*) Бывшаго впослѣдствіи вице-губернаторомъ въ Таврической губерніи.

"Письмо твое глубоко поразило мою душу, я до полученія его не зналъ о смерти Щербины, а ты знаешь, какъ я его любилъ, какъ родного; мнѣ кажется никто не зналъ его лучше меня; его напускная мизантропія и желчные сарказмы не закрывали отъ меня его прекрасныхъ и благородныхъ качествъ души. Онъ со мною часто говорилъ по-человѣчески и далъ мнѣ себя близко узнать. Въ жизни онъ долго былъ ребенкомъ, за которымъ надо было смотрѣть и ухаживать, и я пять лѣтъ былъ его нянькой. Когда на Кавказѣ былъ убитъ его братъ, котораго онъ уговорилъ отправиться туда, онъ чуть съ ума не сошелъ, ему казалось, что окровавленная тѣнь его стоитъ надъ нимъ, и много ночей я сидѣлъ около него и тайно отъ него давалъ лекарство, укрѣпляющее нервы, конечно, по совѣту медика; явно онъ ни за что не сталъ бы лечиться. Я долго не привыкну къ мысли, что его нѣтъ на свѣтѣ, что я его больше не увижу и не обниму. Когда онъ былъ боленъ завалами печени и ему приказано было дѣлать моціонъ, а онъ не вставалъ по цѣлымъ днямъ съ кровати, я съ человѣкомъ насильно подымалъ его, не смотря, что онъ дрался и ругался, или плакалъ, какъ дитя, его выносили на улицу и за руку я уводилъ его и по два часа заставлялъ ходить, и это продолжалось нѣсколько мѣсяцевъ; только съ другомъ можно было такъ возиться, какъ я съ нимъ, и онъ мнѣ дѣйствительно былъ другомъ, его теплыя и искреннія письма ко мнѣ это доказываютъ. Разъ мы были на дачѣ у Штакеншнейдера; въ общемъ спорѣ онъ сказалъ мнѣ желчно дерзость, я тогда промолчалъ, но когда мы сѣли въ экипажъ и выѣхали на дорогу, я спросилъ его, всѣмъ ли онъ такъ платитъ за сердечную привязанность, какъ сегодня заплатилъ мнѣ; Щербина разрыдался, сталъ обнимать меня и цѣловать, а я едва могъ утѣшить его. Меня съ нимъ познакомилъ Сошальскій, тогда онъ жилъ въ какомъ-то чуланчикѣ; познакомившись ближе, я уговорилъ его переѣхать къ намъ, даромъ онъ не хотѣлъ это сдѣлать, и мы приняли его въ часть; онъ такъ былъ щекотливъ, что если обѣдъ готовился сколько-нибудь лучше вседневнаго, онъ ограничивался двумя блюдами, и эта церемонія долго продолжалась, пока съ нами жилъ Сошальскій, котораго онъ не любилъ за хвастливый и покровительственный характеръ. Онъ всю жизнь былъ горемычный труженикъ, только послѣдніе годы судьба ему улыбнулась для того, чтобы такъ безжалостно задушить его".

У меня хранится собственноручная тетрадь юношескихъ стихотвореній Н. Ѳ. Щербины, куда онъ внесъ и нѣсколько позднѣйшихъ пьесъ. Приготовивъ эту тетрадь для печати, онъ потомъ раздумалъ и выступилъ съ болѣе зрѣлыми произведеніями, озаглавивъ первую свою книгу: "Греческія стихотворенія". Привожу изъ упомянутой тетради слѣдующія восемь пьесъ:

I.

Деревня.

На пыльный небосклонъ лишь тучка набѣжитъ,

И городъ влажною прохладой освѣжитъ,

И ближній садъ повѣетъ ароматомъ,

А нивы дальнія заблещутъ лѣтнимъ златомъ,--

Люблю я вспоминать, за чашею вина,

Пріютъ спокойствія и тихой нѣги сна --

Деревню добрую, съ роскошными полями,

Съ рѣкою голубой, съ зелеными садами,

Съ малиной спѣлою, со сливой золотой,

И локонъ барышни, природой завитой,

Ея воздушныя, плѣнительныя ножки,

Обутыя -- увы!-- въ полу сапожки...

