Миша упорно молчал... Он не желал вовсе разговаривать... Его звали обедать, он категорически отказался:
-- Не желаю...
Его звали пить послеобеденный чай, -- он ответил очень спокойно, с твердой решимостью в тоне:
-- Пейте, пожалуйста, чай, кофе, а меня оставьте в покое: мне ничего не нужно.
Старшая сестра, Нина, получившая такой ответ от Миши, неестественно громко расхохоталась и сказала:
-- Ты думаешь, кому нужно?.. Сделай одолжение: можешь прекратить и еду, и питье, -- никто не заплачет.
Сказала и весело вспорхнула и скрылась за дверью. Миша, впрочем, уловил как в ее голосе, так и в этом чересчур беспечном ответе, и в том, как она порхнула, -- нечто говорящее в свою пользу... Конечно, она притворяется, показывая вид, что и папе, и маме, и всем "не больно нужно", что он не обедает и не пьет чаю... Наверно, все очень беспокоятся и не знают, как склонить его к согласию обедать и пить чай... Ну, и пусть помучаются... Сами виноваты. Единица из латинского еще не такая вина, чтобы срамить его при всех и говорить, что он лучше пойдет в сапожники... Ну, в сапожники, так и ладно, и прекрасно, а обедать он все-таки не будет...
Миша сидит в гостиной на диване, смотрит на развернутый номер "Будильника" и прислушивается к тому, что делается в соседней комнате. Там, наверное, говорят о нем и о том, что он не обедает, ничего не ест и не пьет, и что он, в сущности, -- "способный мальчик".
-- Где же Михаил?.. Все еще дует губы? -- слышится голос матери.
-- Они сердятся, -- как-то протяжно и с ударением отвечает Нина.
-- Надо ему все-таки оставить чего-нибудь, -- басит голос отца.
"Ага!.. Оставить!.. Больно-то мне нужно!.. -- мысленно произносит Миша. -- Зачем же сапожнику оставлять?.."
-- Михаил!.. -- кричит отец.
Миша молчит. Отец повторяет окрик.
-- Что? -- глухо, но с достоинством, отвечает Миша, ниже наклоняясь к "Будильнику".
-- Иди сюда!.. Будет дуться-то!..
-- Я не дуюсь, а читаю... Сапожнику неприлично сидеть за столом...
-- Болван!..
-- И прекрасно... болван, так болван, -- вслух ответил вспыхнувший Миша и тихонько добавил, шевеля губами: "от болвана слышу"...
-- Прочванится... -- звонко доносится голос сестры.
-- Молчи ты, безмозглая, -- шепчет Миша, и страшная ненависть к сестре вспыхивает вдруг в его сердце. Миша жаждет мести... Если бы не было тут отца, он бы показал ей... И чего она лезет? Кажется, ее никто не спрашивает?!
Миша сердито откашливается, бросает "Будильник" на стол, потом шарит по своим карманам и вытаскивает карандаш. Под одной из карикатур, где изображен молодой человек под лавкой, -- а около лавки -- дама и пояснено текстом, что молодой человек режет ножом "вензель" этой дамы под лавкой, ибо верхняя сторона уже вся изрезана, -- Миша подписывает: "Это -- Нинка, а это Володька Петушков. Оба дураки непроходимые". Затем развертывает номер так, чтобы всякий заметил эту карикатуру, -- и уходит в свою комнату.
Заметив на столе шляпу Нины, Миша швыряет ее на пол.
-- На мой стол этакой дряни не класть! -- говорит он громко, хотя знает, что никто его не услышит.
Миша чувствует себя врагом решительно всех... Ему кажется, что дом разделился на два враждебных лагеря: в одном он, Миша, в другом -- все остальные. Поэтому, когда в комнату Миши вошла горничная, -- он встретил ее враждебно.
-- Михаил Павлыч!..
-- Проваливай!..
-- К вам гость пришел...
-- Проваливай, говорят.
-- Не емши -- вот и сердитесь...
Миша отлично понял, что горничную подсылали к нему... Раскаялись и стараются как-нибудь исправить... Он -- не маленький. Пусть помучаются!..
А есть, действительно, хочется... Разве зайти в кухню?.. Нет, не стоит: кухарка скажет горничной, горничная -- Нинке, и начнут потешаться...
Лучше протерпеть... Пусть придет сам папа, или даже мама, и скажут: "не сердись, Миша... Ты знаешь, что если не будешь есть и пить, то можешь захворать, и знаешь, как это огорчит нас... Ну, извини, больше этого не будет"... Тогда Миша, конечно, согласился бы и сейчас же пошел бы в столовую. Конечно, ему оставили... Сегодня, кажется, борщ готовили...
Миша проглотил слюну и, подойдя к двери, стал поджидать, когда послышатся мягкие шаги матери... Отец-то не придет, это уж верно, а вот мама может прийти и попросить извинения...
Но мама не шла, а есть хотелось...
Вместо ожидаемых делегатов, появился в дверях красивый сеттер "Фальстаф". Тихой, ленивой поступью вошел он в комнату, понюхал Мишу и вяло помахал хвостом...
