Путешествие
1
Коля влез в челнок и сел на среднюю скамейку. Степочка — босой, в коротеньких штанишках — оттянул челнок от берега и вскочил в него.
Камыши, еле видные в темноте, расступились с шуршанием, уступая челноку дорогу.
— Раз уж ты сел за весла, так греби, — сказал Степочка. — А я буду править.
И Коля стал грести. Сначала челнок шел медленно, с трудом преодолевая сопротивление камышей. Но камыши внезапно кончились, и они вышли на свободную воду — черную, с дрожащими светлыми пятнышками отраженных звезд. И пошли быстрее.
Руля у челнока не было, но было третье весло, коротенькое, и Степочка, сидя на корме, правил этим веслом. Он держал курс прямо от берега и даже несколько вправо, против течения.
— Я хочу выйти на стрежень еще до моста и там свернуть, — объяснил он. — Тогда нас пронесет под мостом в самой середине, между двумя центральными быками, на месте взрыва.
Коля смутно понял его слова, да и не вдумывался в них. Лишь бы двигаться — куда угодно. Взмахи весел и равномерные всплески воды успокаивали его. Редкие огни города, отражаясь в воде дрожащими столбиками, удалялись. Огни удалялись и плыли в сторону; несмотря на все усилия Степочки, челнок сносило течением. Сбоку в темном небе смутно угадывалось что-то еще более темное, поглощавшее то одну звезду, то другую, — взорванный мост.
Приближение моста чувствовалось по все нараставшему шуму воды, разбивавшейся у громадных каменных быков. Степочка, сидевший прямо против Коли, обеими руками держал рулевое весло, давил на него грудью. Он был напряжен и неподвижен.
— Греби! Только греби! — шептал он.
Коля послушно греб изо всех сил. Шум воды становился все громче, превращаясь мало-помалу в протяжный рев. Этот рев нисколько не беспокоил Колю, он к нему не прислушивался, не понимая его значения.
И вдруг сбоку во тьме он увидел что-то черное, какую-то громаду, стремительно приближающуюся, уже совсем близкую. Белая пена клокотала и бугрилась у подножия громады, а громада все росла и росла, надвигаясь на челнок из тьмы со скоростью поезда. Это был бык моста, и течение, волоча челнок боком, тащило их прямо на него.
Коле стало жутко, и он наклонился вперед, чтобы лучше рассмотреть лицо Степочки. Оно было напряженное, жесткое, спокойное. Степочка что-то сказал Коле, грохот воды заглушил его слова, но Коля догадался: греби! И Коля греб, греб, греб…
Пена клокотала уже вокруг, челнок как-то странно раскачивался, громада быка была уже совсем рядом и заслонила звезды, половину неба. Коле стало жутко и захотелось бросить весла. Но он взглянул на Степочку — и не посмел.
Вдруг Степочка резким движением переложил рулевое весло, и челнок круто повернулся — носом к быку. Коля вскрикнул, но сам не расслышал своего крика — так ревела кругом вода. В гибели он уже не сомневался.
Однако бык снова оказался сбоку. Их несло мимо.
Спасены!
— Бросай весла! — крикнул Степочка.
Коля выпустил весла из рук. Они повисли в уключинах вдоль бортов. Если бы он бросил их на мгновенье позже, весло было бы сломано — так близко к быку проносило течение челнок. Коля поднял голову и высоко-высоко над собою увидел исковерканные взрывом железные балки моста, растопыренные, словно пальцы. Звезды двигались между ними. Метрах в пятидесяти от челнока из воды торчал следующий бык, обвалившийся и почти целиком погруженный в воду. Издали, с городских улиц, он был едва заметен, но здесь вершина его, торчавшая над водой, казалась большой черной скалою, окруженной белой пеной.
— Вот это был расчет! — сказал Степочка с удовольствием. — Если бы я ошибся на один метр, наш бот раздавило бы, как яйцо.
Коля устал. Он все не мог отдышаться и жадно глотал воздух. Взорванный мост они уже миновали — огромный бык, который едва не погубил их, был за кормой и отступал, уходя во тьму.
