Не опасаясь имени труса и не боясь названия быть кому-нибудь подобным, а по слову моему примирившись со всем светом, намерен я рассказать некоторую сверхъестественную притчу, которую слышал от знакомого мне некоторого отставного приказного служителя. Сей человек сорок лет неотступно заседал в приказе, делал весьма много дел, однако не мог накопить пожитков по причине той, что последовал он обычаю своих предков, которых можно почесть было бессребрениками. Всякий из них не имел у себя больше, как только один кафтан без камзола, воротник от поношенной рубашки и сверх того небольшой лоскуток черного флеру, кой завсегда служил вместо галстука. Голову таковые подвижники всегда имели открытую и, не опасаясь простуды в самые лютые морозы, завязывали одни только уши некоторого рода платком, который состоял часто и из простой тряпицы: а любили ли они вино, о том уже и говорить почитаю я за излишнее. От такого избранного корня произошла сия особливая отрасль, то есть тот подьячий, который рассказал мне сие приключение. По прекращении приказной службы кормит он голову свою переписыванием разных историй, которые продаются на рынке, как-то например: Бову Королевича, Петра Златых ключей, Еруслана Лазаревича, о Франце Венецианине о Гереоне о Евдоне и Берфе, о Арсасе и Размере, о российском дворянине Александре, о Фроле Скобееве о Барбосе-разбойнике, и прочие весьма полезные истории. И сказывал он мне, что уже сорок раз переписал историю Бовы Королевича ибо на оную бывает больше походу, нежели на другие такие драматичные сочинения. И из оных научившись, сказал он мне, и сие приключение, а от кого он его слышал, о том я не известен, и из какого она автора, и того не знаю.
В некоторой части света, где обитают или обитали волшебницы, некто человек молодой, прохаживаясь по лесу, заблудился, то есть позабыл, куда ему из оного лесу выйти ко своему обитанию. Солнце уже спустилось за горы, и лучи его померкли, вечерняя заря потухла, и мрачная ночь повсюду расселилась. Нетон, так назывался молодой тот человек, опасаясь свирепых зверей, которые должны были выходить в сие время из своих берлог для сыска пищи, приложил всякое старание ко спасению себя. Он бежал весьма скоро, только не ведал сам, куда видел много, но одни деревья, слышал голос, но только эхо повторяло его собственный или восстающие звери ревели беспрестанно в лесу. Находясь в таком страхе, начал он приходить в великое отчаяние и действительно бы остался в оном и, может быть, погиб бы, если б не сжалилась над ним богиня лесов. Она привела его в прежнюю память и открыла ему путь к некоторому замку.
С высокой горы, хотя и не весьма обстоятельно, однако увидел Нетон небольшое, но великолепное обитание, отчего произошла в нём такая радость, как в таком корабельщике, который, странствуя весьма долго по морю, увидел наконец пристань. Нимало не медля, пошел он к милому для него предмету. Те ворота, к которым он подошел, были тогда не заперты, следовательно, без труда войти ему можно было. Во-первых, увидел он сад, который можно было почесть за некоторую редкость на свете, благоуханные цветы и деревья, драгоценные статуи и изрядное всего расположение составляли из себя великое увеселение взору и, можно сказать, всем чувствам. Нетон прежде всего хотел успокоиться от необыкновенного путешествия и, притом, установить свои мысли, которые преисполнены были страшными воображениями но только что вошел он для того в некоторую беседку, то встревожился еще и больше. Тут увидел он такое чудо, которого еще отроду видать ему не случалось: на дерновой лавке лежала весьма пригожая женщина, которая в то время спала, печаль её и отчаяние написаны были на прелестном её образе, и в самом глубоком сне испускала она ужасное стенание. Руки и ноги были у нее мраморные, а впрочем все члены человеческие. Сие усмотреть можно было Нетону, потому что была она нагая и ничем не прикрыта. Любопытство принудило его остаться тут до тех пор, покамест она проснется, чего ради сел он на другую лавку и, как весьма много утомился, то в скором времени и уснул. Сколько он находился в сем забытьи, того узнать не можно. Наконец, разбудил его голос, который произошел от устрашённой девушки. Открыв глаза, увидел он на полу разбитый горшок и пролитое молоко и слышал, что бежала от беседки женщина и кричала весьма громко. Вскочивши поспешно, бросился он догонять ее и хотел подать ей помощь. Девушка хотя и весьма поспешно от него бежала, однако он её догнал и весьма со учтивым принуждением возвратил в беседку. Пришедши туда, увидел он еще другое чудо: женщина та, которая тут лежала, вместо каменных, имела уже обыкновенные и руки, и ноги и могла без всякого помешательства иметь движение.
