ГЛАВА I

Долго пришлось послам дожидаться Аттилы в лагере.

Они размещены были в нескольких лучших домах. Обходились с ними вежливо и снабжали всем необходимым. Вигилий избегал встречаться с ними так же, как и они с ним.

Эдико исчез. На расспросы о нем, гунны отвечали, пожимая плечами: никто не знает тайн господина и его приближенных.

На византийцев и римлян нравы и обычаи этого деревянного города производили странное впечатление: наряду с варварской дикостью они встречали вдруг то необузданную роскошь, то какую-то ничем необъяснимую простоту.

Как-то раз вечером послы прогуливались по широким улицам лагеря, разговаривая между собой.

- Не удивительно, - говорил Приск, - что от таких успехов у этого варвара закружилась голова, и он потерял всякую меру.

- Действительно, - согласился Максимин, - в истории это первый пример: ни Александр Македонский, ни Юлий Цезарь не достигли в такое короткое время столь многого.

- Ведь под его властью, - вздохнул Примут, - вся Скифия. А это что-то неизмеримое, необозримое.

- Да, - сказал Ромул, - от Византии до Фулы и от Персии до Рейна простираются его владения.

- Его неутомимые наездники, - продолжал Приск, - достигли границ Мидии, Персии и Парфии и отчасти силой принудили все эти народы вступить в союз с ним против Византии.

- К сожалению, нельзя утешать себя и тем, что эта громадная власть основана только на слепом военном счастьи. Этого гунна, пусть он даже чудовище, нельзя назвать ничтожеством.

- Несомненно, в его характере есть черты величия, - согласился Приск.

- Однако ведь только гунны, сарматы и поневоле еще германцы переносят его господство.

- Германцы просто скрежещут зубами, - заметил Ромул.

- А греки и римляне, - начал снова Примут, - под его игом придут в отчаяние.

- Пожалуй что и нет, мой друг, - возразил оратор. - Есть примеры, когда греки добровольно оставались под его властью.

- Этому трудно поверить! - сомневался патриций.

- А вот послушай. Это было не дальше как вчера. Хожу я один по лагерю. Вдруг слышу греческое приветствие: Xaipe. С удивлением я обернулся. Смотрю, мне кланяется грек из Афин в греческой одежде. Я спросил его, как он здесь очутился. И он рассказал мне, что по торговым делам прибыл он в Виминаций, когда город неожиданно был осажден гуннами. Город был взят, и он вместе с товарами и деньгами попал в плен и именно в ту часть добычи, которая досталась Аттиле. Гелейос, так зовут моего нового гостеприимного знакомца (он пригласил меня в свой великолепный дом, внутри обставленный совсем по-гречески, и угостил настоящим самосским вином), отличился вскоре на войне с антами и акацирами и, по возвращении из похода, выкупил себя у Аттилы тем золотом, которое досталось на его долю в добычу. Он мог бы свободно возвратиться в Византию или Афины, между тем живет здесь и решился остаться здесь до смерти. Ему, по его словам, предоставлен доступ к столу повелителя, и живет он здесь, у гуннов гораздо счастливее, чем раньше жил на родине.

- Опасность и тяготу военной службы, - говорил он, - и там, и здесь одинаковы. Разница только в том, что византийцы по трусости, подкупности и неопытности своих полководцев постоянно терпят поражения, в то время как гунны под предводительством Аттилы почти всегда одерживают победы. Но в мирное время жизнь под властью императоров в Византии и Равенне - проклятие, а жизнь под властью Аттилы - благословение. Там ничем нельзя застраховать себя от алчности и вымогательств сборщиков податей. Там никогда не добьешься справедливости на суде, если только не имеешь возможности подкупить или запугать судей. Истцу в Византии приходится подкупать в суде всех поголовно, начиная с привратника и кончая главным судьей. Здесь же напротив повелитель всегда воздаст должное каждому без малейшего лицеприятия. Недавно был случай: один сарматский князь украл у бедного гунна жеребенка. Час спустя виновный был уже распят... Только он один по произволу может отнять у меня все, даже жену. Но у того, кто остается ему верным, он не тронет и волоса на голове, не позволит тронуть и другому. Да, - закончил он, - я предпочитаю иметь одного господина, чем десять тысяч палачей...