* * *

Сливаются вдали напѣвы соловья

Съ журчаньемъ трепетнымъ кристальнаго ручья;

Склонились сводами плакучія березы:

Съ нихъ падаютъ въ рѣку росы вечерней слезы.

Со стадомъ молодымъ идетъ пастухъ къ рѣкѣ,

Играя весело на дѣдовскомъ рожкѣ.

Помѣщикъ пожилой, въ своемъ халатѣ давнемъ,

Отъ мошекъ затворять приказываетъ ставни.

Онъ говоритъ теперь о дочери своей,

Что старый бригадиръ въ мужья назначенъ ей,

Что будетъ онъ въ сей жизни ей попутчикъ,

А дочери все снится подпоручикъ!..

* * *

Люблю я отъ души тебя, уютный край,--

Деревня добрая, лѣнивца свѣтлый рай!..

Тамъ барыня свой станъ снуровкой не сжимаетъ,

Тамъ, удалясь она отъ тщетной суеты,

Свои наивныя до глупости черты

Подъ маской жалкою бѣлилъ не сокрываетъ;

И барышня твоя прелестна и стройна,

Хоть въ платьѣ ситцевомъ красуется она.

Люблю въ деревнѣ я житье-бытье простое,

И щечки полныя, и молоко густое.

II.

Фонтенебло.

Уныло и глухо подъ сводами залы:

Не слышно тяжелыхъ шаговъ.

Не слышно ни звона заздравныхъ бокаловъ

Ни пѣсень веселыхъ бойцовъ.

Нѣтъ признака жизни; вокругъ запустѣнье,

Какой-то печалью глядитъ...

Въ дворцѣ позабытомъ, какъ даръ сокровенный,

Походная шляпа лежитъ.

Въ глубокую полночь тамъ носятся тѣни

Угасшихъ давно королей,

И поступью важной идутъ привидѣнья

Въ тотъ залъ изъ парадныхъ дверей...

На голову шляпу себѣ примѣряютъ:--

И всѣмъ не по мѣркѣ она!..

И тѣни одна за другой исчезаютъ,

Какъ въ утреннемъ блескѣ -- луна...

Потомъ императоръ является въ залу...

Державныя руки скрестилъ...

Тревожная дума въ очахъ заблистала:

На шляпу онъ взоръ устремилъ.

Видна на той шляпѣ ничтожностъ земная.

Почило величье на ней.

И тѣнь, съ укоризной на шляпу взирая,

Груститъ о судьбинѣ своей...

Сирійское солнце ту шляпу палило,

Песокъ африканскій пылилъ,

Метели Россіи ее убѣлили,

И валъ океана кропилъ!..

Смотрѣлъ императоръ и грозно. и дико:

Унесть свою шляпу хотѣлъ.

Но вдругъ раздалися разсвѣтные клики,

И съ ночью онъ въ высь улетѣлъ...

III.

Пиръ въ Хіосѣ.

Напѣнимъ н а ксосомъ маст и ковыя чаши,

Алоэ Индіи въ курильницахъ зажжемъ!..

Какъ этотъ дымъ, разсѣются печали наши,

И нектаръ радости смѣшается съ виномъ.

Сквозь тонкій паръ душистаго накс о са.

Сквозь ароматъ прозрачныхъ облаковъ,

Увидимъ васъ, красавицы Хіоса,

Въ вѣнкахъ изъ гроздій и цвѣтовъ.

Увидимъ мы, какъ по цвѣтамъ катится

Струя душистая кудрей,

Какъ виноградъ, колеблясь, золотится

На мраморѣ трепещущихъ грудей...

IV.

Янинская темница.

