землей!.. -- закричал Володя и ударил Пегаса.
-- Ты сам виноват... Зачем встал тут? Помогай, Пегас!
Я погладил Пегаса, и он опять начал работать. Я пошел за водой. Очень трудно было принести целое ведро, и пришлось ходить три раза. Вылили первую порцию воды и стали мешать... Потом вторую, потом третью... Вышла отличная яма с грязью, как на улице после дождя.
-- Иди, Хаврюша. Купайся! Чего боишься, дурачок?..
-- Он не любит на руках... Опускай скорее!
Опустили Хаврюшу в грязь.
-- Не хочет...
-- Сиди! Не бойся...
-- Он не хочет.
-- А вот хочет. Видишь -- сел?..
Хаврюша сел, потом прилег. Володя набирал в пригоршню жидкой грязи и подкладывал Хаврюше под бока, а я прихлопывал ладонью, чтобы было ровнее и красивее... А Пегас искал у Хаврюши блох, елозил своей мордой по его спине и пощелкивал зубами.
-- Хорошо, Хаврюша? -- спрашивал я поросенка, а он похрюкивал и моргал глазами. И было видно, что Хаврюше очень хорошо и приятно.
Но кончилось это большим огорчением. На подволоку вдруг прибежала кухарка и закричала:
-- Что вы тут наделали?
-- Ничего... Видишь -- Хаврюшу купаем? -- сказал Володя.
-- Ах, вы, такие-сякие... Что вы натворили?
Кухарка пихнула ногой Пегаса, отшвырнула нас от Хаврюши, а Хаврюшу взяла за шиворот и выкинула из ямы. Потом она взяла лопату и стала ломать у нас грязную лужу, засыпая ее песком.
-- Как ты смеешь? Мы вот маме скажем...
-- Поди-ка: мать вам надерет уши-то... Насквозь промокло. Весь потолок в зале испортили...
Оказалось, что мы очень глубоко вырыли яму и очень много налили воды. Вода протекла вниз и промочила потолок в зале...
-- Убирайтесь отсюда!
-- Погоди. Дай поймать Хаврюшу.
-- Вот вам Хаврюша!..
Кухарка схватила грязного Хаврюшу за задние ноги и бросила его с лестницы в кухню.
-- Заколоть его надо...
Мы с Пегасом побежали следом за Хаврюшей в кухню. Что-то теперь будет? Мы боялись, что войдет мама, начнет браниться и велит заколоть нашего милого Хаврюшу... Надо было устроить так, чтобы только мы с Пегасом были виноваты и чтобы Хаврюша остался невинным. Но как это устроить? Наверно, злая кухарка уже все рассказала и маме, и бабушке... Я посмотрел на Хаврюшу, который забился в уголок, и мне сделалось так жалко его, что я забыл все на свете и, присев на корточки, начал ласкать его, бедного.
-- Бедненький ты мой! Я не дам тебя зарезать. Никому не дам.
Я забыл, что Хаврюша купался в грязи, прижимал его к себе и весь испачкался... А курточка была у меня новая... Вот еще беда!.. Еще хуже теперь стало, потому что бабушка и в этом обвинит его же, Хаврюшу... Сошла с подволоки кухарка.
-- Милая Степанидушка! Ничего не говори маме с бабушкой.
-- А что же я им скажу? Меня послали посмотреть, отчего протекло...
-- Скажи... скажи, что ты сама пролила воду.
-- Больно нужно... Меня ругать будут из-за вашего поросенка...
-- Ну скажи, что это дождик... Насквозь -- скажи -- прошел, -- научал Володя.
-- Видишь, какой ты хитрый. А хорошо обманывать мать-то? Подумай-ка!
-- Ну а как же?.. Если сказать правду, Хаврюшу заколют... -- сказал я.
-- А куда его? Для того и купили, чтобы заколоть да съесть. Вот ты будешь скоро именинник, -- к тебе гости придут, -- вот и зарежем.
-- Больно мне нужно.
-- Тебе не нужно, так гости съедят.
-- Гости! Пусть лучше не приходят.
-- Не пустим гостей, -- сказал Володя.
-- Ты уж, пожалуйста, не говори маме с бабушкой, что это мы устроили на подволоке-то.
-- Дурачки. Ведь не было давно уж дождя-то. Откуда она, вода-то, возьмется?