"Фальстаф" -- любимец отца, и его место -- под письменным столом отцовского кабинета. Чего же он лезет сюда?.. Пусть идет к своему хозяину и виляет хвостом. Нажрался как!.. Даже брюхо раздуло...
-- Пшел! -- сердитым шепотом крикнул вдруг Миша и толкнул ногой собаку так больно, что та визгнула сперва громко, а потом тише и, обиженно поджав хвост, медленной рысью оставила комнату...
А есть хочется...
Миша долго сосал палец левой руки, сосредоточенно обдумывая свое положение... Наконец, поймал счастливую мысль, которая избавляла его от всяких компромиссов с врагами. Одноклассник Миши, Иванов, недавно продал на толкучем рынке братнину алгебру Малинина и Буренина и купил себе там же кинжал...
А Миша может продать свою книгу, прошлогоднюю, и купить себе в булочной пирожков и ватрушек, и даже пирожного... Можно еще зайти в молочную... А они будут мучиться... И пусть!.. Сами виноваты... в другой раз не станут...
Порывшись в своем книжном шкафчике, Миша вытащил, наконец, одну тощенькую книжонку... "Понадобится, да нескоро... Тогда забудут, что покупали, и можно будет -- новую", -- подумал Миша и окончательно обрек учебник на продажу...
Идти через столовую ему не хотелось... Там все сидят и подумают, что он навязывается и хочет как-нибудь помириться... Наплевать!.. Миша отлично обойдется и без дверей...
Миша вылез в окно, запрятал в пазуху книгу и отправился на толкучий рынок. Время близилось к вечеру... Скоро могут запереть лавки, надо торопиться... Миша летел на всех парах... Проходя около строящегося дома, он, для сокращения пути, двинулся по груде досок и мусора и запнулся... В результате была, дыра на сапоге, на самом видном месте... В другой раз подобное несчастье огорчило бы Мишу, тем более, что сапоги куплены недавно и вручены ему с предупреждением, чтобы беречь... Теперь -- наплевать!.. Пусть!.. Пускай покупают новые... Они, конечно, скажут: "ходи без сапог, как сапожник"... Но ведь он отлично понимает, что купят... Им же будет стыдно, если он, сын присяжного поверенного, будет ходить в худых сапогах... Не бойтесь, купят...
Вот и толкучий рынок. Здесь так оживленно, весело... Галдят, кричат, ругаются... Просто -- содом какой-то!..
-- Пира-аги гаря-ячия!.. -- гнусаво и пронзительно выкрикивает широколицый мужик, в грязном фартуке, с жирным носом. Этот мужик посмотрел на Мишу и предложил:
-- Хошь пирогов?.. С пылу, с жару -- пятак за пару!..
-- С чем? -- приостановившись, спросил Миша...
-- Возьми у меня! Барин! У него холодны, а у меня горячи! -- завизжала баба и встала с корчаги, в которой хранились горячие пироги...
-- Потом куплю!.. Некогда... -- произнес Миша и полез между густой толпою грязного пестрого люда к воротам, в гостиный двор с лавками старьевщиков.
В сильном волнении и впопыхах подошел он к лавочке букиниста... Тот стоял у своего шкафчика в выжидательной позе. Старик, в очках, с глубокомысленным взором, этот лавочник походил, по крайней мере, на профессора. Завидев гимназиста, он спрятался внутрь своего шкафика и, раскрыв какую-то книгу, углубился...
-- Покупаете книги?
-- А что продаете?
-- Азию, Африку и Америку! Совсем новая... -- впопыхах проговорил Миша...
-- Смирнова?
-- Да...
-- Европу взял бы еще... А этих много, -- произнес лавочник, нехотя принимая от Миши книгу...
-- Старое издание... Гривенник дам, -- добавил он, перелистав несколько страниц.
-- Велели -- за двадцать!.. Меньше -- не отдавать, -- застенчиво ответил Миша.
Лавочник позевнул и подал книгу Мише.
-- Ну -- пятнадцать!.. Ведь она совсем новая?!
Лавочник ничего не ответил...
-- Ну, ладно... гривенник...
-- Себе в убыток, -- позевывая, произнес лавочник, положил на прилавок два пятака, а покупку небрежно бросил на полку и опять уставился в книгу.
-- Я, может быть, и Европу принесу, -- проговорил Миша, запрятывая пятаки в карман.
-- Несите... Только какая Европа опять? Другая и гривенника не стоит... Это какое издание... Словарей нет ли? Шульца? Арифметики? Посылайте товарищей, -- я всех больше даю...
-- Пришлю...
Миша вышел и отправился осматривать съедобный товар. Не дошел до пирогов и соблазнился халвой с маком. На три копейки купил халвы и съел ее с большим удовольствием. А вот и баба с пирогами...
-- С чем есть?
-- С груздями, с говядиной, с морковью.
-- Почем?
-- Пятак пара...
-- С морковью не люблю... Давай один с говядиной, другой с груздями!
