Эпитафия
Уле Эйдесен медленно шел по коридору, сунув руки в карманы брюк. На нем был белый спортивный свитер с пестрым рисунком спереди – нечто вроде аквариума, в котором плавают либо сперматозоиды, либо мальки. На колене спортивных штанов было пятно от травы. Казалось, штаны ему велики: обвиснув, они прикрывали белые кроссовки.
При виде такого зрелища белые фарфоровые зубы Гунарстранны сверкнули; он придержал дверь для своего бритого наголо, похожего на монаха гостя, которому пришлось пригнуться, чтобы пожать инспектору руку, – он почти присел в вежливом книксене. Едва войдя, Эйдесен замер на месте. Царапины на лице еще не прошли. Он не сводил взгляда со стола Гунарстранны. Инспектор сдвинул бумаги в сторону; между компьютером и пишущей машинкой лежали разные мелкие предметы.
– Пожалуйста, осмотрите все не спеша и укажите вещи, которые, по-вашему, могли принадлежать Катрине, – сказал инспектор, подводя Уле Эйдесена к столу.
Среди прочего на столе лежал ржавый бритвенный станок, медного цвета тюбик с помадой, фарфоровая трубка для курения марихуаны, комок черного афганского гашиша в прозрачной пластиковой пленке, две золотые серьги в форме листьев конопли, коробок спичек, наполовину использованная упаковка противозачаточных таблеток, два золотых кольца, одно в форме змеи, второе – с зеленым камнем. Черная одноразовая зажигалка с цифрой «один» сбоку лежала рядом с водительскими правами, плетеной золотой цепочкой, браслетом слоновой кости, несколькими браслетами потоньше из неизвестного материала и маленькой черной сумочкой на ремне. Эйдесен долго разглядывал вещи и наконец устало покосился на инспектора.
– Не спешите, – посоветовал Гунарстранна, садясь. – Рассмотрите все хорошенько.
Эйдесен кашлянул и показал на сумку:
– Можно ее осмотреть?
– Сумку? Конечно. Смотрите внимательно! – Усевшись поудобнее, инспектор выдвинул ящик стола и положил на него ногу. – Не спешите, но будьте осторожны.
– Это ее сумка, – сказал Эйдесен, повертев сумку в руках.
– Вы уверены?
– Да.
– Почему вы так уверены?
– Я сам ей ее подарил. – Эйдесен ткнул пальцем в серьги: – И их тоже.
– Вы уверены?
– Да, уверен.
– А что вы ответите, если я скажу, что купил серьги в виде листочков конопли в магазинчике на Марквей?
Эйдесен нахмурился:
– Все может быть, но сумка точно ее. Я ее узнал. – Он открыл сумку и вывернул подкладку. – Вот, смотрите! У нее пролился лак для ногтей – вот пятно. Я привез ей эту сумку из Испании. В Норвегии таких немного. Не знаю, что за игру вы затеяли, серьги, золотая цепочка, кольца, браслет из слоновой кости и помада «Ланком»… все это вещи Катрине.
– Вы совершенно уверены?
– Да.
– Вы рассчитывали увидеть здесь что-то еще?
– Я не уверен.
– Как мне трактовать ваш ответ?
– По-моему, у нее было еще одно кольцо, с двумя бриллиантами.
– Хотите сказать, что кольцо было на ней в ту ночь?
Эйдесен надул щеки и выдохнул воздух, а потом покачал головой:
– Было бы странно, если бы его на ней не было… Она носила его не снимая!
Гунарстранна кивнул:
– С кольцом давайте пока подождем. Которые из вещей на столе принадлежали ей?
Эйдесен отделил серьги, оба кольца, браслеты, золотую цепочку и сумку и сложил в кучку.
– И это тоже. – Он добавил помаду. Упаковку таблеток повертел в руке. – Насчет их не уверен.
– Она принимала противозачаточные?