Нетон удивлялся сему чрезвычайно, но не меньше его дивилась приведённая им девушка. Она бросилась к превращенной женщине на шею и беспрестанными поцелуями изъявляла свою радость о изрядном и нечаянном её излечении и в великом восторге говорила ей так: " Я, сударыня, принесла тебе есть и, как увидела с тобой такого человека, каких я еще отроду не видывала, то чрезвычайно испугалась и закричала во весь голос, что несла в руках, то уронила, ибо я думала, что он тебя умертвил, не сердись на меня, сударыня, - промолвила она, - что я тебя разбудила".
По словах служанкиных женщина та возвела глаза на небо и начала благодарить богов следующими словами: " Премилосердные боги, неусыпные попечители о человеческом роде! Благодарю вас за милостивое ко мне снисхождение. Вы из великого моего отчаяния извлекли мне несомненную надежду, вы из бесчувственной сделали меня живою, потому что вам все возможно, и милость ваша-неисчерпаемый источник". Потом сказали Нетону, чтобы он сел подле её, и, поблагодарив его от искреннего сердца за то, что он был причиною её излечения, а по какому случаю, - уведомили его таким образом:
" Сей дом принадлежит некоторой волшебнице, которая могуществом превосходит многих, я её сестра родная и есмь такая же волшебница. В нашем собрании был заговор против некоторого пастуха за его продерзость, а я, его любя весьма много и не желая ему погибели, заговор наш открыла и дала ему все меры избавиться от наступающей погибели, за что все наше собрание превратили руки мои и ноги в мрамор, чтоб не имела я движения и мучилась до тех пор, покамест не испугает меня сонную какой-нибудь человек без всякого намерения, что теперь и сделалось. Служанка наша, - указывая на ту девушку, она продолжала, - носила мне обыкновенно пищу и, увидев со мною человека такого, какого она еще отроду не видала и не слыхала, что есть на свете мужчины, ибо мы ей о том не сказывали и к нам сюда из вас никто не приходит, весьма много она испугалась, отчего проснулась я в страхе и тем избавилась от жестокого наказания, которое бы мне претерпевать еще долго".
Потом благодарила она его ещё и обнадежила, что и сестра её не оставит его без награждения за такую нечаянную его услугу.
В скором времени появилась и она в той же беседке и, увидев сестру свою освобожденную от проказы, весьма много обрадовалась, и, обнявшись, они друг с другом плакали некоторое время от радости. Впрочем, не позабыла также и она благодарить Нетона и обещала ему изрядное награждение. Потом пошли все из сада в покои, где за великолепным столом веселились столько, сколько веселятся весьма обрадованные люди и люди такие, которые живут, не имея над собою никого большого. Трое они ужинали, и служила им одна та молодая и прекрасная девушка, а больше в замке обыкновенно никого не бывало. При благодарности хозяек и при умильных взглядах прекрасной их служанки Нетон охотнее и пил и кушал.
Покушал он, может, столько, сколько было надобно, а выпил, можно сказать с позволением его, слишком, ибо питье подносила прекрасная служанка прелестными руками с умильным на него взглядом и с приманчивой улыбкой, а Нетон имел сердце не каменное, следовательно, некоторое страстное волнение обладало его душою, иль попросту сказать, с самого первого взгляду он в неё влюбился, да и она не упустила случая дать ему некоторое наставление к тому глазами. Впрочем, была она девушка невинная, принесена волшебницами ещё по другому году в сей замок и тут воспитана, где никакого искушения увидеть ей было не можно, по причине той, что не было тут мужчин, ни дурных, ни хороших, ни молодых, ни старых. По окончании ужина отвели Нетону особливый покой, однако не был он для него успокоением, прельстивший его предмет и самая темная ночь не скрывала из глаз его. Ввечеру думал он о нём, ночью не выпускал из памяти, но и поутру не переставал о нем мыслить.
Начало любви Нетоновой было хорошо, но конец инаков, который в скором времени принудил его разлучиться со своею красавицею.