Съевши оба пирога, Миша захотел пить. На оставшиеся, за всеми расходами, две копейки он выпил две кружки какого-то розового квасу. Вторую кружку едва допил... Было немного противно и приторно, но оставлять все-таки было жалко.
-- Уф!.. -- выпустил Миша, с трудом допивши последнюю кружку квасу.
-- Что? В нос вдарило? -- хвастливо спросил квасник и громко и певуче закричал:
-- Ква-су ядре-ного, хал-одного, прохладительного!..
Вернувшись домой, Миша нашел на своем столе тарелку с куском холодного мяса, хлеб, стакан молока и три вафли. Единственно, что соблазняло Мишу -- это вафли. Это -- любимое блюдо Миши, но самолюбие не позволяет ему воспользоваться вафлями. Если бы еще не помнили, сколько вафлей дали: две или три, -- он одну сел бы... От каждой вафли Миша отрезал осторожно по краям по узкой ленточке и съел. Отхлебнул глоток молока. Вкусно... Но наплевать!..
Розовый ядреный квас то и дело "ударял в нос" Мише, а халва с маком и пироги с груздями и тухлой говядиной будоражили Мишин желудок...
-- Фу, ты!.. -- сердито говорил Миша и время от времени плевал на пол...
-- Где ты пропадал? -- спросила Нина, появляясь в комнате.
-- Это -- мое дело... Я тебя не спрашиваю, где ты шляешься...
Нина мимоходом взглянула на стол, где стоял Мишин обед в неприкосновенности.
-- Мама велела тебе съесть кусок мяса!..
-- Я могу и не есть... Я -- болван и сапожник... Вы присяжные поверенные, а я -- сапожник... и болван... Значит, -- и нечего!..
-- Ну, как хочешь...
И прекрасно!.. Гуляйте с вашим Петушковым, а меня оставьте в покое...
-- Дурак!.. -- бросила с раздражением Нина и ушла.
Миша чувствовал себя способным выдерживать осаду врагов и отражать все приступы их своим полным равнодушием к еде. Пироги с груздями и мясом, халва с маком -- явились его союзниками...
Может быть, так продолжалось бы еще очень долго. Но случилось непредвиденное обстоятельство, положившее конец взаимным обостренным отношениям.
У Миши стал побаливать живот и чем дальше, тем сильнее... Резь в животе заставила его лечь на постель, вверх спиною, и тихо охать. Миша не хотел выдавать своего безоружного положения и долго крепился и охал в подушку... Но пироги с груздями и квас ядреный, прохладительный, делали свое дело. Миша начинал стонать громче и бить кулаками в подушку.
-- Ах, да что это за наказанье!.. -- плаксиво гнусил он время от времени и дрыгал ногами.
К ночи Миша уже кричал, не сдерживаясь, и все враги толпились около его постели, кроме отца, который был, по обыкновению, в клубе. Мать мерила Мише температуру, сестра Нина терла горчичники, горничная побежала за доктором. Даже "Фальстаф" пришел навестить больного и, вертясь между хлопочущими врагами, смотрел" на Мишу своими умными глазами печально и сочувственно.
-- Что же ты наделал? -- тревожно спрашивала мать, страшно боясь в глубине души, не выпил ли Миша какого-нибудь ядовитого вещества, чем он грозил иногда во время таких же обостренных отношений...
-- Ты чего-нибудь принял? А? Миша! Скажи же, голубчик! Поскорей!..
-- Я, мама... Ох! Ай-ай-ай!.. Я продал, мамочка, Азию, Африку и Америку... ох!.. Ай-ай-ай!.. И купил пирогов с груздями...
-- Что ты! Миша! Он бредит... Господи!.. Что же доктор? Пошлите за отцом в клуб... Ох, Господи...
Мать наклонялась над Мишей, держала свою руку на его лбу и целовала Мишу в щеку. Сестра, со слезами на глазах, бегала по комнатам и, останавливаясь пред окном, тревожно смотрела на улицу, ожидая появления доктора.
Приехал, наконец, и доктор.
-- Ну-с, молодой человек, где у вас больно? Перевернитесь!..
Миша послушно перевернулся. Доктор его осмотрел, щупал, выслушал...
-- Что вы сегодня кушали?..
-- Ах, доктор, он совершенно ничего не ел сегодня... Как пришел из гимназии, -- ничего в рот не брал...
-- Это тоже нехорошо... Может быть, вы, молодой человек, все-таки скушали что-нибудь? Скажите по совести...
-- Да... я ел пироги с груздями... Я продал Азию, Африку...
-- Что такое?.. -- шепотом спросил встревоженный отец, прискакавший на извозчике из клуба, где он бросил партию неоконченной.
Спустя час, в доме все стихло... Миша с компрессом на животе лежал в постели, а около него сидели мать и сестра... Обе они ухаживали за Мишей и послушно исполняли все капризные требования его...
Боль в животе спадала, и Миша начинал чувствовать полное удовлетворение...
Первая публикация: Евгений Чириков. "Рассказы". Том 3. Издание товарищества "Знание". 1903 г.