-- Бедненький Хаврюша!
-- Какое придумали имя-то ему...
-- А как же? -- сказал Володя. -- У него маму зовут Хавроньей, а он -- Хаврюша...
-- У-у, ты! Свиное рыло.
И кухарка пихнула Хаврюшу башмаком прямо в носик.
О, ужас, вошла бабушка... Мы так и замерли на месте... Что-то теперь будет?
-- Почему потолок промок? -- спросила бабушка.
-- Вот они, озорники-то. Все со своим поросенком...
-- Милая бабушка, мы... мы... ему хотели устроить лужу... Не сердись уж, он ведь не виноват, мы сами это...
-- А в чем это ты курточку-то новую испачкал?
А?
-- Сама испачкалась...
-- Все с поросенком возитесь... Будет уж ему нежиться: пора колоть. Завтра пораньше попроси дворника зарезать... Надоел он... Грязь от него одна...
-- Бабушка!
-- Милая бабушка...
-- Не надо резать!..
-- Помилуй его, бабушка!..
Мы с Володей уцепились за бабушкино платье и со слезами умоляли пощадить бедного Хаврюшу.
-- Он не виноват. Милая бабушка!
-- Вот накажет тебя Бог... Скажи -- не надо колоть!
-- Убирайтесь! Пожил, слава Богу. Целую неделю прожил... Будет уж... Завтра же утром пусть дворник зарежет...
-- Бабушка! Пусть поживет хоть до моего ангела! Гости придут... -- просил я, глотая слезы и желая хоть еще денька на три сохранить жизнь Хаврюше.
А бедненький Хаврюша ничего не понимал. Он не понимал, что его собираются зарезать и что ему осталось так мало прожить на свете. Хаврюша стоял около ведра с помоями и старался как-нибудь достать их мордочкой... Только Пегас понял, в чем дело. Он смотрел то на бабушку, то на Хаврюшу и тихонько скулил. Должно быть, и Пегас просил бабушку все о том же, о чем умоляли ее мы с Володей...
-- Только до моего ангела!.. Милая бабушка! Погоди, послушай, что скажу...
-- Ну что еще?
-- Ты мне хотела подарить на именины турецкий барабан... Ну, так лучше ничего не дари, только не вели завтра колоть Хаврюшу...
-- Ну, ладно... Там посмотрим...
И бабушка ушла.
Мы отправились к маме. Бабушка успела уже рассказать про нашу лужу маме, и мама встретила нас сердито:
-- Глупости делаете. Надоел ваш Хаврюша... Будет уж, надо заколоть.
Долго мы умоляли маму. Пришел Пегас и тоже ластился к маме. Верно, и он упрашивал ее. Но мама была неумолима.
-- Идите в детскую. Не мешайте мне шить.
Бог помог Володе, как спасти Хаврюшу.
-- Если бы меня велели заколоть -- тебе было бы жалко? Да? А Хаврюша -- маленький, и у него есть мама Хавронья, -- сказал Володя.
Мама захохотала, поцеловала Володю и сказала:
-- Ну, пусть подождут колоть. Успеем...
-- Конечно, успеем, мамочка! Пойдем, Пегас! Идем, Володя!
Мы все радостно выбежали от мамы и опять направились в кухню:
-- Радуйся, Хаврюша, мама помиловала тебя!
-- Давай, обмоем Хаврюшу, видишь, какой он грязный.
Хаврюша не давался, но мы все-таки вытерли его тряпкой, а Пегас облизал его. И опять настали радостные дни. Хаврюша жил по-прежнему на подволоке, но иногда вечером мы перетаскивали его к себе в детскую и укладывали спать под кроватью. У меня под кроватью стояла корзина, раньше мы в нее укладывали игрушки, а теперь -- Хаврюшу; вытащили старый Варенькин тюфячок из колясочки и устроили постель для Хаврюши. Один раз Хаврюша ночевал со мной на кровати. Днем Хаврюша любил спать около Пегаса. Пегас ляжет на бок, протянет задние лапы, а Хаврюша заберется ему под самое брюхо и уткнется мордочкой в шерсть. И оба так сладко спали, что будить их жалко...
-- Вишь, как дружно живут, -- говорила бабушка и ставила их в пример нам с Володей. -- Не ссорятся, не дерутся... Кабы вы, братья, так между собой жили!..
