Песнь Валькирии

В дни юной весны твоей видела я,

Мой витязь, расцвет твоего бытия,

Любуясь тобою, заботясь, любя,

От бед и скорбей я хранила тебя.

Я белою лебедью в море плыла -

От бури губящей корабль твой блюла;

Неслышно, незримо паря над тобой,

Тебя провожала я радостно в бой.

Блюдя беззаботную юность твою,

Не раз храбреца я спасала в бою:

Не раз отклоняла я вражье копьё

И недругу в грудь направляла твоё.

Когда же настал предназначенный срок,

И смерть тебе рек неминуемый рок -

Тому, чей удел я при жизни блюла -

Скорейшую, лучшую смерть я дала.

Ты полчища вражьи победно разбил;

В очах твоих был торжествующий пыл,

Вскричал ты, ликуя: "Победа, друзья!.." -

В тот миг мой удар нанесла тебе я.

Твой взор отуманила смертная мгла.

Но бережно павшего я подняла.

И в высь тебя мчу я, чрез зыбь облаков,

В Валгаллу, мой витязь! в обитель богов.

Юлиан Отступник

Я не пойму их, горестных и злобных!

Я жизнь и свет несу для их сердец, -

А их ответ - молений хор надгробных;

Противны им амфора и венец.

Царит безумье сумрачное в мире...

Богам Олимпа гимны не звучат;

Умолкли струны на священной лире,

И древние оракулы молчат.

Напрасно в Дельфах девственная жрица

В венке лавровом шествует во храм!..

Нет в храме жертв. И перестал куриться

Пред алтарем священный фимиам.

Ток Вакха блещет. Боги оживают

Во мраморе в бессмертной красоте; -

Они ж себя бичуют и взывают

К замученному Богу на кресте!..

Они меня "Отступником" прозвали;

Скорей они отступники, чем я!

Они к кресту веселье приковали,

Сгубили свет и радость бытия.

В их монастырь, приют тоски могильной,

Я был, увы, в дни детства заключен

По воле власти, чуждой и насильной;

О нет, монахом жить я не рожден!

Но если мне придется убедиться,

Что юных дней несбыточны мечты,

Что древний мир вовек не возродится, -

Пусть я умру - со смертью Красоты.

Чу! Звук рогов! То варваров дружины.

За мной Эллады дух и Рима мощь!

О, Гелиос! Ты, Бог моей судьбины,

Дай светлый мне конец, небесный вождь!

Дай юным пасть в бою, как над Скамандром

Пелиду смерть ты некогда судил!

И сень Аида вместе с Александром

Дай эллину, что персов победил.

Навзикая

Исчезает, убегая,

Белый парус вдалеке,

И с утеса Навзикая

Смотрит вслед ему в тоске.

Руку с золотом запястья

Приложив к челу, туда

Вдаль глядит, где призрак счастья

Исчезает навсегда.

Всё глядит с тоской во взоре -

И когда уже исчез

Весь корабль в морском просторе,

Где слилось, синея, море

С синей бездною небес.

"Афродита! Афродита! -

Шепчет горестно она: -

Или я тобой забыта?

В чем, скажи, моя вина?

Беззаботно протекали

Дни мои в родном краю,

Мать с отцом меня ласкали -

Дочь любимую свою.

И доколь моей судьбою

Я так счастлива была,

Говорили, что с собою

Всюду радость я несла.

Для тебя венки свивали

Мы с подружками толпой;

Светлый гимн твой воспевали...

Чем грешна я пред тобой?

Чем преступна Навзикая?..

О богиня, для чего

Ты, досель ко мне благая, -

Привела в наш край его?!.

Здесь предстал он, богоравный,

Мощный духом Одиссей:

Мне принес герой державный

Смысл и радость жизни всей.

Он, чей взор явил мне внятно

Цель и счастье бытия -

Он уходит безвозвратно...

Ах, и с ним - душа моя!.."

Не успел в тиши прибрежной

Скорбной девы смолкнуть клик -

И богини образ нежной

Перед ней в лучах возник.

