Артемон, Мартина и Кирьяк.
Артемон. Боже мой! Да замолчи, пожалуй, я тебе говорю, что ты столько рассудить не можешь, сколько я... Я мужчина, следовательно имею разум получше твоего; знаешь ли ты пословицу, у бабы волос долог, да ум короток.
Мартина. Я не хочу слушать твоего разума, и знаю что у тебя его нет, ты глуп.
Артемон. Покорно благодарствую, быть терпеть, ныне уж не старинные времена: и жёны привыкли над мужьями господствовать; я буду не первый, который снесёт от жены такую похвалу.
Кирьяк. Ежели их не разнять, то они и здесь подерутся: им и то не помешает, хотя б теперь множество народа здесь было. ( Мартине ). Вы сударыня очень грубо поступаете против вашего мужа.
Мартина. Он того и достоин.
Артемон. Могу ли я хотя один раз во всю твою жизнь привести тебя в рассудок, ты конечно заклялась, что б никогда не соглашаться на то, что мне угодно. Господин Мамонт, человек разумный, и при том велеречивой, это дарование редкие люди имеют, он говорит всё хорошее, а я конечно предпочту разум всякому богатству на свете, дочь наша будет счастлива, когда она будет за ним.
Мартина. А я тебе говорю, что твой Мамонт несносной пустомеля, и болтает всегда, как ветреная мельница; он думает, што много знает; однако в самой вещи еще глупее и тебя, ты глупец непросвещенный; а он дурак ученой, так ты хочешь прибрать и зятя себе под пару. Я тебе говорю, что я на это никогда не соглашусь.
Кирьяк. Надобно вам дать ей время, что бы опомнилась; а то все ваши слова, как к стене горох, не пристают.
Артемон. Я не знаю, что мне с нею делать, скажи ты мне какое средство в старину употребляли, что б усмирить таких вздорных баб?
Кирьяк. В старину, сударь, употребляли это средство, что ныне называют дубинами: тогда эдакие спорщицы смирнёшеньки были, как овечки, да полно, ныне почитается это за подлость.
Артемон. Слышишь ли, госпожа жена, чем вас в старину-то потчевали? Так я тебе говорю, что ты замолчать должна и не принуждать меня теперь употребить старинного средства, от которого тотчас покажется твое смиренство.
Мартина. Ты глуп, да и очень, да и тот дурак, у которого ты спрашиваешь. Я плюю на твою старину, слышишь ли, я тебе сказываю?
Артемон. Пожалуй поберегись, я тотчас нынешнее обыкновение забуду.
Мартина. Для чего ты не соглашаешься на мое мнение? Господин Мина человек постоянный, скромный и зажиточный; что он просит, то это для нас ещё лучше: он будет в моих повелениях, а я буду управлять его домом, смиренный зять лучше твоих десяти разумных говорунов.
Артемон. Да какое это увеселение, когда зятя моего называть будут все дураком?
Мартина. Да на что тебе лишней в зяте разум? Жениться ведь - это не книги сочинять: был бы только человек; а разум дело последнее.
Кирьяк. Это справедливо, сударыня, разум дело наживочное; равно как и деньги, с летами всё придёт. Господин Мина теперь на сороковом году, только несколько глупенек: а как постарее будет, то разуму у него прибудет. Однако сударыня, это дело такое, о котором заочно говорить не можно, надобно позвать обоих женихов и, рассмотрев их действительно, сделать определение: сожитель ваш на это согласится, да и вы должны непременно.
Артемон. Я хотя и довольно знаю Мамонта, и его состояние: однако не худо, ежели они будут оба вместе; мы тогда увидим, который будет из них лучше.
Кирьяк. Это справедливо.
Мартина. Очень хорошо, я на это согласна; я знаю действительно, что Мамонт мизинца-пальца не стоит.
Артемон. Я уж тебе сказал, что Мина твой глуп так как наш скот, и не может сравнятся с таким красноречивым человеком, как Мамонт.
Мартина. Ты сам глуп, и для того за дурака вступаешься.
Артемон. Слушай же, жена, я скоро выйду из терпения, и покажу тебе, что я сердит.
Кирьяк. Да вы опять поссорились, на что же прежде времени так горячиться, оставьте, сударыня, ваш гнев до времени.
Мартина. Изрядно: я буду дожидаться.
Артемон ( Кирьяку ). Сходи же ты и попроси обоих ко мне.
Кирьяк. Очень хорошо, сударь.