Самую ужасную беду легче снести человеку, нежели расстаться с любовницею в то самое время, когда истинная страсть всею своею силою полонит человеческое сердце; но судьба не по желаниям нашим располагает наши участи и весьма редко соглашается с нашими произволением и просьбою.
Большая сестра говорила меньшой, что должно ей непременно появиться в собрании, и когда согласились они на сие обе, то , простившись с Нетоном, вышли в другую комнату. Нетон и служанка желали посмотреть, что будут они тамо делать, и так в замочную скважину без препятства увидеть могли все их обращения. Старая волшебница вынула из ящичка некоторый маленький пузырек и капнула из оного несколько на голову молодой и потом себе, и так от сего составов одну минуту сделались они лебедями и вылетели в отворенное окно. Нетон и его любовница, как люди молодые и больше любопытные, нежели знающие, и видно по всему, что они не знали сего нравоучения: пришед в аптеку, ничего не отведывай, что б вместо лекарства не накушаться яду, -- захотели сделать с собою то же. Отворили комнату и вошли в неё без препятствия.
Любовница его была проворнее, подбежала тотчас к ящику, выхватила из него пузырек и капнула Нетону на голову. Как скоро она оное учинила, то в один миг превратился он в лошадь. Девушка, увидев это, ахнула, не знала, что делать и как его избавить, принялась плакать, однако слезы её не пользовали нимало Нетона, и он не переставал быть лошадью. Тужила весьма много, что приступила к незнаемому ей делу, укоряла себя неосторожностью, однако всё было напрасно. Что ж ей оставалось делать?.. Ничего.
Нетон во образе лошади видит, что она плачет, знает, что ей его жаль, разумеет, как её воздержать, но говорить не может, изъявляет то телодвижениями, но она в отчаянии того не понимает. И так в слезах и горести препроводили они целый день. Когда же настал вечер, то печальная служанка, опасаясь наказания от своих госпож, отвела бывшего Нетона, а теперешнюю лошадь в конюшню и заперла её там, чтоб прежде, нежели увидят хозяйки её проступок, могла она добровольно извиниться во оном.
Нетон, сделавшись скотом и стоя у яслей, негодовал сам на себя, что имел неограниченное послушание перед своей любовницею и отдался в волю её без всякого рассуждения. Впрочем, думал он много и узнал, что любовное ослепление хуже всего на свете.
Если привяжется к кому несчастие, то уж трудно от него в скором времени отделаться. Как только лишь смерклось, то посетили воры сей замок, а, опасаясь, что много в нем людей по великолепному его строению, не пошли никуда больше красть, как увели одну только лошадь, а именно, во образе её Нетона, чего они не знали, и запрягли его на пристяжь к прямой коренной лошади и начали его погонять, как погоняют обыкновенно лошадей ленивых, которые везут не так хорошо, как другие, а Нетону невозможно было везти столько, сколько прямому коню, ибо он имел только образ лошадиный, а силы человеческие.
Когда же выбился он из силы, то вздумал упасть, надеясь, что разбойники, увидев его обессилившего, оставят на дороге, и как только вознамерился он сие сделать, то действительная лошадь пала на дороге, ибо везла она только одна. Разбойники, вскочивши с колесницы, распороли ей брюхо и без всякой другой анатомии бросили ее на месте, а Нетона запрягли в корень и, приударив его в два кнута, засвистали и полетели. По счастью его, нашлось в нем столько сил, чтоб довезти их до обитания, а когда б не так , то бы неосторожный любовник скончался во образе коня и наследовал бы участь умершей прежде коренной лошади. Есаулу понравился весьма лошадиный образ в Нетоне, и он, выпросив этого доброго коня у атамана, послал его подковать для того, что вознамерился ехать завтра на нём за обыкновенною своею добычею.
Тот разбойник, который повел её ковать, встретился на дороге с солдатами, кои спросили его с грозным видом, кто он таков. А как обыкновенная в ворах трусость смяла его язык, то они тотчас угадали, что он разбойник, связали его и привели с собою в город. Вора отослали на съезжий двор, а лошадь подарили своему начальнику. Там потчевали её овсом и сеном, однако не соблаговолила она кушать, ибо человеческий желудок не принимает такой пищи. От вечера и до другого вечера при горестном состоянии принужден он сносить великий голод.
