Степочка не обращал больше на Колю никакого внимания, и Коля подружился с Лизой Макаровой.
Конечно, он никому не признался бы в этом, потому что не привык дружить с девочками, да еще с такими большими, как Лиза, — ей шел уже пятнадцатый год, и она перешла в восьмой класс. Но разницу в возрасте он замечал мало, так как ростом был выше ее, и она относилась к нему, как равная, без всякого покровительства, и много смеялась, вертя головкой с косичками, торчавшими, как рожки. Он чувствовал себя с ней очень просто, но они встречались только в присутствии мамы и никогда не говорили ни о чем серьезном. Если бы Коля не поссорился со Степочкой, ему и в голову не пришло бы ни о чем советоваться с Лизой. Но теперь ему вдруг очень захотелось поговорить и посоветоваться с ней, и как раз о своей ссоре со Степочкой.
Случилось так, что он пришел в библиотеку к обеду и не застал маму.
— Марфа Петровна ушла в горсовет и просила подождать, — сказала Лиза, не отрывая глаз от книги.
Коля стоял перед нею в нерешительности.
— Садись читай, — предложила она.
— Пойдем походим, — сказал Коля.
Она удивленно взглянула на него, но, дочитав до главы, захлопнула книгу и встала.
Они вышли в сад и пошли по дорожке, переходя из света в тень, из тени в свет. Коля не знал, как начать разговор, и они молчали. От этого молчания он смутился еще больше. Но она помогла ему.
— Хочешь, я покажу тебе мой домик? — спросила она.
— У тебя есть домик? — удивился Коля.
— Да. Там очень хорошо.
Она побежала вокруг здания библиотеки, и он побежал за ней. Позади библиотеки сад был еще гуще — он разросся за время войны и стал почти непроходимым. Раздвигая прутья кустов, Лиза вела Колю все глубже в чащу, и Коля вдруг увидел маленький сарайчик, сколоченный из темных, мохнатых от старости досок. Дверь была сорвана с петель и валялась тут же, в высокой траве. Лиза вошла в сарай, Коля — за ней.
Внутри пахло теплой прелью, сеном, мышами. Часть крыши была сорвана, но отверстие прикрывали ветви липы, сквозь густые листья которой голубело небо. Солнечный свет проникал в сарай через щели между досками, и все внутри было покрыто узкими сияющими полосами.
— Смотри, мы полосатые, как тигры, — сказала Лиза.
— Ты сюда часто ходишь?
— Иногда. Здесь такое чувство, будто мы на краю света, в дремучем лесу. Мне это нравится. На берегу реки Амазонки. А на самом деле мы в центре города. Раздвинь эти кусты и увидишь стены библиотеки.
Коле хотелось поговорить с ней о Степочке, но он не знал, как начать. И вдруг она сказала:
— Приходи сюда со своим Степой.
— Ты знаешь Степочку? — удивился Коля.
— Нет, не знаю. Только видела. С виду он совсем малыш, но я много про него слышала.
— Что ж ты слышала?
— Говорят, что он ничего не боится.
— Это верно, — сказал Коля убежденно.
— Так приведи его. Приведешь?
— Нет, — проговорил Коля глухо. И, отвернувшись, прибавил: — Мы с ним поссорились.
Лиза с сочувствием посмотрела в его огорченное лицо.
— Никогда не надо ссориться с теми, кого любишь, — сказала она строго. — Поссоришься из-за пустяков, а потом многие годы будешь жалеть и не сможешь поправить. Так у меня случилось с Настей.
— С какой Настей?
— С моей самой лучшей подругой. Она жила за городом, где-то на реке, и когда шла в город, проходила через лес. В начале войны, летом, перед самой эвакуацией, она пошла в город и по дороге набрала в лесу орехов. Тут она встретила девочек из нашей школы и раздала им все орехи. Мы тогда еще совсем маленькие были, только что в третий класс перешли. Я увидела их, когда они уже орехи доедали. И мне ни одного ореха не осталось! И хотя я терпеть не могу орехов, я рассердилась на Настю за то, что она угостила других девочек, а не меня, потому что ведь я была ее лучшая подруга. Она заплакала, она обещала принести мне целый мешок орехов, но я топнула ногой, сказала, что никогда, никогда не буду с ней больше дружить, и ушла.
— Но вы, конечно, помирились! — воскликнул Коля.
— Нет, — сказала Лиза, — мы не помирились, потому что я ее больше не видела. Мы уехали на Урал, а она осталась здесь. И все эти годы, в разлуке, я мучилась, что так нехорошо с ней поступила, что ее обидела, потому что она ведь была очень несчастная девочка…
— Несчастная?