Прошла еще неделя. Хаврюша хорошо кушал, подрос и сделался такой кругленький. Выросла на нем побольше шерсть, такая ровная, гладенькая, а на спинке стала расти щетинка, красивая, вся из одинаковых серебристых иголочек... Мы часто брали Хаврюшу на руки и рассматривали у него ножки с копытцами, хвостик, уши. Копытцы были у него из двух половинок, а в ушах росли волосы, как у папы в носу. Глазки были маленькие и веселенькие, словно все смеялись, а зубки -- востренькие...
Вот один раз мы сидели на полу в детской и подробно рассматривали, как устроены у Хаврюши носик с пятачком, ротик и губы. Подползла к нам Варенька и сказала:
-- Ля-ля! Гу-гу, ля-ля.
И ткнула Хаврюше пальчиком в рот. А Хаврюша, видно, рассердился, что ему лезут в рот прямо руками, и укусил Вареньке пальчик. Да до крови... И случилась опять беда, такая беда, что и рассказать невозможно... Варенька широко раскрыла рот и так заревела, словно у ней совсем откусили палец...
-- Не плачь!.. Сахару дам!.. -- уговаривал я сестренку и дул ей на пальчик. А она не переставала.
Прибежала мама и схватила на руки Вареньку. Мама очень испугалась.
-- Что вы с ней сделали?..
-- Ничего... Плакса она, -- сказал Володя... Но мама увидела кровь на пальчике у Вареньки и испугалась еще больше.
-- Кто ее? Что это?
-- Ля-ля! -- кричала Варенька и показывала ручкой на Хаврюшу.
-- Поросенок. Ее укусил поросенок?
Мы потупились и молчали. Что было сказать маме? Врать не хотелось.
-- Она сама... плакса... лезет, а потом ревет...
-- Поросенок ее? -- сердито спрашивала мама... -- Говорите же!
-- Ля-ля!.. -- кричала Варенька и продолжала показывать ручкой на Хаврюшу.
-- Разве свинья кусается, мама?
-- Да ты говори, о чем я тебя спрашиваю?
-- Свиньи вовсе не кусаются.
-- Не заговаривай мне зубы!
Мама шлепнула меня рукой по затылку и пошла на кухню... Зачем она пошла туда? Что она там кричит и говорит кухарке?.. Мы притихли и даже боялись слушать, о чем говорила мама. Но мы чувствовали, что дело очень плохо, потому что Варенька не унималась и ревела все громче.
-- Ах, Хаврюша, Хаврюша! Что ты, дурачок, наделал?!
Пришла из кухни кухарка и сказала:
-- Где он, проклятый?..
-- Кто? -- спросил я и прикрыл Хаврюшу рубашечкой.
-- Да поросенок-то?.. Мамаша велела отобрать. Где он?
Кухарка ходила по комнатам, а мы с Володей сидели, как куклы: не шевелились.
-- Пегас! Где у нас поросенок-то? Залез куда-нибудь... -- ворчала кухарка в детской и заглядывала под кровати, за комод, за сундук... Надо было нам убежать и спрятать куда-нибудь Хаврюшу, а мы так перепугались, что застыли на месте... Кухарка вернулась обратно и прошла мимо нас, да оглянулась. А Пегас стоял около меня, вертел хвостом и нюхал. И кухарка догадалась.
-- У тебя он? В подоле?
-- Да нет же.
-- Ну-ка встань!
-- Не хочу и вставать. Сидеть хочу.
Кухарка ткнула мне в рубашку, и Хаврюша хрюкнул.
-- Эх, Хаврюша, Хаврюша, Хаврюша! Зачем ты, дурачок, хрюкнул?..
Кухарка схватила Хаврюшу. Мы с Володей не давали. Но кухарка была сильнее: вырвала у нас Хаврюшу и потащила его в кухню.
-- Отдай! Куда ты его?..
-- Заколоть его надо...
-- Мама велела подождать до моего ангела.
-- Нечего ждать... Завтра утром колоть приказано...
Мы подошли к кухонной двери и хотели опять умолять маму, но как только она увидала нас, закричала "убирайтесь!" и захлопнула дверь в кухню...
Значит, все конечно... Не спасешь Хаврюшу...
