Осенью прошлого года, будучи в Риме, я зашел в церковь св. Климента. Chiesa di S. Clémente примечательна. Она глубоко ушла в землю: надо спуститься вниз и осмотреть ее подземную часть. Там сохранились фрески VI в. Одна из них необычайна. Это -- Мадонна с Сыном. Безумные "врубелевские" глаза Богоматери и божественно-ироническая ее улыбка каким-то чудом сближают древнюю фреску с современностью. Церковь св. Климента построена на камнях, из которых некогда были сложены стены языческого храма, где совершались эзотерические служения -- дар Востока древнему Риму...1 Новая книга Вячеслава Иванова -- "Cor ardens" -- напоминает мне эту римско-католическую церковь с таинственной храминою под землею и с изображением в средней ее части (также подземной, но уже построенной в первые века христианства) лика Мадонны с глазами Мэнады.
Я верю, что символика "многослойного" италианского храма аналогична и параллельна символике, раскрытой в книге русского поэта. Неразрывная связь древнейших культур и восточного эзотеризма с эзотеризмом христианства и темами нашего тревожного XX в. характеризует сущность книги Вячеслава Иванова.
Скорбная Мадонна-Мэнада "мрачным оком смотрит -- и не видит; душный рот разверзла -- и не дышит": но в миг, когда приходит Дионис, ее сердце источает "слез ликующих ключи" и встречает -- "яростное" и "жертвенное" -- своего бога, принимая покорно новую тишину -- "смесь вина с глухою смирной"2. Вот эта встреча Мэнады с Дионисом, сердца с богом -- основная тема новой книги Вячеслава Иванова.
Однако символ Диониса не всецело предопределяет содержание этой сложной книги. В той же мере торжествует в ней начало "аполлоновское"3, восстановляя желанное равновесие поэтических тем и форм. Отсюда поразительное торжество гармонии над лирическим хаосом, торжество строя и лада над началом смутных настроений, характерных для современного поэтического импрессионизма. Поэтическое мироотношение Вячеслава Иванова в наши дни -- явление исключительное. В самом деле, мы наблюдаем теперь в поэзии -- или устремление в страну чистой лирики, где иногда страшно веют мятели, иногда дивно зеленеют звезды, иногда безумно плачет океан, но никогда не бывает точных слов, определяющих космическую символику, -- или устремление к новому академизму, где высокая культура стиха, остроумные мысли, изысканные образы и бескорыстное служение совершенной форме не делают еще поэзии символической, в строгом и ограниченном значении этого термина.
Я не хочу сказать, что в поэзии Вячеслава Иванова нет совсем в себе замкнутой лирики: я лишь утверждаю, что этот круг переживаний заключен в иной круг -- круг мировых символов. И как бы радиусы -- лучи солнца-сердца -- соединяют лирический микрокосм поэта с объективно данным макрокосмом4. В этом смысле Вячеслав Иванов -- реалиста.
Этот реализм Вячеслава Иванова определяет такие свойства его души, которые дают ему удивительное в наши "злые времена" -- я бы сказал -- жизнеупорство. Лирические бури бросают легкие челны поэтов на опасные скалы и скучные мели, и, кажется, один лишь Вячеслав Иванов, как опытный кормчий, плывет по звездам, не страшась непогоды.
Пушкин, "беспечной веры полн", пел пловцам неустанно, и когда "лоно волн измял с налету вихорь шумный", лишь он один, "таинственный пловец", был выброшен на берег грозою6. Иная судьба Вячеслава Иванова. Кто-то незримый внушил ему отважную мысль взять в свои руки кормило. И вот "кормщик умный" должен был уступить "безумному поэту" свое опасное место. И что же? В эту "годину гнева", когда гибли в огне наши грузные броненосцы, поэт-кормщик провел бесстрашно по темным волнам свой утлый челн. Немногие были с ним вместе; немногие слышали его голос, но тот, кто слышал его, не забудет вещих слов:
Огнем крестися, Русь! В огне перегори
И свой Алмаз спаси из черного горнила!
В руке твоих вождей сокрушены кормила:
Се, в небе кормчие ведут тебя цари7.