– Да… – Он кивнул в сторону водительского удостоверения: – Можно?
– Посмотреть права? – закончил за него Гунарстранна и кивнул: – Пожалуйста.
Эйдесен перевернул права и увидел лицо Катрине Браттеруд. Он долго смотрел на ее фотографию.
– Где вы их нашли? – хрипло спросил он.
Инспектор не ответил. Эйдесен медленно покачал головой. Фотография убитой подружки на какое-то время выбила его из равновесия.
– Откуда у вашей девушки было столько дорогих украшений? – спросил Гунарстранна.
– Понятия не имею.
– Вы что-нибудь ей дарили… кроме серег?
– Нет.
– Может быть, остальное украдено?
Эйдесен вскинул голову и презрительно улыбнулся. Гунарстранна молча наблюдал за ним.
– Ну вот, получайте. – Эйдесен кивнул на кучку вещей. – Ее эпитафия – краденые вещи. – Уголки его губ поползли вниз.
Гунарстранна видел, как он мучается, но молчал.
Эйдесен огляделся по сторонам, ища, на что бы сесть. Гунарстранна указал на низкое кресло у окна:
– Садитесь, пожалуйста… Скажите, если бы в тот вечер вы могли что-то изменить… что бы вы сделали по-другому?
Эйдесен вздохнул, поднял голову, уставился в стену, глубоко задумался.
– Понятия не имею, если честно, – буркнул он.
– Вы знали, что из гостей ее увез Хеннинг Крамер?
Эйдесен вытаращил глаза.
Инспектор кивнул:
– Она позвонила Крамеру и попросила приехать за ней к дому Аннабет Ос. Он тут же сел в машину. Она пошла по дороге ему навстречу. Они встретились на Воксенколлвей. Она говорила вам, что ее заберет Крамер?
Эйдесен недоверчиво покачал головой.
– Наверное, она уехала вскоре после того, как вы впятером сели в такси и поехали в город.
– Что?
– Должно быть, она ушла после вас, потому что вы не встретили ее на дороге. Ведь вы бы, наверное, узнали ее, если бы обогнали ее на такси?
Эйдесен молчал.
– Как вы думаете, почему она не сообщила вам о том, что за ней заедет Крамер?
– Даже не знаю, что сказать… – не сразу ответил Эйдесен. Потом откашлялся и повторил: – Даже не знаю, что сказать… Для меня ваши слова – полная неожиданность!
– В каких отношениях находились Хеннинг Крамер и Катрине?
– Что значит «в каких отношениях»?
– Они были друзьями или…
– Любовниками? Да, можно подумать… – Эйдесен уставился в одну точку.
– Можно подумать, что она вам изменяла? – подсказал Гунарстранна.
– Я этого не говорил.
– А вы ей изменяли?
– Что?
– Вы спали с другими женщинами?
– Нет, – ответил Эйдесен.
– Никогда?
Эйдесен кивнул.
– И в ночь, когда ее убили, тоже?
Эйдесен вскинул голову и принял неприступный вид.
– Перестаньте, Эйдесен! Я ведь расспрашиваю вас не из праздного любопытства. Когда Катрине убивали, вы изменяли ей с другой женщиной.
– Вы говорили с Мерете, – хрипло сказал Эйдесен.
Гунарстранна раздраженно вздохнул.
– Я хотел подождать, пока вы допросите ее. Я и сам собирался вам рассказать, но хотел подождать.
– Эйдесен, – Гунарстранна снова раздраженно вздохнул, – представьте, что в результате всего вас обвинили бы в убийстве и нам предстояла встреча в суде. Поверьте мне, мы готовы были выписать ордер на ваш арест! К вам пришел бы адвокат, и знаете, что бы он сказал? Он прошептал бы вам на ухо: «Ради всего святого, не позволяйте им ловить себя на лжи. Если вы лжете, вы подрываете доверие к себе». Иными словами: после того как вы солгали один раз, кто может поручиться, что вы не обманываете нас с начала до конца?