Завтрашний день, день именин его хозяина, так сие случалось, и это нимало не чудно. Повар, что можно было, то приготовил с вечера, жарил ли он или варил, об этом я не известен, только знаю, что в кухне довольно было наставлено кушанья, и она построена была против самой конюшни по расположению хозяина того дома. Запах от хорошего кушанья далеко услаждает голодное человеческое обоняние, и никуда он тогда прилежно так не смотрит, как на кухню, в которой довольно изготовлено съестных припасов. Впрочем, есть и такие кухни, в которых, как в степи, не найдешь ни куска для утоления алчбы, а таких, как в городах, так и по пригородам довольно, а особливо у тех людей, кои умеют жить весьма изрядно по моде и располагают в своих домах не по русскому обыкновению, то есть так, чтоб на большом блюде весьма немного было кушанья, а когда на нём много, то говорят они, что э то подло и принадлежит одним только мещанам. Впрочем, выливается оное совсем наоборот. Модный господин ежели кушает когда у мещанина, то встает из-за стола весьма доволен, то есть сыт, а купец обыкновенно дообедывает или доужинывает всегда дома по причине той, что прямо российский желудок ни с какою не согласуется модою.
Нетон, как только усмотрел, что повар отлучился на время, то, отвязавшись зубами весьма поспешно, пожаловал в кухню, и что ему угодно было, с великою охотою покушал, а как рук у него не было, то ломал он зубами весьма неучтиво и, можно сказать, что прямо по-лошадиному, и когда уже он был в пол сыть, то к несчастию его возвратился повар и, увидев такого гостя, рассердился весьма неумеренно и, вооружившись запором, поблагодарил за посещение лошадку так хорошо, что насилу она бедная дотащилась до конюшни, и тамо в великих слезах и горести легла под свои ясли, чтобы успокоить несколько потревоженные свои члены и до самого утра проплакала неутешно.
По утолении своей досады кушанья припасатель пошел и объявил своему господину обо всем подробно, который за то не досадовал столько, сколько немилосердный повар, и сожалел весьма много, попросту сказать, бранил повара за то, что бил он лошадь без всякой пощады. Кушанье приказано изготовить снова, тем дело и кончено.
На другой день, когда за именинным столом повеселились гости больше, нежели за обыкновенным, веселый хозяин принялся рассказывать им шутку между его поваром и новою лошадью. Выслушав всё от него, подгулявшие гости почли сие за чудо и просили хозяина, чтобы приказал он ввести её в покои и попотчевать разными винами. Когда она, говорили они, кушает с серебряной посуды, то непременно должна пить из хрусталя. Как задумали, так и сделали. Когда привели в покои лошадь, то оная поклонилась на все четыре стороны, а хозяину и хозяйке по особливому поклону, чем доказала ясно, что и она бывала в той школе, в которой учат политике домашней. От чего произошел великий смех и также немалое удивление.
Хозяин сам потчевал её вином, и она со всею учтивостью опоражнивала рюмки.
Дали ей кушать, в котором случае также не потеряла она благопристойности и кушала всё по порядку. Усердие хозяиново и всякого гостя в подношении разных вин повеселило лошадиное понятие изрядным манером, и она начала показывать ногами, что умеет протанцевать нечто или всё, ибо танцевальная наука не весьма много содержит в себе правил, хотя учители танцев во многих домах принимаются лучше, нежели люди, разумеющие словесные науки. Но полно -- те господа, которые сие делают, имеют разум в ногах, а не в голове, так как и многие танцевальные учителя. Тотчас составили музыку, и лошадь начала делать различные фигуры.
Которые не погнушались, те делали ей пару и танцевали с ней менуэты и другие различные штуки. Веселие было чрезвычайное, долго оное продолжалось, и наконец с великим удовольствием и удивлением разъехались. Лошадь не послали уже в конюшню, а отвели ей покой и определили человеческую пищу.
Поутру рассуждение о лошади слышно уже было в целой половине города, а к вечеру и во всём. Обыкновенно всякая неважная новость занимает больше места, нежели важное, но бывалое что-нибудь.
Всякий старался увидеть лошадь и узнать все лошадиные качества, всякий вознамеривался искать случая познакомиться с хозяином и быть ему хорошим приятелем единственно для того только, чтоб мог видеть беспрепятственно его лошадь. Женщины, напротив того, старались одна перед другою лучше, чтоб иметь её в своем доме, за какую бы то сумму ни было, а если не достанет денег, то в случае столь нужном обещались заложить свои бриллианты, только чтобы достать её и похвалиться после, что конь тот у неё в доме, которого разуму удивляется целый город и который есть диковинка этого века. Таким примером видеть можно, что счастье вселяется и в лошадиную голову, и, нося на себе образ скота или имев скотское рассуждение, можно быть благополучным, хотя сие благополучие совсем другого роду и никогда не может сравняться со спокойствием душевным, однако и оно увеселяет несколько человека и делает его часто спокойным. Нетону ничего не оставалось больше думать, как наслаждаться только сим счастьем, которое он теперь нашел, и пользоваться от людей любовью, и быть тому так. Но ...