Коля повернулся к корме спиной и стал смотреть вперед. Река тускло поблескивала при свете звезд. На высоком правом берегу был лес, и его зубчатые вершины отчетливо выделялись в звездном небе. Левый берег, низкий и луговой, едва угадывался в темноте. С этого почти незримого берега доносился треск кузнечиков и запах кашки.
— Грести мы пока не будем, — сказал Степочка. — Смотри, как нас быстро несет!
Челнок казался неподвижным. И, только глядя на правый берег, было видно, как круглые, обросшие лесом холмы ползли назад, постоянно меняя свои очертания. Течение кружило челнок — оно несло его вперед сначала носом, потом правым бортом, потом кормой, потом левым бортом и снова носом, и кружились берега, кружилась река, кружились звезды над их головами. Город и мост давно уже скрылись бесследно.
У Коли под ногами лежало что-то мягкое. Он нагнулся и нащупал сети из тонких бечевок. Это был невод — сложенный, он лежал на дне челнока. Тут же рядом лежали два длинных прута с лесками и крючками — две удочки.
— Одна для меня, другая для тебя, — сказал Степочка.
И Коля подивился: значит, Степочка все это время не сомневался, что он не посмеет его ослушаться и поедет с ним!
В челноке было сложено все то необходимое имущество, о котором Степочка говорил Коле еще на школьной крыше: солдатский котелок, мешок с картошкой, мешочек с сухарями, совсем маленький кулек с крупой, четыре банки мясных консервов. Была еще большая жестянка, в ней можно было готовить, но пока Степочка употреблял ее для того, чтобы вычерпывать воду из челнока. Была здесь и тренога, сделанная из толстой проволоки — изобретение Степочки, которым он очень гордился; эту треногу можно было поставить в костер и подвешивать к ней котелок. В карманах у Степочки хранились: три коробки спичек, перочинный ножик и замечательная, непромокаемая зажигалка. Она закрывалась герметически, с нею можно было выкупаться и потом зажечь. Настоящая морская вещь!
Было, конечно, и оружие, и прежде всего две ручные гранаты Ф-1. Кроме того, был длинный обоюдоострый нож, вроде кортика, но без ножен, и штык, шершавый от ржавчины и не совсем прямой. Было несколько десятков патронов, совершенно исправных: больших — от винтовки и маленьких — от нагана. Ни винтовок, ни наганов пока не было, но Степочка надеялся при случае их раздобыть.
Все это оружие предназначалось для двоих и было распределено Степочкой так: каждому по гранате, Степочке кортик, Коле штык. Но временно, ввиду того что им пока не угрожала никакая опасность, оно было сложено в одном месте — под передней скамейкой челнока, где суше всего.
Степочка задолго готовился к плаванию и старался предусмотреть все необходимое. Но в первую же ночь оказалось, что он предусмотрел не все. Он забыл об одежде. На нем была кепка, темная бумажная курточка поверх рубашки и брюки. Обуви не было никакой — он все лето ходил босиком и считал, что обувь нужна только зимою. У Коли были башмаки и носки, но не было ни курточки, ни кепки. Он совсем не готовился к путешествию и явился на челнок так, как ходил днем: в рубашке, надетой на голое тело. И мало-помалу стал зябнуть.
Сперва он только ёжился, потом начал дрожать. День был жаркий, а ночь оказалась холодной. Он снова принялся грести, чтобы согреться; выровнял челнок, вывел его на середину реки; но руки его так устали в первые минуты плаванья, что теперь едва слушались, и через четверть часа он в изнеможении передал весла Степочке, который тоже озяб. Степочка греб, а Коля сидел рядом на корме с мокрым рулевым веслом в руках и дрожал.
С левого берега полз туман, клочковатый, белесый; за пеленою этого тумана, сырого и холодного, постепенно исчезла вся река, исчезли берега, только звезды по-прежнему ярко сияли вверху.
Хуже всего было то, что Коле вдруг отчаянно захотелось спать. Несколько раз он задремывал сидя, но тотчас же просыпался от холода и опять с тоской видел кругом воду, туман, тьму. Он хотел предложить Степочке пристать к берегу и поискать где-нибудь тепла, но не решался, боясь, как бы Степочка не стал презирать его за слабость. Степочка давно уже не греб, оставил весла и тоже дрожал. Но был бодр, как прежде, и, задрав голову, внимательно разглядывал созвездия.
