В эту минуту где-то далеко в лесу громко и пронзительно прозвучал охотничий рог. Это один из стоявших на страже воинов трубил в знак предостережения. Все сидевшие тотчас вскочили на ноги. Мужчины схватились за оружие...
Но вот снова протрубил рог. На этот раз тихо, успокоительно, и вскоре два руга привели всадника, который, спрыгнув с коня, медленно приближался к палатке. Он низко поклонился Ильдихо и протянул левую руку мужчинам.
- Эллак! - сказал Визигаст, недоверчиво осматривая его с ног до головы и нерешительно протягивая ему руку. - Это вы? Что заставило вас сюда приехать?
- Забота о вашем благополучии. Отец разгневан. Самовольная помолвка...
- Он узнал о ней очень скоро...
- Даже скорее меня, - сказал Эллак. - Я... я только догадывался... у источника Фригги... Но что король ругов так скоро, так неосторожно, вопреки приказа, помолвил дочь, этого я не думал. Только что возвратился я тогда, после нашего свидания у лесного источника, в лагерь, как повелитель, встретив меня, воскликнул... Я уже ранее замечал его недоверие к германцам...
- Только не к королю Визигасту и не ко мне, - прервал Дагхар.
- И к вам, хотя я и старался рассеять это недоверие... Но тут он воскликнул, обращаясь ко мне: "Полюбуйся теперь каковы верность и послушание твоих соплеменников! Король Визигаст помолвил свою дочь без спросу. Вопреки закона!"
"Откуда ты это знаешь?" - спросил я в испуге.
"Это все равно", - возразил он. - "Это тебя не касается. Мне было открыто это ночью. Я прикажу их, всех троих, привести сюда, заковав в цепи".
Дагхар хотел было возражать, но Визигаст знаком просил его молчать.
- Я старался его успокоить. Я умолял его не прибегать к насилию. Я поручился за вас, что, если он пригласит вас, вы добровольно прибудете в лагерь. - Он взглянул на меня испытующим взором, потом сказал (странно при этом и не понятно было выражение его лица. Будто молния блеснула в его глазах): "Хорошо, пусть будет по твоему! Я приглашу их в лагерь. Ты прав: так будет умнее. Ты, конечно, не понимаешь, почему так будет умнее". Он усмехнулся... Но сколько злобы было в этой усмешке! - Вот я и поехал к вам навстречу, чтобы поторопит вас: заставляя его ждать себя опасно. Кроме того я хотел попросить вас быть благоразумнее в лагере. Не будь упорным, отважный Дагхар, а ты, благородная княжна, не будь слишком гордой!
- Моя невеста, - воскликнул Дагхар, - никогда не может быть достаточно горда, так она прекрасна!
Эллак глубоко вдохнул.
- Ее жениху не к чему мне это говорить, - возразил он. - Она может быть горда как богиня, она поневоле горда! - Он сдержал порыв чувства, вспыхнувшего в его груди, и затем начал снова: - Но вы оба не правы, повелитель прав. По-моему, вы не должны раздражать его!.. Не все сыновья повелителя к вам благосклонны. Если я заступаюсь за германцев, то другие возбуждают его против них. А он больше слушает их, чем меня.
- Почему так? - спросил Визигаст.
Эллак пожал плечами. - Он больше расположен к суровости, чем к кротости. Он не любит германцев, не любит и меня. А любит он...
- Эрнака - этого злого ребенка и это чудовище - Дценгизитца, - воскликнул Дагхар.
- Горе нам, - прибавил король ругов, - если только они когда-нибудь будут править нами!
- Этого не будет никогда! - засмеялся Дагхар.
- А почему не будет? - строго взглянув на него, спросил Эллак.
- Потому что прежде чем... потому что еще раньше...
- Молчи, Дагхар! - вмешался король. - Потому что мы попросим Аттилу, когда он будет делить свое царство между многочисленными наследниками, - ведь у него больше ста сыновей! - отдать нас германцев тебе.
- Он не исполнит вашей просьбы! - возразил Эллак, качая головой.
- Конечно, нет! - с гневом воскликнул Дагхар. Ильдихо приложила палец к губам.
- Слишком обширным, слишком могущественным покажется братьям мое царство! Да кроме того Дценгизитц уже добился согласия отца: отец уже обещал ему отдать некоторые из ваших племен
- Да ведь он нас ненавидит, - заметил Дагхар.
- Потому-то отец и обещал!..
- Горе тем, которые попадут под его власть, - повторил король, отходя к коням. - Он бесчеловечен!
- Еще бы, - засмеялся Дагхар, - ведь он гунн!
- Скир! - грозно, хотя и сдержанно, воскликнул Эллак.
- Прости его, - просила Ильдихо. - Это тебя ведь почти не касается. Ты ведь наполовину германец.
- Но Дценгизитц, - продолжал с гневом Дагхар, - настоящий гунн, чистокровный гунн! Гордость и украшение своего народа.
- Потому-то его и любит отец, - сказал печально Эллак.
- И как могут быть гунны человечными! - продолжал горячиться Дагхар. - И откуда могут они только знать, что такое человеческое сострадание! Ведь они совсем не люди!
- Что ты хочешь сказать? - спросил Эллак.
- У германцев есть сказание, и вполне справедливое.
- Я слышал о нем, но никогда не слыхал, как его поют. - Там на дереве позади тебя Дагхар, висит твоя арфа. Много я слышал о твоем искусстве. Покажи же его, спой мне песню - "О происхождении гуннов". Так она, кажется, называется.
- Да! Но... - нехотя взял Дагхар свою небольшую треугольную арфу, которую, сняв с дерева, подал ему Эллак.
- Лучше не надо! - вмешалась Ильдихо. - Не требуй, чтобы он пел. Тебе будет больно слушать!
- Ничего, я уже привык к боли. - Начинай!
- Ты хочешь?
- Я прошу.
- Ну хорошо, так слушая же!