Небо Аттики прекрасной

Надо мною не блеститъ,

И съ Олимпа мѣсяцъ ясный

Сквозь рѣшетку не глядитъ.

* * *

Знать, подъ сѣнью Парѳенона

Я лобзалъ тебя въ уста,

Свѣтлоокая кукона,

Чтобъ проститься навсегда...

* * *

Но зачѣмъ съ тобой такъ мало

На прощаньи говорилъ

И вокругъ якёты алой

Страстно рукъ я не обвилъ!

* * *

Освѣти же мракъ темницы

Взоромъ пламенныхъ очей:

Мнѣ давно не шлетъ денница

Свѣтлорадужныхъ лучей!..

* * *

Смерти жаждешь, ты Янина,

Слышу я, за мной идутъ...

Но альбанцы Тебелина

Крови грека не прольютъ!...

* * *

Палъ, рыдая, на колѣни;

Онъ молитву сотворилъ,

И о каменную стѣну

Буйну голову разбилъ.

V.

Русская колыбельная пѣсня.

Спи, мое дитятко,

Спи, мое милое,

Спи, когда спится!..

* * *

Скоро ты выростешь,

Съ теплаго гнѣздышка

Скоро слетишь...

Съ русой бородкою,

Дитятко милое,

Горе прійдетъ.

Съ первой красавицей,

Съ первой зазнобушкой

Сонъ пропадетъ,

Съ женкой румяною,

Съ малыми дѣтками

Много заботъ!..

Теща сварливая

Съ тестемъ затѣйливымъ

Съ толку собьютъ.

Пѣсня ль старинная

Вспомнится радостно--

Хочешь запѣть...

Въ двери широкія

Явятся хлопоты,--

Пѣсня уйдетъ...

Сонъ ли украдкою

На изголовьецо

Ляжетъ порой,--

Дума житейская,

Злая кручинушка

Сгонятъ его...

* * *

Спи, мое дитятко,

Спи, мое милое...

VI.

...И взвился тихій Донъ

Серебристой зміей,

По зеленымъ лугамъ

Покатился рѣкой;

Далеко полетѣлъ

Сизокрылымъ орломъ

И на землю упалъ

Безконечнымъ лучомъ.

Донъ живою водой

Хитрыхъ грековъ поилъ

И хозаровъ лихихъ

Онъ на битвы носилъ;

Подъ ладьями славянъ

Онъ привѣтно шумѣлъ;

Громки пѣсни свои

Имъ съ гуслярами пѣлъ.

VII.

Кручина добраго молодца.

Разъ приглянулся яснымъ звѣздочкамъ

Свѣтелъ мѣсяцъ -- добрый молодецъ,

И пришли онѣ съ челобитьицемъ

Къ свѣтлу мѣсяцу -- добро молодцу.

-----

-- "У тебя ль, у мѣсяца, высокъ теремъ,

Изукрашенъ онъ лучше боярскаго,

Не изъ простого камня бѣлаго,

Изъ самоцвѣтной бирюзы состроенный,

Въ ширину, въ длину, не семи саженъ,

А надъ цѣлой землей онъ красуется.

Ты одинъ господинъ въ своемъ теремѣ,

Какъ Адамъ въ раю, похаживаешь,

Ясными очами посматриваешь,

Русую бородку поглаживаешь,

По плечамъ кудри разбрасываешь;

А постель у тебя -- золоты облака:

Она мягче, пышнѣй невѣстиной.

Ты сосна встаешь -- умываешься

Съ твоихъ рукъ идетъ вода чистая

На поля росой серебристою;

Ты, умывшись. утираешься

Не ширинкой простой, а радугой.

Изукрашенной, разноцвѣтною,

Златомъ шитою краснымъ солнышкомъ.

Много есть у тебя, добрый молодецъ,

Добра всякаго и угодьицевъ,

Только нѣтъ у тебя красной дѣимцы.

Нѣтъ подруженьки -- ясной звѣздочки...