В том городе был некто господин, хотя и не знатный, но великий по деньгам, а о разуме же и добродетели его я не справлялся. Он имел у себя четыре дочери, которые все уже были на возрасте и годились все за один стол, то есть замуж.
Отец хотел с радостью их выдать, но приискивал таких женихов, которые бы взяли их без приданого, а как ныне обычай такой вывелся со всем уже из моды и притом дочери его были не весьма красноличны, то и принуждены они бедные или век сидеть девками с тою надеждою, что будут когда-нибудь супругами, или определить себя вовсе уединению под черную одежду, однако сие делалось не с тем, чтобы отец не любил своих дочерей. Он их любил сердечно, и, выключая богатства, никто ему приятнее не был, как его дочери.
Дурная скупость и вредная экономия уступили тогда место худому обычаю.
Старик против всегдашнего своего обыкновения захотел помодничать и приманить того доброго коня или властью или деньгам и-- единственно только для увеселения своих дочерей, по его словам. Сказывают, что он заплатил только за него половину, а остальные ему уступлены, ибо хозяин тот имел до него некоторую нужду, по примеру челобитчиков.
Через четыре дня с позволением городского правления увидели на площади возвышенное место и на нём разумную ту лошадь, впрочем, видел её тот, который платил за сие деньги, и сия-то сумма по расположению скупого отца долженствовала составить из себя приданое четырем дочерям, хотя он и думал прежде, что посредственная их красота будет служить им в место вечно. По такому отцовскому предприятию должны были непременно все четыре дочери полюбить изрядно лошадь, чего сделать они и не преминули.
Большая дочь, имея большее право надеяться быть прежде всех замужем, для того взяла в собственное свое покровительство припасателя её приданого.
Известно всем, что лошадь в природе своей скотина не последняя. Дочь скупого и ключница, ибо она носила на себе два чина потому, что отец хотел её приучить к домашней экономии, водила её на золотой сворке или за уздечку по всем загородным местам и прохаживалась с нею, можно сказать, везде. В некоторое время находились они одни в посвященной роще одному первостатейному богу, покровителю того города, которому поклонялись те народы.
Проводница лошадиная уснула, а конь в полуденное время захотел напиться воды и, увидев текущий недалеко от себя источник, пошел без всякой думы утолить из оного свою жажду. Сей источник почитался у тех народов богом по причине той, что он никогда не иссыхал, а рек там не было, и случалось, что года по два не было дождей, и так весь город довольствовался его водами, за что и обоготворили, и почитали его с великим страхом. Во время же дождей никому не позволялось из него ни пить, ни черпать, а если кто дерзнет, то казнили за сие смерите, хотя бы это был зверь или скотина, а к азнь сия была такова: в превеликий котел нальют воды из сего же источника, положат в него преступника или нарушителя закона и варят его до тех пор, пока он совсем исчезнет. Когда увидели, что конь из него пьет, а сие было в дождливое время, то с великою строгостью подхватили его и заключили в темницу. На утро определена казнь и выведен он был на публичное место, где, окружён множеством воинов, дожидался, как посадят его в котел, в который наливали уж е воду и готовились подложить огонь. При смерти быть не так весело, как прохаживаться по загородным местам с девушкою. Все предстоящие видели, как лошадь плакала, однако избавить её не хотели и желали в скором времени увидеть её кончину.
Внезапно все люди увидели под облаками превеликого орла, который летал над тем местом, на котором должна была совершиться казнь Нетону. И когда уже дело к тому подходило, то орел, спустившись вдруг с высоты, коснулся головы лошадиной и превратил её в человека.
Совершители казни, когда потеряли из глаз своих лошадь, преступницу их закона, то и отложили предприятие свое поневоле. Нетон получил свободу с получением прежнего своего образа и отправился из города без всякого задержания, ибо весь город не знал той тайны, которая над ним совершилась. Итак отправился он в путь с тем намерением, чтоб найти ему замок волшебниц.