Мы с Володей долго стояли около кухонной двери и с ужасом прислушивались, о чем говорили в кухне. Пришла бабушка:
-- Вы что тут болтаетесь? Кыш!
-- Милая бабушка! Помоги нам!
Я объяснил бабушке, в чем было дело, но бабушка и слушать не хотела.
-- Будет, будет... Пожил он на свете довольно. Уходите прочь!..
-- Хоть до моего ангела!
-- Твой ангел через месяц. Если ждать твоего ангела, так не Хаврюша, а Хавронья будет.
И бабушка исчезла в кухне... О чем они там говорят?.. О, ужас!..
-- Завтра пораньше попроси дворника зарезать. Палить умеешь?
-- Могу.
-- Хорошенько опали, чтобы ни одного волоса не попало в кушанье.
-- Слушаю, барыня. Постараюсь.
-- Слышишь, Володя?
-- Слышу.
-- Зарежут нашего Хаврюшу...
-- А как, барыня, приготовить-то его? -- спросила кухарка маму.
-- Зажарить с гречневой кашей...
Боже мой! Я отлично знал смысл этих слов и содрогнулся от ужаса. Ведь это значило, что Хаврюше разрежут животик и набьют туда гречневой каши... Слезы подступили к моим глазам, и я убежал в детскую, чтобы не слушать больше этого страшного разговора. Здесь никого не было, и можно было поплакать. Я спрятался в уголок за шкапом и, отвернувшись к стене, потихоньку хныкал. Пришел Володя и шепотом сказал:
-- Где ты? Я придумал.
Не хотелось мне выходить из-за шкапа с мокрыми глазами, но я не вытерпел:
-- А?
Володя понял, что я за шкапом, и подошел. Я не смотрел на Володю, но мне очень хотелось поскорее узнать, что придумал Володя.
-- Ну! Говори!
-- Давай, выпустим Хаврюшу на улицу. Пусть он убежит, куда хочет...
-- У-у! Я думал, что ты другое...
-- А что же? Пускай убежит...
-- Люди поймают его.
-- А все-таки останется жив...
-- Съедят его люди, -- угрюмо сказал я.
-- А может быть, и не съедят. Ты почему знаешь?
-- Да уж знаю.
-- Не всех же съедают... Откуда же тогда берутся большие свиньи?
Этот вопрос поставил меня в затруднение. Действительно, если бы съедали всех поросят, то не было бы на свете больших свиней...
-- Может быть, его поймают добрые и не заколют, -- говорил Володя.
-- А как мы его выпустим?
-- Утащим у кухарки и унесем на улицу...
-- А мама? Она задаст. И бабушка тоже...
-- Не беда. Чего сделают? Пускай ставят в угол носом. Постоим, а зато...
-- А розгами?
-- Папа не велит розгами. Он велит только в угол носом...
-- Бабушка не послушает и папу...
-- Скажем, что я выпустил... Меня не будут розгами: я -- маленький...
-- Ну, ладно, -- согласился я и, улыбаясь, вытер кулаком слезы.
Стоя в уголке, мы шепотом совещались, как нам устроить все это дело. Надо торопиться, потому что завтра рано утром хотят заколоть Хаврюшу. А времени осталось уже мало: скоро придет со службы папа -- будут обедать, потом скоро -- чай, а там, немного погодя, и спать...
-- А ночью? -- спросил Володя.
-- Ночью страшно идти на подволоку... Темно там...
-- Темно-то не беда, а может быть, там Баба-Яга живет! -- сказал Володя.
-- Это все глупости: никакой Бабы-Яги на свете не бывает...
-- А ты почему знаешь?
-- Знаю уж...
-- По-твоему, и чертей не бывает? -- спросил Володя.
-- Не бывает...
-- У тебя все не бывает... А вдруг из-за трубы и выглянет...
-- Ничего не выглянет. Спроси у папы: он говорит, что никаких чертей нет, а это только врут все...
Долго мы обсуждали, как лучше устроить, и решили так: после обеда, когда папа ляжет спать, а бабушка сядет штопать чулки, пусть Володя попросит маму идти с ним гулять; когда они уйдут гулять, я буду смотреть, не уйдет ли куда-нибудь кухарка: в лавку или в другое место, и как только кухарка уйдет -- я утащу Хаврюшу и унесу его через задний двор на улицу и выпущу на волю... Если кухарка никуда не уйдет, решили встать ночью, потихоньку пробраться на подволоку и похитить Хаврюшу; ночью его можно выпустить с парадного крыльца...