Выбирай себѣ изъ звѣздочекъ

Подруженьку, разлапушку,

Своему терему хозяюшку!.."

VIII.

Моя жизнь.

Какъ много надъ юной моей головою

Промчалось житейскихъ тревогъ,

Въ тяжелой борьбѣ съ непокорной судьбою!..

Но пасть я духовно не могъ.

Я въ жизни боролся не съ бурей великой,

Не съ мощнымъ, разумнымъ врагомъ,

Но съ мелочью горя, но съ глупостью дикой

Въ упорствѣ ея мелочномъ.

Я брошенъ былъ рокомъ съ младенчества въ тину,

Не знаемъ никѣмъ изъ людей:

Но я въ ней нашелся, и въ ней не покину

Я мысли высокой моей.

И слышу отрадно я голосъ призывный

Въ житейской моей пустотѣ:

"Вся жизнь твоя будетъ одинъ непрерывный

И пламенный гимнъ красотѣ".

1850 г., октября 25.
Село Павловское.

Отрывки изъ неизданныхъ сатиръ и эпиграммъ Н. Ѳ. Щербины:

1.

Некраcовъ.

Отъ генерала Муравьева

Онъ въ клубѣ кару вызывалъ

На тѣхъ, кому онъ самъ внушалъ

Дичь направленія гнилого,

Кого плодилъ его журналъ...

Ну, словомъ: "нашъ" онъ "либералъ",

Не говоря худого слова.

23 апрѣля.

2.

Лавровъ 1).

Онъ Пиладъ студентской дружбы.

Онъ младенецъ въ цвѣтѣ лѣтъ;

Онъ полковникъ русской службы,

Русской мысли онъ кадетъ.

1) Извѣстный въ свое время артилерійскій полковникъ, авторъ философскихъ писемъ, либералъ, а затѣмъ эмигрантъ.

3.

Сѣверо-западный политикъ.

Квартальныхъ Зевсъ, Маккіавель пажей,

Теперь попалъ въ администраторы:

Такъ повелось на родинѣ моей,

Гдѣ мѣтитъ всякъ кадетъ въ новаторы...

4.

Безъ названія.

Я на исторію сошлюся:

Отъ Рюрика и Синеуса,

Тупѣй тѣхъ не было людей?

Что въ наши дни вертятъ дѣлами

И въ пропасть мчатся вмѣстѣ съ нами,

Во имя западныхъ идей.

10 декабря 1867 г.

5.

Р * * * 1)

Жалки намъ твои творенья,

Какъ германскій жалокъ Сеймъ.

Тредьяковскій обличенья.

Стихоборзый ***!

1) Поэтъ М. П. Розенгеймъ.

6.

Зараза.

Легче мнѣ бѣжать со свѣту

И въ глуши окончить вѣкъ,

Чѣмъ Корша читать газету;

Вѣдь, читая тупость эту,

Окорш и тся человѣкъ!

21 октября 1867 г.

7.

Еще о Валентинѣ 1).

Я изъ міра сего многошумнаго

Помирился съ могильною сѣнью,

Занё Корша тамъ нѣтъ скудоумнаго,

Съ либеральной его дребеденью...

Еще Коршъ вѣдь пока не преставился,

(Ему жъ годы прожить за годами)

Мнѣ тотъ свѣтъ за одно бъ ужъ понравился.

Что съ такими не жить дураками.

30 марта.
1) Валентинъ Ѳедоровичъ Коршъ.

8.

Паки о

Россійской пустотѣ, фразерству Петрограда

Всѣ города, смѣясь, даютъ свой контингентъ:

На что ужъ Чухлома,-- и та куда какъ рада,

Пославъ * * * въ нашъ Питерскій конвентъ!

16 января.

9.

Marquis de W***.

Рескриптъ тринадцатаго мая

Я, буква въ букву исполняя,

Тиблену разрѣшилъ журналъ:

Да поражаетъ онъ Каткова

Всей монтаньярской силой слова.