Так пел поэт в мае 1905 года, а в 1906 году уже снова звучал его голос -- и не менее внятно -- как укор палачам:
Так! Подлые вершите казни,
Пока ваш скиптр и царство тьмы!
Вместите дух в затвор тюрьмы! --
Гляжу вперед я без боязни 8.
И не случайно в начале и в конце этого стихотворения пушкинские строки из его "стансов", посвященных Петру, чей образ являлся и нашему великому поэту как образ двуликий -- то восхищая его своим гением, то пугая его чарами своего демонического сердца. "Медный всадник" поразил души поэтов. И Вячеслав Иванов должен был сделать свое признание Сивилле и выслушать о нем ее пророческий шёпот:
Замирая, кликом бледным
Кличу я: Мне страшно, Дева,
В этом мороке победном
Медно-скачущего Гнева...
А Сивилла: Чу, как тупо
Ударяет медь о плиты...
То о трупы, трупы, трупы
Спотыкаются копыта...9
Вышла в свет пока лишь первая часть "Cor ardens": вторая часть, куда войдет "Rosarium", должна завершить поэтическое здание, которое созидалось поэтом в течение шести лет.
Тема любви и смерти раскрыта до конца в этой второй, еще не опубликованной, части сборника, но уже третья книга первой части -- "Эрос" и "Золотые завесы" -- позволяет судить об отношении Вяч. Иванова к этой теме10.
В стране любви вдохновенным вожатаем поэта был Данте. Перед ним преклонился Вячеслав Иванов покорно и самозабвенно. А неизменными и верными спутниками его на лирических путях были Вл. Соловьев и Тютчев. У них учился Вяч. Иванов петь так, чтобы голос его был созвучен пению звезд.
Однако не исключительный путь соловьевского софианства и не тайна суеверной любви Тютчева овладели сердцем поэта, а какое-то новое откровение, новый мир, божественно-противоречивый и богооправданный. Вячеслав Иванов знает, что "Матерь-Ночь" -- "вожатая владычица неотвратимых встреч", "заклятий Солнца -- разрешительница"... И он не боится "ключарницы глубин глубоких" -- чарой Полночи11. Вот почему, заклиная, он зовет к себе отрока:
Приди, мой сын, мой брат! Нас ждет двоих одна жена:
Ночь, Матерь чарая, -- глуха, тиха, хмельна, жадна...12
"Вызывание Вакха" и ряд других пьес того же цикла являются как бы первыми розами, чей душный хмель, опьяняя, уводит нас от повседневности в таинственный сад, "где бродят, заросли ломая, желаний темных табуны"13.
Иго любви и тяжело, и легко: тяжело тому, кто боязлив и слеп, и легко тому, кто не боится смерти и чей взор светел. Поэт принял покорно иго любви, и если смотреть на лирические стихи как на знаки, указующие на "дела и дни" наши, то ответственным и опасным покажется нам путь, пройденный Вячеславом Ивановым. Но поэт посмел сказать, что он "растворил свою жемчужину любви"14, посмел сказать:
Нищ и светел прохожу я и пою, --
Отдаю вам светлость щедрую мою15.
Эта дерзновенная ясность сердца предопределяет новую жизнь поэта, которую воспел он во второй части своей замечательной книги. И он по праву повторит слова Петрарки: "Di pensier in pensier, di monte in monte mi guida Amor" ...16
КОММЕНТАРИИ
Впервые: Аполлон. 1911. No 10. Печатается по этому изданию.
Статья была написана после того, как ВИ отошел от идей "мистического анархизма" -- своеобразной антропологической утопии, идеологом которой выступил Г. Чулков во второй половине 1900-х гг. Летом 1907 г. после интервью Г. Чулкова журналу Mercure de France ВИ пересматривает свое отношение к идеям Г. Чулкова (см.: Обатнин, 2000. С. 12-13). В статье "Кризис индивидуализма" ВИ писал, что "Анархия, изначала связывающая свои пути и цели с планом внешнего общественного строительства, в самих корнях извращает свою идею. Социальный процесс может тяготеть и должен приближаться к пределу минимального ограничения личной свободы: анархическая идея по существу отрицает всякое ограничение" (I, 839).