-- Может быть, попросить еще папу, чтобы не убивали Хаврюшу? -- спросил Володя.
-- Нечего просить... Папа сердитый и очень любит есть поросенка с кашей...
-- Думаешь, -- не помилует?
-- Нет. Мама добрее, и то не хочет помиловать...
-- Да, лучше выпустить...
-- Кухарку будут бранить...
-- Ну так и что? Что важнее: чтобы не бранили кухарку или чтобы не зарезали Хаврюшу?
-- Хаврюша важнее...
-- То-то и есть.
-- Знаешь, что?..
-- Что?
-- На подволоку можно залезть: окошко есть, а рамы там нет. Можно подставить лестницу...
-- Увидят... Дворник увидит...
-- Скажем, что так... играем...
-- Дворник не велит на крышу лазить...
-- Пускай! А я полезу.
Отпросились у мамы гулять на двор. Осмотрели местность. Лестница была, только стояла не в том месте и была очень тяжелая. Попробовали перетащить -- мало силы... Но пришел гимназист Вася и помог нам... Подвинули лестницу у окошку, и я полез. Было страшно, потому что лестница тряслась. Но, слава Богу, долез до самого окна. Заглянул: сразу показалось очень темно, а потом посветлее; стало видно трубу, веревки для белья... А вон и Хаврюшин домик.
-- Хаврюша! -- прошептал я и стал потихоньку хрюкать.
Молчит. Должно быть, думает, что -- чужие. Похрюкал еще -- не отвечает. Влез в окошко и стал потихоньку пробираться к Хаврюшиному домику... Что за диво? Нет Хаврюши. Осмотрел все закоулочки -- нигде нет... Вот тебе и раз!.. Потихоньку стал пробираться назад -- слышу: на дворе ругается дворник. Что случилось там? Гляжу в окошечко, стоит дворник и кричит:
-- У меня не трогать лестницу! Уши надеру.
Посмотрел -- нет лестницы: убрали. Вздрогнул даже, когда посмотрел из окошка на землю.
Гимназист стоял вдали и бранился с дворником, а Володи не было: должно быть, он испугался и убежал... Что же делать? Дверь в кухню заперта, а лестницы нет. Значит, на двор в окошко или стучаться в кухню?
-- Дворник! Дай лестницу, а то как же я слезу?..
-- Залез, так и сиди.
-- Как ты смеешь?
-- Не лазай другой раз... Посиди да подумай, какой ты озорник...
-- Смотри: я спрыгну и ушибусь до смерти.
-- Прыгай!
-- Умру, тогда папа тебе задаст.
-- Не умрешь...
Ушел куда-то дворник. Надо стучаться. Ничего не поделаешь. Будут бранить... А главное: спросят, зачем полез... Как сказать?.. Пожалуй, догадаются, что хотел утащить Хаврюшу. Осторожно спустился я по лестнице и приложил к двери ухо. Слышу, кто-то шевыряется [Шевыряться -- копаться, ковырять, рыться в чем-нибудь, перерывать (обл.: юж., зап., тамб.).] у замка.
-- Ты, Володя?
-- Я...
-- Отопри скорей!
-- Да ключ-то у кухарки...
-- Ну, поймали нас. Бранится бабушка... Значит, нечего больше скрываться.
-- Бабушка! Кто меня запер? Отопри!
-- Как он залез туда? Зачем? Верно, думал, что поросенок на подволоке...
-- Ничего не думал... Отопри же!
-- Ну и сиди! Сиди, пока отец не придет... Пусть он тебя и выпустит...
Я заплакал и стал колотить ногой в дверь.
-- Не дури!
-- Выпусти! А то не перестану стучать, а буду все сильнее.
-- Вот и тебе задам. Выпорю.
Забрякал замок, и дверь растворилась. Бабушка хотела поймать меня за ухо, но ей это не удалось: я проскочил у нее под рукой и выбежал из кухни.
-- Вот отец придет, он тебе... Не получишь нынче малины с молоком.
-- И не надо.
-- А я ему половину своей отдам... -- сказал Володя.
-- Ну так и ты ничего не получишь.
