Почти всегда уходишь из театра с чувством разочарования и досады. И это понятно. Нужен или такой актер, как Сальвини, такая актриса, как Ермолова, чтобы все забыть вокруг и отдаться покорно гипнотизирующему трагическому голосу "одержимого" художника, -- или нужна такая гармония всей постановки, такое согласие драматурга, актеров, режиссера, какого почти никогда не бывает. Я такую гармонию наблюдал, признаюсь, очень редко -- вот разве при постановке "Балаганчика" Блока в театре В. Ф. Комиссаржевской.
В современном театре почти всегда скучно. Но вот недавно смотрел я "Зеленое кольцо" З. Н. Гиппиус, и не только не скучал, но ушел из театра как-то хорошо растревоженный и, быть может, пойду опять смотреть эту странную пьесу.
Прежде всего должен сказать, что "Зеленое кольцо" решительно выходит за пределы эстетических категорий. Эстету просто нечего делать с этим "кольцом". Автор до того скуп в своем творчестве, что тот, кто ищет в искусстве "радости", этой радости совсем не найдет. Примечательно, однако, что у драматурга не было, по-видимому, и задания такого, ни малейшей попытки "украсить пьесу". А между тем я жадно слушал этот строгий, к одной цели направленный диалог, смотрел с неотступным интересом сцену за сценою, где все какое-то одно устремление, один порыв. Мне кажется, что очарование "Зеленого кольца" именно в этом исключительном единстве устремления. Душа автора куда-то летит. Вот этот полет и волнует, и увлекает. Как будто видишь малую, хилую птицу с огромными белыми крыльями, и сначала не веришь, когда крылья влачатся в земной пыли, что этой птице дано летать в лазури, а потом с изумлением следишь за солнечным полетом.
Конечно, все зависит от того, как посмотреть на "Зеленое кольцо". Если прийти в театр с определенным намерением ни о чем не догадываться и ни во что не верить, тогда, конечно, в "Зеленом кольце" увидишь только несколько неожиданную фабулу, услышишь не совсем ребяческие речи подростков и почувствуешь, как укор, тенденцию автора. Но есть другая, более счастливая для зрителя возможность -- стать на точку зрения автора и тогда -- я думаю -- не соглашаясь с ним, можно понять его в известной мере. А так поняв, нельзя не оправдать все это его драматическое дело.
У меня, признаюсь, был иной опыт, то есть я не только извне понял, что хотел сказать автор, но и как-то невольно согласился с ним. Я согласился с тем, что целомудренной душе девушки и отрока сегодня, в начале XX века, невозможно принять покорно те формы брака, сопутствуемого развратом, тяжелым и косным, какие существовали до сих пор. Да и "счастливый" брак, верный и прочный, можно ли принять? Здесь что-то неладно, что-то неблагополучно. История Дафниса и Хлои не вместится в наш новый любовный опыт. Идиллия никак не получится. И даже любовные муки Тристана мы теперь понимаем как-то " ретроспективно".
Вот об этом, мне кажется, пьеса З. Н. Гиппиус. Отвращение к этим формам брака и "любви" так остро и так напряженно в "Зеленом кольце", что невольно является мысль о монашеской точке зрения. Нет ли тут под новою маскою ветхих и суровых идей того же восточного аскетизма? В том-то и дело, что нет. Надо прислушаться к тому, о чем лепечут эти подростки из "Зеленого кольца". В том-то и дело, что целомудрие не аскетизм. Пусть наивно, пусть нескладно, пусть безумно даже -- все это, весь этот отказ от вчерашней семьи. Но зато здесь есть верность заповеди -- будьте, как дети. И в шутливом разговоре с дядею Микою, когда кто-то спрашивает, а как быть, если дядя Мика в самом деле влюбится в Финочку, и ему отвечают, что тогда надо будет "страдать", и в поцелуе двух влюбленных подростков; и в самом непонятном веселом возбуждении этих чем-то взволнованных юношей: во всем есть дух новый, чуждый простого и высокомерного отрицания любви и жизни.
КОММЕНТАРИИ
Печатается по: Чулков Г. Наши спутники. М.: Изд-во Н. В. Васильева, 1922. С. 54--56.
Чулков Георгий Иванович (1897--1939) -- писатель; выдвинул идею "мистического анархизма" (4О мистическом анархизме". СПб., 1906).
История Дафниса и Хлои... -- герои любовно-буколистического романа древнегреческого писателя Лонга (II--III вв.) "Дафнис и Хлоя".
Тристан -- герой ряда литературных памятников со времен Средневековья, любящий Изольду.