1...в церковь св. Климента. Chiesa di S. Clémente примечательна. <...> были сложены стены языческого храма, где совершались эзотерические служения -- дар Востока древнему Риму... -- Древнейшая церковь San Clémente построена над раннехристианской базиликой IV в., в нижнем уровне которой находится святилище Митры I в.
2...Мадонна-Мэнада "мрачным оком смотрит -- и не видит; душный рот разверзла -- и не дышит" <...> "смесь вина с глухою смирной". -- Цитата из стих-ния ВИ "Мэнада", посвященного Л. Д. Зиновьевой-Аннибал.
3 Однако символ Диониса не всецело предопределяет содержание этой сложной книги. В той же мере торжествует в ней начало "аполлоновское"... -- Дихотомия дионисийского и аполлоновского начал восходит к работе Ф. Ницше "Рождение трагедии, или эллинство и пессимизм" (1871).
4 И как бы радиусы -- лучи солнца-сердца -- соединяют лирический микрокосм поэта с объективно данным макрокосмом. -- Концепция микрокосма человека как малой вселенной (макрокосма) распространена в мистико-эзотерических и герметических учениях древности и служит основой для метафизических аналогий в религиозно-философских исканиях XX в. Ее истоки -- космогонические мифы о создании мира из тела Первочеловека, некоего Адама Кадмона. См. стих-ние ВИ "Небо -- вверху, Небо -- внизу", посвященное Бердяеву (II, 267).
5 В этом смысле Вячеслав Иванов -- реалист. -- Речь идет об онтологическом символизме или реалиоризме ВИ. Об этом см.: Мицкевич Д.Н. "Реалиоризм" Вячеслава Иванова // Христианство и русская литература: Взаимодействие этнокультурных и религиозно-этических традиций в русской мысли и литературе. Сб. 6. СПб.: Наука, 2010. С. 254-342.
6 Пушкин "беспечной веры полн" <...> был выброшен на берег грозою. -- Речь идет о стих-нии А.С. Пушкина "Арион" (1827).
7 Огнем крестися, Русь! В огне перегори <...> Се, в небе кормчие ведут тебя цари. -- Цитата из стих-ния ВИ "Цусима" (II, 252).
8...Так! Подлые вершите казни <...> Гляжу вперед я без боязни. -- Цитата из стих-ния ВИ "Палачам" (Гляжу вперед я без боязни...") (II, 257).
9...Замирая, кликом бледным <...> Спотыкаются копыта... -- Цитата из стих-ния ВИ "Медный всадник" ("В этой призрачной Пальмире...") (II, 259).
10...третья книга первой части -- "Эрос" и "Золотые завесы" -- позволяет судить об отношении Вяч. Иванова к этой теме. -- Речь идет о мистико-эротических утопиях ВИ и Л. Д. Зиновьевой-Аннибал. Сборник "Эрос", вошедший в книгу "Cor ardens", был посвящен С. М. Городецкому, цикл "Золотые завесы" -- М.В. Волошиной (Сабашниковой).
11..."вожатая владычица неотвратимых встреч", "заклятий Солнца -- разрешительница" <...> чарой Полночи. -- Цитата из стих-ния ВИ "Заклинание", "Cor ardens" (II, 366).
12...Приди, мой сын, мой брат! <...> Ночь, Матерь чарая, -- глуха, тиха, хмельна, жадна... -- Цитата из стих-ния ВИ "Заклинание", "Cor ardens" (II, 366).
13..."где бродят, заросли ломая, желаний темных табуны". -- Цитата из стих-ния ВИ "Ропот", Cor ardens (II, 370).
14..."растворил свою жемчужину любви"... -- Там же.
15..."Нищ и светел прохожу я и пою / Отдаю вам светлость щедрую мою". -- Цитата из стих-ния ВИ "Нищ и светел", "Cor ardens" (II, 382).
16...слова Петрарки: "Bipensier inpensier, di monte in monte mi guida Amor"... -- "От думы к думе, от горы на гору / Меня любовь уводит..." (ит.) (перевод с ит. А.М. Эфроса), начало канцоны 129 Ф. Петрарки.