-- И не надо.
Мама не особенно рассердилась. Она была рада, что у Вареньки прошел пальчик, и только улыбалась, когда бабушка рассказала ей, как я очутился на запертой подволоке.
-- Скажи: зачем залез?
-- Играть.
-- Не ври! Ты думал, что там Хаврюша...
-- Ну и думал... А где он, мама?
-- Не скажу.
-- Скажи! Мы только погладим его. Мама!
Мы стали приставать к маме, и она сказала, что Хаврюша заперт в чулан под лестницей.
-- Позволь нам поиграть с ним!
-- Будет. Завтра его кушать будем...
-- Позволь. В последний раз! Надо же проститься.
-- Нечего прощаться...
-- Вот ты какая нехорошая... Неужели тебе не жалко Хаврюшу?..
-- Жалко, да что же делать, голубчик?..
-- Пусть поживет до моего ангела!..
-- Нет... Нельзя... Папа хочет поросенка с кашей...
-- Купи другого!
-- И другого будет так же жалко, как этого...
-- Нет! Нам только Хаврюшу жалко... Хаврюша такой хорошенький... Любит нас...
-- И мы его любим... Очень любим... -- сказал я.
Звонок оборвал наши разговоры: это папа пришел со службы. Сердитый пришел. Нечего и просить. Стал браниться, что не накрыли стола к обеду. Он очень хотел кушать.
-- Поросеночка зажарили? -- спросил папа.
-- Нет... Завтра уж...
-- А я просил -- сегодня.
-- Завтра непременно зажарим...
-- С кашей! Побольше масла... Чтобы зарумянилась кожа, подсохла немного...
-- Он, папа, маленький очень. Лучше бы дать ему пожить, чтобы вырос побольше. А то мало у него мяса... -- попробовал я спасти Хаврюшу.
-- Маленький вкуснее. Ничего ты не понимаешь...
Я вздохнул и ушел в детскую. Не спасешь Хаврюшу... Увидал под своей кроватью корзинку, в которой спал несколько раз Хаврюша, и так мне сделалось жалко, что слезки выступили на глазах.
-- Ах, папка! Злой ты какой! Тебе бы только съесть Хаврюшу, -- сказал я и очень рассердился на папу.
После обеда, когда папа лег спать, Володя стал звать маму гулять.
-- Гуляй один.
-- Я с тобой хочу...
-- Куда же мы пойдем?
-- Так, по улицам...
-- Не хочется, голубчик.
-- Пойдем со мной, -- предложила бабушка.
-- А ты куда?
-- К вечерне...
-- А мама?
-- Я останусь дома.
-- А кухарка? Она пойдет куда-нибудь?
-- А зачем тебе это знать?
-- Надо.
Какой глупенький Володя. Зачем было спрашивать про кухарку?.. Догадаются вот.
Володя ушел с бабушкой, а я остался... И кухарка куда-то ушла, да беда была в том, что чулан был заперт на замок, а ключ был у мамы. Постоял около чулана, послушал и позвал Хаврюшу. Услыхал. Хрюкает... Миленький! Экая досада! Так бы сломал дверь и выпустил Хаврюшу!.. Взял я палочку, всунул ее в дверь, поискал ею Хаврюшу. Да что толку? Проклятая дверь! Стукнул в нее каблуком. Что-то упало с полки в чулан... Убежал. А время шло и шло... В столовой уже приготовляли стол к чаю. Папа проснулся и умывался, плескаясь водой... Вернулась бабушка с Володей...
-- Ну что? -- шепотом спросил у меня Володя.
-- Не удалось.
-- Эх, ты!..
-- Заперт чулан, а ключ у мамы...
-- Утащил бы! -- сказал Володя.
-- Ай-ай... Разве можно?..
-- Сказал бы, что я... Меня нельзя розгами: я -- маленький...
Напились чаю. Стало темнеть на улице, и все меньше оставалось жить на свете нашему Хаврюше. Как только пробьют часы, у меня вздрогнет сердце, потому что еще пришел час хаврюшиной жизни. Принесли зажженную лампу. Велели уходить в детскую... Папа сел заниматься и запретил ходить взад и вперед по комнатам. Пошел дождик. На двор больше не пустили. Мы сидели с Володей в детской и смотрели на двор... Нам было очень скучно и хотелось плакать. А дождик все шумел по крышам и ручейками сбегал по окошку. Опять пробили проклятые часы...