Они молча смотрели друг на друга.
– Я хочу изменить свои показания, – медленно проговорил Эйдесен.
– Что именно вы хотели бы изменить в своих показаниях?
Ту часть, где речь идет о возвращении из «Смугета».
– Что же произошло на самом деле?
– Я поехал домой к Мерете Фоссум.
– Когда вы туда попали?
– Между тремя и четырьмя ночи.
– Чем вы занимались?
– Откупорили бутылку вина и легли в постель.
– Почему я должен вам верить?
– Потому что это правда.
– Почему в прошлый раз вы утверждали, что все было по-другому?
– Не знаю.
– В таком случае сейчас вам придется быть убедительнее.
– Что вы имеете в виду?
– Докажите, что вы были у Фоссум! Сделайте так, чтобы я вам поверил! – раздраженно воскликнул Гунарстранна.
– У нее в спальне висит плакат с Одри Хепберн, кадр из фильма… кажется… «Завтрак у Тиффани»… знаете, в стиле пятидесятых…
– Вы могли видеть его раньше – или потом.
– В тот день мы с ней только познакомились.
– Но плакат вы могли видеть уже потом, после той ночи.
– У нее есть родимое пятно.
Гунарстранна вздохнул.
– На внутренней стороне бедра, – продолжал Эйдесен.
– И родимое пятно вы тоже могли увидеть потом.
– Только если мы с ней потом встречались, а мы не встречались.
– Зачем мне лишняя головная боль? Неужели придется еще раз вызывать ее на допрос? – Гунарстранна встал. – Ваши увертки и ложь мешают мне вести следствие! – Он махнул рукой в сторону вещей Катрине: – Вы хотите, чтобы мы арестовали того, кто создал для нее эту, как вы выразились, эпитафию, или нет?
Эйдесен не ответил. Гунарстранна подошел к окну и заложил руки за спину.
– Только одно… – хрипло проговорил Эйдесен.
Гунарстранна разглядывал голубое небо. На западе над горами что-то летело – вроде бы планер. Он не отвечал и не поворачивался.
– У Катрине было бурное прошлое, – сказал Эйдесен. – Представьте, что вы общаетесь с девушкой, которая спала с кем попало!
Он замолчал. Гунарстранна не сразу отошел от окна и устремил на него пытливый взгляд.
– Что вы хотите этим сказать? – равнодушно спросил он.
– То, что должен… хотите верьте, хотите нет.
– Вы знаете всех мужчин, с которыми она спала?
– Никто из них меня не интересует.
– Катрине не упоминала при вас человека по имени Реймонд?
– По-моему, нет.
– Реймонд Скёу.
– Нет.
– Вы уверены?
– Я никогда раньше не слышал этого имени – ни от нее, ни от других.
– Что случилось в ту субботу? Когда вы встретились?
– Я уже был дома, когда она пришла. В тот день, в субботу, она работала.
– Вы были дома?
– С пятницы на субботу я ночевал у нее. Мы ходили в кино, смотрели нашумевший фильм. Мне очень понравилось. А вот ей, по-моему, не очень. Я даже удивился.
– Почему странно?
– Потому что обычно ей нравились такие фильмы – с погонями, крутыми героями, спецэффектами и так далее. Но в тот день она была какая-то рассеянная, какая-то…
– Отстраненная?
– Да, отстраненная. Потом мы вернулись в ее квартиру в Ховсетере. Было поздно, и мы легли спать. Я проснулся, когда она собиралась на работу… кажется, в четверть девятого. Бюро путешествий открывается в девять, и она ушла заранее, чтобы успеть к девяти.
Гунарстранна отошел от окна и сел в кресло напротив Эйдесена.
– А вы? – спросил он.
