I
Зачем пришла ко мне в тайгу?
Зачем тревожишь речью нежной?
Я молчаливо берегу
Мою мечту в пустыне снежной.
И Темноокая Жена
Там, где белеет сонный иней,
Со мной давно обручена,
И черной верой крещена
В тайге холодной, темносиней.
И я давно заворожен
Напевом яростной метели:
Забыл весенний тихий сон
И звуки радостной свирели.
В глухонемой душе моей
Лишь веет снегом грозно вьюга,
И в дыме смольном от огней
Шаманит темная подруга.
II
В круглой зале темной башни
Пили темное вино.
И потом из темной башни
Вышли к Утренней Звезде.
И один из нас — усталый —
Канул в белую метель.
И за снежным покрывалом
Пела нежная свирель.
Ты рукой своею зыбкой
Тихо жала руку мне, —
Непонятною улыбкой
Отвечала злой луне.
И багряный свет из окон
Знаком новым был для нас:
Я ласкал холодный локон
В смертный час…
III
В темных улицах блуждали
При звезде.
И молились, и молились
По утру.
Колыхался и качался
Злой туман.
И в мучениях рождался
Бледный свет.
И лампады догорали
За окном.
Полутемные печали
Пали ниц.
Обручил нас новой тайной
Твой отец.
О, всегда необычайный
Звон колец!
IV
Я вошел нежданно в твой сад
В холодный предутренний час;
И услышал любви аромат,
И увидел на небе алмаз.
И я руки твои целовал
В неразгаданной злой тишине;
Кто-то звонкой косою бряцал,
Песню пел о щербатой луне.
V
Я целую тебя жертвенно
В побледневшие уста,
Но молитва моя мертвенна
И пуста.
Облака опять пустынные
Вдаль бегут.
Нас часы унылодлинные
Стерегут.
Оборвем ли нить таинственно
В этот час?
И простишь ли ты, Единственный,
Темных, — нас?
VI
Она пришла ко мне — желанная
По темным трудным коридорам,
И вновь любовью осиянная
Пленяет траурным убором.
И солнце вновь пьянеет весело
И ждет исхода из печали;
Судьба надежду тайно взвесила:
Дала нам новые скрижали.
Но та — печальная и строгая
Поет и веет странной тенью;
И медлю, медлю у порога я,
Внимая шелесту и пенью.
VII
Не надо слов, не надо.
Я буду покорен и молчалив,
И твои уста, полные яда,
Прижму к устам, вино из чаши пролив.
Не надо слов, не надо:
Будет радостен тихий обряд.
Нам в жизни будет отрадой
Медленный пить яд
И проливать вино из чаши,
Жертвуя его теням;
И светлы будут взоры наши,
И будет наш уют, как храм.
Не надо слов, не надо:
Все равно мир умрет.
Кто придет к алтарям иного града?
Кто слова любви поймет?
VIII
Мы ночью заблудились в залах;
Она за нами молча шла,
И на холодных покрывалах
Ложилась тень ее чела.
И в час, когда сомкнулись губы
И пал на сердце сладкий дым,
Ее мучительные зубы
Пугали скрежетом своим.
И в миг последнего слиянья
Кто знает чудо бытия?
О, Смерть, люблю твое молчанье
И блеск червонный лезвия.
IX
Я стучусь в твой терем белый,
Я молю тебя несмело:
Отвори мне, Смерть!
На распутье — в час томленья,
В час последнего томленья,
Свет зажги!
Вижу сдвинутые брови,
С каждым часом ты суровей, —
Но люблю…
Знаю, знаю: я — незванный,
Я незванный, но желанный,
Но избранный гость:
Ты всегда со мной играешь
И — азартная — бросаешь
Роковую кость.
Чет иль нечет? Чет иль нечет?
Голубица или кречет?
Кто умрет?
X
Беглянка
Венчанная крестом лучистым лань… Вяч. Иванов
О, лань моя с влюбленными глазами,
Беглянка лунная с лучистой головой!
Ты, оплетенная коварными сетями
И суеверною молвой.
В душистой заросли тебя подстерегая,
С любовью нахожу неверный след.
С крестом на голове! Таинственно-святая
Мечта моя! Мечты желанней нет!
Я вижу: ты идешь, влачишь обрывки сети.
Кто вервие накинул на тебя?
Ты — древний сон из канувших столетий —
Уходишь вдаль, надежду вновь губя.
И я иду, соблазну вновь покорный,
И тщетно напрягаю лук.
Как дали мертвенны! Как все дороги черны!
Как сладостны томленья темных мук!