-- Ложитесь! -- сказала бабушка.
-- Не хочется...
-- Как это не хочется? Девять пробило... Я вот позову отца... Идите прощаться с родителями.
Пошли прощаться с папой и мамой. Хотел я еще последний раз попросить папу о Хаврюше, но папа писал, и у него было очень сердитое лицо. Так я и не решился. Когда мы прощались с мамой, я подтолкнул Володю локтем, чтобы он начал разговор.
-- Ну, ложитесь с Богом! -- сказала мама, поцеловавши нас обоих.
Мы не уходили.
-- Ну, идите!
-- Мамочка! Позволь проститься с Хаврюшей!..
-- Вот придумали.
-- Ведь завтра уж... не увидимся с ним...
-- Никогда не увидимся! -- сказал я, заплакал и убежал...
Не пустили проститься с Хаврюшей. Мы разделись, но очень долго не спали. Мы все слушали, как шумит дождик по крыше, как со звоном вода стекает по сточным трубам и как папа считает на счетах... Лампадка горела в углу перед Богом, и на потолке был светлый кружочек от нее...
-- Спишь? -- спросил Володя.
-- Нет, а ты?
-- И я -- нет...
-- Я знаю, про что ты думаешь.
-- Про что?
-- Про Хаврюшу.
-- Да. А ты?
-- И я тоже.
Мы замолчали. Потом Володя присел на кровати и спросил:
-- А что, Бог может спасти Хаврюшу, если Ему помолиться хорошенько?
-- Наверно, может...
-- Ведь Бог все может? Бабушка говорит, что Он все может сделать, что угодно...
-- Да, если захочет...
-- Давай -- попросим! -- сказал Володя.
-- Давай!..
Мы присели на кровать и стали молиться и просить, но не вслух, а про себя. Я уже кончил, а Володя все молился и шептал что-то. Потом мы опять долго молчали. Я все думал, как может Бог спасти Хаврюшу, если ключ от чулана у мамы, -- как вдруг Володя сел в кроватке и спросил:
-- А у Хаврюши есть душа?
-- Не знаю...
-- Наверно, есть...
И опять лег... И опять мы молчали... Еще раз громко пробили часы, -- опять мне стало так жалко Хаврюшу, что я ткнулся лицом в подушку и потихоньку заплакал. И больше я уже не слыхал, как бьют часы. Верно, уснул...
Утром я проснулся первый. Был яркий такой солнечный день. Дождик хорошо вымыл двор, дома, камешки, листочки на деревьях за забором. Все было светлое, чистое, веселое такое. В церкви звонили к ранней обедне, и где-то кудахтала курица. "Верно, снеслась курица", -- подумал я и вдруг вспомнил про Хаврюшу... И мне стало страшно думать про Хаврюшу и захотелось, чтобы Володя не спал.
-- Володя, курица кудахчет как на дворе! Слышишь?
Володя не просыпался. Тогда я подбежал к нему и потрогал его за ногу, которая выставилась из-под одеяла. Володя поджал ногу, но все-таки не проснулся. Тогда я сердито дернул его за руку и громко сказал:
-- Спи, спи! А Хаврюшу зарезали...
Володя раскрыл глаза и зажмурился от свету.
-- Чего спишь? Проспали Хаврюшу-то.
Тогда Володя заморгал глазами, сел в постели и начал чесать себе обеими руками затылок. Я еще раз сказал то же самое -- и тогда Володя спрыгнул с кровати и начал быстро надевать чулочки. Мы кое-как оделись, не застегнули даже башмаков и потихоньку вышли из детской. Было тихо в комнатах, только в столовой кухарка брячала чайной посудой... Мы подошли к двери в кухню и остановились. Страшно было нам войти в кухню.
-- Иди!
-- Иди ты вперед!
-- Боюсь.
-- И я.
-- Думаешь, убили?
-- Наверно...
-- А может быть, Бог спас... -- сказал Володя, перекрестился и приоткрыл дверь в кухню.
-- Казнили! -- сказал он и быстро затворил дверь.
-- Там?
-- На столе...
-- Мертвый?
-- Мертвый...
Меня тянуло пойти в кухню и посмотреть на мертвого Хаврюшу, но было страшно туда идти.