Худое состояние в Нетоновом пути, когда он был уведён оттоле, не помешало ему приметить дорогу, как оная лежала. В третий день к вечеру увидел он строение, в котором имел несчастие потерять свой образ, ослепившись любовью, но та же страсть вела его опять ко оному. Все перенесённые им беды вышли у него из памяти, когда увидел он то здание, в котором имел надежду свидеться со своею любовницею. На одном месте близко уже замка, мимо коего места надобно было ему проходить, увидел он розовый куст и столько прельстился его цветами, что хотел один сорвать и отнести его прекрасной служанке. Подошедши к нему, отломил он с веточкою цветочек, который показался ему получше других, и как только оторвал, то услышал, что простонал некто, и из оторванного им сучка капала кровь на землю, так как и из того места, откуда он был отломлен; и хотя Нетон нимало не соображал, что оторвал у любовницы большой палец, однако сердечное чувствование ясно ему доказывало, что болезнь цветка должна соединиться с болезнью его сердца, порвал он надвое платок, который с ним тогда находился, половиною оного обвязал сорванный цветок, а другою ту ветку, с которой его сорвал, и с великим сожалением продолжал свой путь в замок.
Тамо нашел он обеих волшебниц, но сколько же начал грустить, когда не сыскал прекрасной их служанки. Он почти со слезами просил хозяек дома, чтобы они уведомили его, где находится ныне бывшая во услугах у них девушка. Волшебницы прежде всего спрашивали у него, прощает ли он ей ту вину, которую она против него сделала, и что он от её безумия потерпел столько напастей. " Охотно всё прощаю, -- говорил Нетон весьма поспешно, -- и хочу вечно с нею быть, только умилостивитесь и покажите мне ее".
Волшебницы, видя его чистосердечие, хотели простить её охотно, чего ради одна пошла её претворить в прежний её образ и представить пред Нетона, а другая, оставшаяся здесь, говорила ему следующее:
"Никогда не должно того желать, что нам непонятно и что есть сверх наших сил. Вы сделали непростительный проступок, и за то наказаны были по мере вашего заблуждения. Впрочем, за оную погрешность не должно было отнимать у тебя жизнь, и так при казни твоей под образом орла освободила я тебя от смерти и от неволи известным мне составом. Любовница же твоя за её малоумие наказана превращением в розовый куст , и, чтоб больше чувствовать вам ваш проступок, довели мы тебя до того, чтобы ты оторвал у неё перст от той руки, которая дерзнула взять непонятное и со всем ей не принадлежащее, то есть тот пузырек , которым превратила она тебя в лошадь. Сие сделано для того, чтобы она, взирая на оторванный палец, во всю свою жизнь остерегалась быть слишком любопытною, а излишнего любопытства нет ничего вреднее на свете. Цветок, который у тебя за пазухою, кой ты сорвал и принёс ей в подарок, есть её палец, вынь его и покажи мне".
Нетон вынул его и, развернув, увидел, что вместо цветка обернут был женский перст. В самое это время вошла и его любовница с заплаканными глазами, у которой обернута была рука платком ее любовника. Пала она на колени и просила прощения как у волшебниц, так и у Нетона, а получив от всех оное, благодарила их от искреннего сердца. После того, с согласия Нетона и Сильвии (так называлась служанка волшебниц), клялись они друг другу вечною верностью и обязались жить до смерти совокупно. Волшебницы хотели их отпустить в город, но Нетон пожелал остаться у них и жить до конца своей жизни, чему они были рады. Итак, начали праздновать свадьбу, и было у них такое увеселение, какое весьма редко случается в таких местах, где много народа и где празднуют на свадьбах вместе с людьми зависть, обычай, роскошь и пьянство.
Что ж сделалось после свадьбы, об этом я не известен, только знаю, что прекрасная Сильвия имела девственную кротость и непорочность в разуме, смиренномудрие написано было на её лице, угождала мужу своему нежною склонностью и награждала попечения его своими прелестными ласками, сохраняла благопристойность во всех своих речах и в ответах её обитали приятность и правда, послушание и покорность ко своему супругу имела всегдашним правилом. Такая жена довольно удобна сделать мужа своего спокойным, благополучным и от всех почтенным.
Следовательно, жили они благополучно до тех самых пор, пока справедливая судьба не благоволила им переселиться на тот свет к лучшему покою.
1769 г.