— Мы плывем прямо на юг, — сказал он, вероятно надеясь этим утешить Колю. — Большая Медведица как раз у нас за кормой. Где Большая Медведица, там север.
Коля обернулся и увидел семь звезд Большой Медведицы, висевших над рекой, как легонький мостик. Они показались ему такими холодными, эти звезды, что он сразу, дрожа, отвернулся от них.
— Вот если бы немного погреться, — сказал Коля робко.
— Да где же погреться? — спросил Степочка.
— В какой-нибудь деревне…
— Здесь деревень нет, — сказал Степочка. — Видишь, кругом ни одного огня.
Действительно, весь этот край, сожженный немцами, ночью казался необитаемым. Они не видели ни одного огня, с тех пор как покинули город.
— Ну, в лесу посидим…
— В лесу еще холоднее.
— Костер разведем…
Но Степочка был непреклонен. Он заранее составил себе план путешествия и не хотел от него отступать. По этому плану, всю первую ночь они должны были провести в плавании, чтобы поскорее уплыть как можно дальше от города. Тогда их не догонят.
— Вот солнце встанет, согреемся, — сказал он.
Но сам понимал, что солнце встанет еще очень не скоро. Ему тоже было холодно и тоже хотелось спать. Поразмыслив, он предложил:
— Давай ляжем рядом на невод, под скамейками. Прижмемся друг к другу, и нам будет тепло.
Действительно, на дне челнока было немного теплее. Они обнялись, грея друг друга. И Коля уснул.
Это был беспокойный, тяжелый сон, часто прерывавшийся. Коля просыпался от холода всякий раз, когда Степочка вставал, а Степочке приходилось вставать часто, потому что течение прибивало челнок к берегу и нужно было отталкиваться. Степочка ложился, и Коля засыпал снова. При каждом его пробуждении созвездия меняли свое положение в небе. Ночь двигалась.
Наконец он проснулся от такого нестерпимого холода, что больше заснуть не мог. Светало. Звезды исчезли, и края маленьких облачков в вышине розовели от солнца. Там, в небе, уже началось утро. Но внизу солнце еще не появлялось, и все было скрыто туманом, белым и плотным. Туман обступал челнок со всех сторон, как стена, и что за этой стеной — разглядеть было невозможно.
Степочка сидел за веслами и греб. Коля поймал на себе его взгляд и, закрыв глаза, притворился спящим. Ему не хотелось разговаривать. Нестерпимая тоска томила его. Он не сразу понял, отчего ему так тоскливо. Нет, не от холода. Ему плохо потому, что сам он нехорош. Он сделал что-то скверное, несправедливое. Вот только надо вспомнить, что он сделал.
И вдруг он вспомнил. Мама!
Он бросил ее, оставил совсем одну. Его мучило, что Степочка считает его трусом, ему Лиза сказала, что он должен быть героем, и он забыл о маме! Разве в том геройство, чтобы бросить все и бежать куда-то на Черное море? Это бегство, а не подвиг. Он просто бросил все важное, трудное, бросил на других людей и удрал. А этого важного и трудного так много! Вот подвиг — восстановить разрушенную школу. Вот подвиг — помочь Виталию Макарычу раскрыть до конца страшную тайну гибели партизанского отряда, узнать о судьбе папы. А мама… Вот самое важное дело — помочь ей жить, помочь ей перенести свое горе. Мама… Коля уехал, ничего ей не сказав, ни о чем не спросив. Зачем он так обидел маму!
Озябший, он лежал на дне челнока и от стыда не мог открыть глаз. Мама, конечно, беспокоилась о нем всю эту ночь. Она теперь ищет его по городу. Что же ему делать? Вернуться! Но как? Рассказать обо всем Степочке? Нет, Степочка не поймет его, он подумает, что Коля струсил, и будет смеяться.
И Коля решил расстаться со Степочкой, чуть только они пристанут к берегу, и вернуться в город пешком.