-- Что вы тут толчетесь? -- спросила кухарка, проходя в кухню.
-- Закололи? Да?
-- Закололи, голубчики... До смерти жалко и самой-то мне... Поглядите! Тепленький еще...
Кухарка ушла.
-- Иди посмотри!..
-- Не хочу...
-- И я...
-- A-а, слезки...
-- А у самого-то?..
Мы разошлись в разные стороны и перестали говорить про Хаврюшу. Но мы не переставали думать о нем -- и оба были невеселые. Не хотелось идти на двор играть, не хотелось пить чай с хлебом и здороваться с папой и мамой...
-- Пегасик! Нет у нас Хаврюши, убили его! -- жаловался я Пегасу, когда он, грустный, пришел к нам в детскую. Пегас опустил хвост и голову. Я обнял его за шею и поцеловал в морду... Пегас лизнул меня, встал посреди комнаты и задумался. Потом он покружился на месте, лег и вздохнул, положив морду на передние лапы. Тянулся день, длинный и скучный, и опять били проклятые часы... "Дон, дон, дон". Три часа... Вчера, когда часы били три раза, Хаврюша был еще жив, а теперь нет его... И завтра будет бить три часа, и послезавтра, и всегда... всегда. А Хаврюши никогда не будет на свете...
Пришел папа со службы. Позвали обедать.
-- Не хочется, мамочка...
-- А мы не пойдем! -- хмуро сказал Володя.
-- Папа сердится... Идите!..
-- Ну, останетесь без обеда... А сегодня поросеночек с кашей.
-- И не надо, ешь сама!
-- И малина со сливками.
-- Не надо.
Мы не пошли обедать... Мы боялись увидеть жареного Хаврюшу с распоротым брюшком, набитым кашей... Мы вылезли через окошко на двор и там около сарая плакали о Хаврюше. Когда все кончилось, мы пошли домой через кухню. Лучше бы не ходить!..
Кухарка мыла посуду, а Пегас жадно ел косточки, так что они трещали у него на зубах... Сперва я не догадался, что ест Пегас, но когда увидел Хаврюшин хвостик, то понял...
-- Скверный ты пес, гадкий! Володя! Он ест Хаврюшу... Все вы гадкие, все, и ты, кухарка!
-- А мне, думаешь, самой не жалко?
-- Скажешь -- не ела?
-- Ела... Чего уж... А как жарила, так поплакала...
Пегас подошел ко мне и замахал хвостом, но я пнул его ногой:
-- Пшел!.. Хаврюша любил тебя, а ты... Ах, ты, негодный пес!..
-- Только папаша и кушали... Мамаша не могли... А бабушка и поела бы, да зубов нет.
-- Все вы гадкие! Не люблю вас! -- закричал я и убежал опять на двор.
Пришел Володя.
-- Вот бабушка говорила, что Бог все может... А Хаврюши нет на свете...
Вечером, когда бабушка пришла укладывать Володю, -- он сказал ей:
-- Наврала ты, бабушка.
-- Чего я тебе наврала?
-- А про Бога-то?.. Говорила, что Он может...
-- Ну?
Володя рассказал, как мы молились и просили Бога спасти Хаврюшу. Бабушка рассердилась и сказала:
-- И молиться за поросенка грех! Будет Бог обращать внимание на свиней!.. Он с людями-то, поди, устает, не успевает...
-- А ты говорила, что Бог всех любит!.. И людей, и зверей?..
-- Молчи! Сами вы еще поросята, а туда же про Бога разговаривать...
-- Теперь не буду тебе верить...
-- Молчать!..
-- Врунья!
Бабушка подошла и нашлепала Володю. Володя начал плакать и бранить бабушку. Я заступился за Володю...
-- Злая ты, а еще бабушка! -- крикнул я.
И меня нашлепала бабушка. И оба мы лежали в кроватях и долго плакали... Про бабушку я давно забыл, но не мог остановиться, потому что мне было жалко Хаврюшу... "Хаврюша! Хаврюша! Милый, бедный наш Хаврюша! -- шептал я. -- Никогда больше не увидимся, никогда!"
Печ. по: Чириков Е. Ранние всходы. М., 1918. С. 169-194. Впервые: Детский мир, 1909. No 9. С. 267-276; No 10. С. 291-312.