ПОХИТИТЕЛЬ ИДЕИ
I. Разговор по телефону
Вильгельмштрассе принадлежит к самой аристократической части Берлина. Дом номер 73 расположен позади Министерства иностранных дел, главный фасад которого и большая часть прилегающих к нему служб выходят на параллельную улицу под номером 76-м.
В салоне-бюро нижнего этажа 73-го дома состоялся следующий разговор:
-- Разве свобода, которую вернул тебе закон, тяготит тебя, Марга?
-- Свобода?.. Нет, папа, меня тяготит вовсе не свобода... Мне тягостно одиночество!
-- Но ведь я, твой отец, с тобой?!
-- Вы меня не поняли... Часть моего сердца полна дочерних чувств. Но часть, в которой должна помещаться супружеская любовь, -- пустует.
-- Можешь не продолжать... Мне ясно, в чем дело...
Откинувшись на спинку кресла, отец громко расхохотался.
На первый взгляд он производил почти комическое впечатление, этот почтенный Леопольд фон Краш -- маленький, толстенький, кругленький, с большой лысиной и пышной бородой. Но, присмотревшись к нему поближе и обратив внимание на выражение глаз, всегда прикрытых очками, -- приходилось менять свое мнение насчет его безобидности. Взгляд подстерегал и высматривал -- острый, любопытный, пронизывающий.
Его дочь Маргарита -- или Марга, как называл ее отец, -- тоже обладала серыми глазами с отблеском стали, но этим и ограничивалось ее сходство с отцом. Ее волосы, несомненно выкрашенные, оттенка светлого красного дерева, обрамляли личико такой ослепительной белизны и с таким живым румянцем, что глаза казались почти черными.
-- Да, вы смеетесь, папа! -- сказала она раздосадовано. -- Естественно, я не собираюсь оставаться вдовой. Мой первый брак был, так сказать, не более как... примеркой... Услуги, оказанные вами государству, тогда еще не принесли вам ни денег, ни могущества. Пришлось довольствоваться заурядным провинциальным профессором... в ожидании лучшего. И я поспешила отделаться от него, как только ваше положение изменилось... Сейчас мне двадцать семь лет, я красива... Вы сами считаете меня неглупой... Так почему же наконец мне не выбрать себе мужа, который станет моим покорным слугой?
Леопольд скрестил руки на животе и посмотрел на дочь с искренним восхищением. Дребезжание звонка прервало его растроганное созерцание.
-- Телефон, -- сказал он, торопливо вскакивая. -- Это из министерства...
Подбежал к аппарату, снял трубку и загудел в нее:
-- Алло, алло... Кто у телефона?..
-- Откройте зрительную пластинку, -- ответили ему. -- Имена здесь излишни...
-- Верно! Верно!.. Извините...
Рядом с телефоном находилась медная пуговка. Толстяк лишь прикоснулся к ней, и на стенке появилась металлическая пластинка, чувствительная пластинка телефона-автомата, введенного в эксплуатацию в некоторых важных немецких учреждениях и передающего изображение, как телефон передает звуки.
На пластинке стал вырисовываться силуэт. Но едва он обозначился, как фон Краш закрыл его обеими руками, крича:
-- Нет, этого никто не должен видеть... Марга, уйди, прошу тебя... Я должен остаться один...
Молодая женщина засмеялась.
-- Хорошо, ухожу... Только я знаю, кто с вами говорит... Очень легко догадаться.
Захлопнувшаяся дверь помешала уловить оттенок иронии в ее словах.
Приняв вид самого раболепного почтения, фон Краш обратился к собеседнику, бормоча:
-- Я слушаю... Слушаю...
-- Я знаю вашу преданность... Но к делу. С вами говорили уже по поводу одного молодого француза?
-- Франсуа д'Этуаля? Этого подкидыша, подобранного общественным призрением?
-- Общественное призрение подобрало орленка. Необходимо этого человека сделать нашим. Действуйте, как хотите... В случае успеха можете быть как угодно требовательны.
-- Слушаю!..
Лицо фон Краша расплылось в довольной улыбке. Прозвенел звонок, и изображение исчезло с телефонной пластинки. Однако толстый немец все еще продолжал стоять сияющий у безмолвного аппарата.