Чтобъ врагъ мой палъ и не возсталъ.

2 декабря 1867 г,

10.

Дополненіе къ "Русскому Толковому Словарю".

Камо поиду отъ духа твоего и отъ взора твоего камо бѣжу?" Псаломъ 130-й.

Когда въ Россіи многопьющей

Вамъ скажутъ слово "вездѣсущій",--

Не разумѣйте Бога въ немъ:

Такъ начали, во время * * *

(Сего грядущаго банкрота)

Именовать "питейный домъ".

14 ноября.

11.

Литія по усопшемъ рабѣ Божіемъ Г***.

Мы въ гербѣ орла уничтожаемъ,

Гербъ мѣняемъ, Г***, черезъ тебя!

Кабакомъ орла мы замѣщаемъ,

Чтобъ точнѣе выразить себя...

12.

1869 годъ.

Трущобнымъ зоиламъ.

Я говорю, когда меня ругаютъ

Какой-то "Зетъ" и "Искра" и "Недѣля":--

То на меня изъ подворотни лаютъ,

То расходился пьяный пустомеля.

2 января.

13.

XIX вѣкъ.

Вѣкъ девятнадцатый вѣкомъ бездарности

Долженъ въ Россіи прослыть,

Хоть за реформы его благодарности

И не возможно лишить.

Нижеслѣдующія три сатиры Н. Ѳ. Щербины, записанныя имъ для меня, хотя при жизни его ходили въ рукописныхъ копіяхъ, но не были включены въ печатное собраніе его сочиненій, а если были гдѣ-либо напечатаны,-- въ спискѣ его сочиненій не значились:

14.

Наше время.

Когда былъ въ модѣ трубочистъ,

А генералы гнули выю,

Когда стремился гимназистъ

Преобразовывать Россію.

Когда, чуть выскочивъ изъ школъ,

Въ судахъ мальчишки засѣдали,

Когда фразистый произволъ

Либерализмомъ величали;

Когда могъ О .. хинъ быть судьей,

Черняевъ же отъ дѣлъ отставленъ,

Катковъ преслѣдуемъ судьбой,

А Писаревъ зѣло прославленъ;

Когда сталъ чиномъ генералъ

Служебный якобинецъ С***

И Муравьева воспѣвалъ

Нашъ красный филантропъ Некрасовъ;

Когда бездарность и прогрессъ

Въ Россіи стали синонимомъ,

И здравый смыслъ совсѣмъ исчезъ,

Тургеневскимъ разсѣясь "Дымомъ":

Тогда въ бездѣйствіи влачилъ

Я жизни незамѣтной бремя,--

И счастливъ, что незнаемъ былъ,

Въ сіе комическое время!...

20 ноября 1867 г.

15.

Французскій терроръ въ русскомъ духѣ.

Доморощеннымъ гигантамъ

Должный путь мы указали;

Сообразно ихъ талантамъ,

На мѣста ихъ разсажали.

Робеспьеровъ по акцизу,

А Маратовъ по контролю,

Пусть все рушатъ сверху, снизу --

Либеральничаютъ вволю!

Надѣлить крестьянъ землею

Мы Бабефовъ разослали,

А Барбесовъ всей душою

Въ мировые судьи взяли!

Терруань-де-Мирекуры

Школы женскія открыли,

Чтобъ оттуда наши дуры

Въ нигилистки выходили!

Клоцы нашимъ гимназистамъ

Проповѣдуютъ науку...

Словомъ, крайнимъ прогрессистамъ

Все теперь поплыло въ руку!

Но средь этой благостыни

Есть безъ жениха невѣста:

Только Разума богинѣ

Не нашлось въ Россіи мѣста!

1863 г.

16.

1861 годъ.

Вы зачѣмъ ихъ заключили

Въ стѣны крѣпости гранитной

И допросы имъ чинили.

Съ важной строгостью и скрытно?