– У меня был выходной, поэтому я остался в постели. Немного поспал… Не помню, когда я встал, но была уже середина утра. Я сделал зарядку, добежал до Богстада и обратно, на обратном пути купил пару газет, прочел их и приготовил еду к ее возвращению.
– Когда она вернулась?
– После обеда… в половине третьего, может, в три.
– А потом?
– Мы поели. Она приняла душ и так далее. Я смотрел футбол по телевизору, «Мольде» против «Стабека»… матч закончился вничью, ноль – ноль.
– А что делала она?
Эйдесен пожал плечами:
– Не помню. Наверное, одевалась, примеряла разные вещи и так далее.
– Вещи?
– Да, она немного нервничала насчет того, что надеть в гости.
– А еще?
– Она говорила по телефону…
– Кому она звонила?
– Понятия не имею. Я смотрел футбол. Матч закончился около шести.
– Она по-прежнему казалась вам отстраненной?
– Немножко. И еще она нервничала. Она была отстраненной и нервничала.
Гунарстранна ждал.
– У меня сложилось впечатление, что она психует из-за званого ужина.
– Вы уверены?
– В каком смысле?
– Ну, она могла говорить о чем-то другом. Возможно, у нее что-то случилось на работе.
Эйдесен покачал головой.
– Значит, о работе она вам не рассказывала?
– Нет.
– Сколько она сделала звонков?
– Несколько… я не следил.
– Вы слышали, о чем она говорила?
– Нет. Она закрыла дверь. Телефон в холле, а трансляция футбольного матча – довольно шумная, поэтому она закрыла дверь.
– Откуда же вы знаете, что она сделала несколько звонков?
– Потому что она вешала трубку, ходила туда-сюда, садилась на диван, выходила и снова набирала номер.
– Сколько звонков она сделала?
– Понятия не имею.
– Больше двух?
– Да, наверное.
– Три? Четыре? Пять?
– Скорее всего, три или четыре.
– Вы не знаете, говорила ли она с Сигри Хёугом?
– Возможно, но она не сказала, с кем говорила.
– И вам не стало любопытно, кому она звонила?
Эйдесен поморщился и покачал головой.
– Знаете, это странно, – заметил инспектор. – То есть… большинство людей на вашем месте непременно поинтересовались бы, кому звонит их девушка.
– Я решил, что ей просто захотелось поболтать… девушки любят поболтать, посплетничать…
– Вы уверены, что она не пыталась в тот день рассказать вам что-то важное, чего вы тогда, возможно, не поняли?
– О чем это вы?
– Допустим, что-то случилось у нее на работе, и она хотела вам рассказать, но вы так увлеклись футболом по телевизору, что даже не поняли, что ей хочется рассказать вам что-то важное, поэтому…
– Нет, – решительно возразил Эйдесен. – Я бы почувствовал!
– Она была расстроена?
– Нервничала. Но это из-за того, что нас пригласили в гости. Она ужасно психовала и была на взводе.
– В чем проявлялось ее состояние?
– Она перемерила кучу одежды и еще была… ну… колючая.
– Колючая?
– Да, почти как при предменструальном синдроме. Цеплялась ко мне из-за любой мелочи.
– Из-за чего, например?
– Разозлилась, что я смотрю футбол, что я не сложил аккуратно газету, что мой спортивный костюм валяется в ванной на полу… все в таком роде.
– Значит, она была раздражительной?
– «Раздражительная» – это еще мягко сказано. «Колючая», так лучше.
– И все из-за вас?
– А теперь что вы имеете в виду?
– Ее вспышка вас удивила или она часто ругала вас, считая лентяем, который не убирает за собой?
– Нет, нет, – поспешно ответил Эйдесен. – Я очень удивился.
– По словам другого свидетеля, в тот день Катрине была очень взволнованна, потому что у нее была тайна, о которой ей не хотелось рассказывать.
– Тайна?
– Вы ничего не заметили?
– Совершенно ничего.
– И слово «тайна» ничего вам не подсказывает? У вас с ней не было общей тайны, о которой не мог знать никто другой?