"О, не плачь, моя бедняжка,

Лань, сраженная стрелой;

Не горюй: наказан тяжко

Будет твой обидчик злой.

Прогневил он Посейдона -

И накажет бог бойца,

Море в сумрачное лоно

Примет дерзкого пловца.

Кара нынче же свершится, -

Коль другое существо

Добровольно не решится

Жизнь отдать - за жизнь его...

И спешу к его жене я

Возвестить ей рока суд.

Ах, вдовцом лишь Одиссея

Волны в гавань принесут!"

Просветлевшие мгновенно

Дева очи подняла:

"Будь же ты благословенна,

Дочь небес! Я поняла.

Справедлив суд рока строгий.

Не напрасно говорят,

Что, к кому нисходят боги -

Тем спасение дарят..."

И с высокого обрыва

В море кинулась она.

Волны вспенились шумливо -

И сомкнулась глубина.

Колодец королей

"Лишь тот на свете властелин, кто выше, чем закон;

Коль право низших должен чтить - так не властитель он!"

Так сам с собой король Олаф дорогой рассуждал;

Он в Византии гостем был - двор Кесаря видал.

"Я в Свиарике мужиков смиренью научу!

Как кесарь Лев в своем дворце - я властвовать хочу..."

И возвратясь, он шлет указ: по скольку серебра

Должны слать шведы королю, от каждого двора.

Гонцы разосланы; спешат, чрез долы и поля,

В Уппсалу звать народ на тинг, по слову короля.

Указ читают мужикам. И вот старик встает;

Кто он - не знают; сед, как лунь; он тихо речь ведет:

"Везде водилось искони, - так молвит он гонцам, -

Что тот, кому нужда в другом - идет к другому сам.

Нам от Олафа короля не нужно ничего;

А если в нас ему нужда - на тинг мы ждем его:

К началу лета, в Дунсадаль, к Колодцу Королей".

Вскипел Олаф на эту весть: "Смирю вас, бунтарей!"

И стал соратников своих скликать со всех концов;

И к сроку в Дунсадаль повел три тысячи бойцов.

На место тинга въехал он, с ним ратники его.

Двенадцать старцев там сидят - и больше никого...

Тесна долина; лес кругом, дубовый, вековой;

Там тихо, грозно и темно, как в туче грозовой,

Колодец между двух дубов; он черен и глубок...

И молвит сумрачно король: "На тинг я прибыл в срок,

Да рать в три тысячи собрал для нынешнего дня.

Согласны ль подать мне платить и слушаться меня?"

И встал старик. Он сед, как лунь; в медвежий мех одет;

И говорит: "На твой вопрос спрошу тебя в ответ.

Зовут колодцем королей колодец наш. Отколь

Прозванье это повелось - ты знаешь ли, король?.." -

"При чем он тут?.. Не знаю, нет!" - "Так слушай, государь,

Трех прежних шведских королей тут утопили встарь,

Тверд, как булат, был конунг Кнут (он был тебе сродни),

Он утеснять хотел народ, свободный искони...

Тверд, как булат, был; но тверды, как камень, мужики!

В колодец сбросили его - там воды глубоки.

Вторым был Гакон, третьим Свейн - враги народных прав...

Желаешь ты четвертым быть, скажи, король Олаф?"

Олаф от гнева задрожал, копье схватил без слов...

Но старец рог берет - трубит... в лесу раздался зов...

И ожил лес; гудит, гремит... несметною толпой

Оттуда хлынули бойцы, как на берег прибой.

Мечи, мечи да топоры, куда ни глянет взор...

И старец поднял прежде всех увесистый топор.

"Ты к нам три тысячи, король, привел своих людей;

Но нас тринадцать тысяч здесь - посмотрим, кто сильней!

Ты мужиков хотел смирить? Ну что ж, мы здесь: смири!

Да только сам поберегись - колодец тут, смотри!.."

* * *

И повернул Олаф коня, во всю несется мочь

Со всей дружиною своей от Дунсадаля прочь...

И уж ни разу в Дунсадаль - с тех пор до наших дней -

Не ездил больше ни один из шведских королей.