Ихъ значенье такъ ничтожно.

Иль опасно такъ для трона,

Что допрашивать бы можно

Ихъ въ кондитерской Рабона...

Дать бы имъ конфектъ по фунту,

Воротить имъ ихъ возванья --

Пусть идутъ, взывая къ бунту,

По Руси, безъ задержанья!

1861 г.

-----

Привожу также изъ подлинной рукописи Н. Ѳ. Щербины, имъ подаренной мнѣ, слѣдующія: "Дополненія къ Соннику современной русской литературы (1856 г.)" въ виду того, что въ печатномъ изданіи "Сонника" эти мѣста, касавшіяся еще живыхъ въ то время лицъ, издателемъ были опущены:

Б., Бенедиктова во снѣ видѣть предвѣщаетъ увидѣть наяву фигуру индѣйскаго пѣтуха.

Г., Глинку Ѳеодора во снѣ видѣть предвѣщаетъ побывать въ звѣринцѣ и смотрѣть тамъ на кривлянья обезьянки.

Д., Дружинина во снѣ видѣть предвѣщаетъ столкнуться въ Средней Мѣщанской съ Мефистофелемъ XIV класса, съ денди Выборгской стороны.

К., Кукольника во снѣ видѣть предвѣщаетъ изъ романтическаго трубадура превратиться въ черезчуръ классическаго чиновника и запивоху.

Л., Л--ва Михайла во снѣ видѣть предвѣщаетъ для мужчинъ припадки сатиріазиса, а для дамъ припадки нимфоніи; иногда же, предвѣщаетъ непріятно столкнуться съ грязной литературной тлей съ претензіями на лакейское остроуміе и циническій юморъ, отъ котораго, впрочемъ, всѣ невзыскательные цирюльники, сидѣльцы и холопы, способны надорвать животики.

М., М--а во снѣ видѣть предвѣщаетъ проглотить аршинъ или оскопиться духомъ и тѣломъ; иногда -- предвѣщаетъ быть одержимымъ глистомъ-солитеромъ.

Н., Некрасова во снѣ видѣть предвѣщаетъ изъ житейской необходимости войти въ связи съ пустымъ и пошлымъ человѣкомъ (въ родѣ Ивана Панаева).

С., Ст--го А. -- во снѣ видѣть предвѣщаетъ: отца и мать въ грязь втоптать, лишь бы только плохую повѣстушку написать, или же увидѣть какъ комически русская холопка корчитъ изъ себя эманципированную Жоржъ-Сандъ.

-- Соловьева, московскаго профессора и Макарія епископа Винницкаго, во снѣ видѣть предвѣщаетъ увидѣть наяву первую занимающуюся зарю самобытной русской науки.

-- Соллогуба графа во снѣ видѣть предвѣщаетъ взять и не отдать; иногда же предвѣщаетъ съ изумленіемъ увидѣть на мраморномъ пьедесталѣ роскошную севрскую вазу, наполненную болотной тиной и смраднымъ навозомъ и прикрытую сверху букетами камелій.

-- С *** академика во снѣ видѣть предвѣщаетъ все знать и ничего не знать, прикрыть недостатокъ всякаго содержанія эгидою сухого черстваго педантизма, безплоднаго буквоѣдства и шарлатанства, съ примѣсью хитрой злости, чѣмъ довольно выгодно для себя провести и облопошить дряхлый и выжившій изъ ума ареопагъ русской науки.

X., Хотинскаго видѣть во снѣ . . . . . . . . . . . . . сонъ не цензурный.

Ш., Шестакова (московскаго профессора) во снѣ видѣть предвѣщаетъ -- въ слѣдующую ночь увидѣть то же во снѣ Василія Кириловича Третьяковскаго, стоящаго на котурнахъ Софокла, закутаннаго въ софокловскій гиматій и добродушно выдающаго почтеннѣйшей публикѣ свою "Демдамію" за софоклова "Царя-Эдипа".

Г. Данилевскій.