– Ничего такого сразу не припоминается…
Гунарстранна медленно кивнул:
– Тогда я тоже кое-чего не понимаю… Почему вы считаете, что она так нервничала перед званым ужином?
– Потому что она сама так сказала!
– Пожалуйста, вспомните, что именно она сказала. Дословно.
– Я спросил, что с ней, потому что она швырнула мой спортивный костюм мне в лицо. Потом она как будто немного успокоилась и задумалась. Сказала, что нервничает из-за званого ужина.
– Какими были ее точные слова?
Эйдесен погрузился в воспоминания.
– Кажется, я спросил: «Что на тебя нашло?» или «А теперь-то в чем дело?». Что-то в этом роде. И она ответила: «Я просто на взводе».
– И все? – спросил Гунарстранна. – Она ответила: «Я просто на взводе»?
– Да, именно так она и сказала, слово в слово.
– Почему вы истолковываете ее состояние как нервозность?
– Она была на взводе… то есть нервничала, – уточнил Эйдесен, заметив недоверчивую гримасу инспектора. – Она именно это имела в виду, когда употребила выражение «на взводе». Она имела в виду, что сейчас она вся на нервах.
– А не могла она говорить о чем-нибудь другом? Может, она имела в виду, что она на взводе из-за происшествия, случившегося недавно, или того, что должно случиться в ближайшем будущем?
Эйдесен задумался.
– Нет, она нервничала из-за званого ужина. Из-за чего же еще? Во всяком случае, я истолковал ее слова именно так.
– По словам Сигри Хёугом, Катрине звонила ей в субботу, – сказал Гунарстранна. – Она говорит, что Катрине была взволнованна, потому что в тот день у нее кое-что случилось на работе и она хотела все обсудить с Сигри.
Эйдесен пожал плечами.
– У нас есть основания полагать, что ей угрожали.
– Угрожали?
– Ни о чем таком она вам не говорила?
Эйдесен покачал головой:
– Во всяком случае, я ничего подобного не помню.
– Вынужден просить вас еще раз попытаться вспомнить момент, когда она объясняла вам причину своей раздражительности. Какие точно слова она употребила?
– Она сказала: «Я просто на взводе».
– И вы по-прежнему уверены, что она нервничала из-за предстоящего вечера?
– Теперь уже нет – после того, что вы сказали насчет того, что ей угрожали… Кто ей угрожал?
– Что вам известно о прошлом Катрине? – с жалостью в голосе спросил Гунарстранна.
– Зависит от того, что вы имеете в виду под словом «известно». Особенно много я и не хотел знать.
– Вы только что сказали: вам тяжело было сознавать, что она спала с кем попало.
– Эта часть ее прошлого – не тайна.
– Но почему вы с ней сошлись?
– Она мне понравилась.
– А что вы о ней знали?
– Что она была наркоманкой и в свое время наделала много глупостей.
– И о том, что она была уличной?
– Вам кое-что нужно понять о нас с Катрине, – негромко произнес Эйдесен и помолчал, как будто подыскивал нужные слова. – Ее прошлое меня не интересовало.
Гунарстранна ждал. Ему показалось, что Уле Эйдесен очень сосредоточен.
– Что было, то было. Катрине, которая кололась и занималась проституцией, не имела ничего общего с той Катрине, которую знал я. Меня не интересовала девушка, которая ловила клиентов в подворотнях и сидела на героине. Меня интересовала Катрине.
– Насколько я понял, на героине Катрине никогда не сидела, – заметил инспектор. – Она принимала амфетамины, экстези, нюхала кокаин…
– Все наркоманы рано или поздно подсаживаются на героин… Она ведь и проституцией зарабатывала себе на дозу! Об этом вы не думаете?
– Я ничего не думаю, – ответил Гунарстранна. – Но я читал сообщения о ней. Разве вы не спрашивали ее о прошлом?