— Ну да, несчастная. У нее не было ни отца, ни матери, а только отчим, старик. Он ее не любил, почти не кормил, одевал в рваные тряпки. Жили они где-то совсем одиноко, ни в городе, ни в деревне, и никто за нее заступиться не мог. Он даже в школу пускал ее неохотно, но она очень хотела учиться и ходила такую даль одна и очень хорошо училась. Она была самая старшая в классе по годам, но на вид нисколько не старше нас — тоненькая, тихая. С нашими девочками она мало сходилась и дружила по-настоящему только со мной, потому что я больше всех книг прочла. Она очень любила читать, но у ее отчима не было никаких книг, а я уже и тогда умела доставать книжки повсюду — и дома, и в городской библиотеке, и в школьной, и у знакомых. Все, что я читала, я рассказывала Насте. Мы шли с нею к реке, садились у самой воды, и я рассказывала, рассказывала, рассказывала. Ей очень хорошо было рассказывать, потому что она могла слушать сколько угодно и никогда не перебивала. Мне не хватало книг для рассказывания, и я сама сочиняла длинные повести с множеством приключений и уверяла ее, что все это прочла. Я очень, очень ее любила…
— Ну, а теперь, когда ты вернулась, вы, конечно, помирились? — спросил Коля.
— Как же мы могли с ней помириться, когда ее здесь нет! — воскликнула Лиза.
— Нет? А где же она?
— Я, когда вернулась сюда, прежде всего побежала о ней узнавать, — сказала Лиза. — Я узнала, что при немцах она со своим отчимом довольно долго жила где-то здесь, возле города, а потом они вдруг оба исчезли, пропали без вести. И только теперь я наконец узнала, куда она делась.
— Куда?
— Немцы увели ее в рабство.
— Вместе с отчимом?
— Нет, одну. Об отчиме ее ничего неизвестно.
— Она работала у немцев на заводе?
— Не знаю — на заводе или в деревне, а только она убежала и долго где-то бродила и пряталась, пока туда не пришли наши войска…
— А где она теперь?
— А теперь она приезжает.
— Сюда?
— Сюда.
— Откуда ты знаешь?
— Она прислала письмо.
— Кому? Тебе?
Лиза нахмурилась.
— Вот в том-то и дело, что не мне! — сказала она горько. — Адрес мой она хорошо знает, потому что я живу там же, где жила до войны. Родных у нее нет, я была ее самая близкая подруга, и все-таки она написала не мне. Неужели она думает, что я до сих пор с ней в ссоре из-за орехов?
— Вздор! — сказал Коля уверенно. — Не может этого быть! Ты помнишь про эти орехи, потому что ты была неправа: вспоминаешь и мучаешься. А ей незачем их вспоминать, и она давно позабыла. Кому же она написала?
— Архипову.
— Архипову? — удивился Коля. — Почему Архипову?
— Не знаю. Архипов тоже оставался здесь при немцах, и они, наверно, познакомились.
— Когда же она приедет?
— Пишет, что скоро. Письмо пришло еще в июне, и я жду ее все лето. Может быть, с ней что-нибудь случилось…
— Вот и у нас со Степочкой… — начал было Коля.
Ему очень хотелось рассказать Лизе про Степочку.
Но тут вдруг они услышали голос Колиной мамы.
— Лиза! — кричала мама. — Лиза!
— Марфа Петровна зовет. Бежим! — сказала Лиза и выскочила за дверь.
— Вот и мы со Степочкой поссорились, — продолжал Коля, продираясь вслед за ней сквозь кусты.
— И очень глупо, — сказала Лиза не оборачиваясь.
— Да я с ним не ссорился… Это он со мной поссорился.
— Из-за чего?
— Ну, уж не из-за орехов, — сказал Коля.
— Раз он с тобой поссорился, значит ты, верно, что-нибудь не так сделал, — сказала Лиза на бегу.
— Он хочет, чтобы я вместе с ним… на лодке… — старался объяснить Коля, догоняя ее.
— А ты что ж?
— А я не могу.
— Побоялся?
— Не побоялся, а не могу…
— А я ничего не побоялась бы, — сказала Лиза не оглядываясь. — Мне потому Степа нравится, что он ничего не боится. И ты не должен бояться. Твой папа был героем, и ты должен быть героем.
Коля хотел ей объяснить, что Степочка зовет его с собой навсегда на Черное море, а он не может оставить маму совсем одну; но было уже поздно. Они уже вбежали в библиотеку, и мама, улыбаясь, разливала суп по тарелкам.