– Ни разу.
– Почему?
– Повторяю, мне было неинтересно.
– Вы ревновали ее к прошлому?
– Конечно нет.
– А по-моему, да.
– Похоже, проблемы не у меня, а у вас.
– Было ли так, что ей хотелось поговорить с вами о прошлом?
– Я не хотел ее слушать. Говорил, чтобы она замолчала.
– Вы применяли насилие?
– Я в жизни пальцем никого не тронул!
– И Катрине тоже?
– Даже не думал.
– Уточняю. Вы ни разу не подняли на нее руку?
– Ни разу. Ваш вопрос доказывает лишь одно: как мало вам обо мне известно. И о ней тоже.
– Но вы просили, чтобы я попытался понять ваши страдания. Вы кажетесь самому себе мучеником, потому что жили с девушкой, которая, по вашему же выражению, «спала с кем попало».
– Я ничего подобного не просил.
– Я воспринял ваши слова именно так. Сказав, что вы не хотели обсуждать ее прошлое, вы, по-моему, признали, что ревновали ее к прошлому.
– Ничего я не ревновал. Я вообще не ревнивый. Почему вы так упорствуете?
– Потому что в ваших действиях просматривается мотив…
– Вы заблуждаетесь. Я бы ни за что не причинил вред Катрине. Кроме того, вы ведь выяснили, что на ту ночь у меня есть алиби… Мерете Фоссум.
– Да, действительно, но давайте представим, что Катрине в ту субботу настояла на разговоре о ее прошлом. Скажем, вы отказались ее выслушать. Вполне возможно, в результате вы поссорились… в свете того, как вы относитесь к ее прошлому.
– Повторяю, ее прошлое меня не волновало!
– Нам известно, что в ту субботу Катрине была не в форме. Из-за того, что случилось у нее на работе, в бюро путешествий. Может быть, кто-то напомнил ей о ее прошлом… И поэтому она вернулась домой в плохом настроении. Косвенно это подтверждает Сигри Хёугом. Катрине звонила ей и рассказала о происшествии, а вы в то время сидели в другой комнате. Вы с Катрине были любовниками. Находились в близких отношениях. Вы то и дело ночевали друг у друга. Почему же она скрыла от вас такое важное происшествие?
– Потому что ее чертово прошлое меня не интересовало!
– Почему вы так злитесь?
– Я не злюсь.
– Нет, злитесь. – Гунарстранна улыбнулся. – Очень злитесь. Прямо дымитесь изнутри!
– Вам-то что за дело?
– Вы злились и на нее – за то, что она была проституткой.
– Я уже сказал, мне плевать, кем она была!
– А я вам не верю.
– Мне плевать, верите вы мне или нет! – заорал Уле Эйдесен.
Гунарстранна развалился в кресле. Провоцировать этого молодого человека бесполезно и неплодотворно. В конце концов, у Эйдесена есть алиби. Затягивая допрос, он напрасно тратит время…
Он выдвинул ящик стола и достал оттуда снимок Реймонда Скёу. Протянул снимок Эйдесену:
– Знаете его?
Эйдесен положил фотографию на стол и внимательно рассмотрел. Потом кашлянул и ответил:
– Нет.
– Вы его раньше не видели?
Эйдесен покачал головой:
– Нет.
– Никогда?
– Никогда.
– А вы подумайте.
– Думаю… стараюсь.
– Вы совершенно уверены, что никогда не видели его?
– Да. А кто это?
– Человек из прошлого Катрине.
– Кто он?
Гунарстранна улыбнулся:
– Что, интересно стало?
– А, ладно, плевать, – вздохнул Эйдесен.
– На кого – на меня или на него?
– На него. Мне все равно, кто он такой!
– Ясно, – задумчиво ответил инспектор. – Для меня странно только одно…
– Что?
– Вы так и не спросили, что же произошло в субботу в бюро путешествий.