В чистом поле косарь косил сено.

Вдруг за что-то коса зацепилась

И в руках у него зазвенела.

-- Эх, коса наскочила на камень! -

Говорит он и все себе косит.

-- Да! держи ты карман, простофиля! -

Говорит у него под ногами, -

Где ты видел такие каменья?

Смотрит в землю косарь: что за чудо?

Перед ним поднимается кочка,

Закурилась, растет, шевелится,

И становится лютою смертью,

Тою самою лютою смертью,

Что в церквях в ужас людям малюют,

Что на ней и тряпья и лохмотьев,

И лица человечьего нету...

Замахнулся косарь на хрычовку,

Извести ее думает разом,

Чтоб от часу того лютой смерти

Не видали бы вовсе на свете.

-- Нет, постой, погоди; что за радость

Извести меня, старую, даром?

Ты меня отпусти, а за это

Я тебя научу да такому,

Что как выйдешь, да по миру глянешь,

Загребать станешь деньги лопатой!

Уговор тут они заключили;

Посудили слегка, порядили,

И пошли всяк своею дорогой.

В благодарность его, на прощанье,

Смерть такому уменью учила:

-- Ты ступай, выходи в путь-дорогу,

По дороге лечи всех недужных;

С этих пор я тебе стану зрима!..

Только глянь, где тихонько я стала;

Если стала в ногах у больного,

Значит, кинет недужного немочь;

Если ж в головы я затесалась,

От недуга ему не подняться!

В путь собрался косарь тем же часом,

Стал лечить всех больных и недужных;

И засыпали знахаря в волю

Самоцветные камни и жемчуг,

Дорогие парчи и дукаты...

Только вот, как уж он пообжился

И в мешки как по горло зарылся,

Призывают его ополночи

К одному богачу на подворье.

Глянул он и задумался крепко:

Над больным, у тесовой кровати,

Прямо в головы Смерть поместилась,

Держит косу в руках наготове!

А богач его голосно молит:

-- Помоги ты мне, брат, сделай милость;

Лечишь ты всех больных и недужных;

Я в долгу у тебя не останусь -

Дам тебе по заслугам награду:

Половиной добра и богатства

За твои за труды поклонюся!

Начал тут про себя думать знахарь:

Что за бес, да и что за причина?

Отчего не надуть мне и смерти?

Ведь случается, лечат же в свете

И таких, что давно отпевают!

Принимается он за больного;

Лечит час, лечит два, вплоть до утра...

Только к утру больной, перед светом,

Свою душеньку Богу и отдал...

Не успело пройти и недели,

Тут и сам закручинился знахарь.

Ходит, голову низко повесил,

Все ему и противно и тошно,

И на свет не глядел бы, казалось.

Повалился, как сноп, он в постелю,

Зажигает кругом себя свечи,

Курит ладаном, молится крепко,

А в окошко швыряет дукаты,

Созывает убогих и нищих;

Сам сидит на постели недужный,

Вековечную книгу читает...

От зари до зари он читает,

Вкруг себя сам боится и глянуть;

Ему чудятся всякие страхи,

Всякий ужас и смертные муки...

Только вот, наконец, отощал он,

Веки сами собою раскрылись;

Поглядел он и руки упали:

Смерть стоит у него в изголовье!

И закрыл он тогда свою книгу,

Кличет слуг со двора на подмогу,

Переставить велит свое ложе,

Повернуть головами к порогу...

Только смерть от голов не отходит,

Будто тень, вместе с ним переходит!

Стал больной тут вопить и метаться,

Что ни час, отдавать приказанье

Ставить ложе свое поминутно

То к углу, то к порогу ногами...

Переставят его потихоньку,

Вкруг себя по светелке он глянет...

Смерть опять у него в изголовье,

Держит косу в руках наготове!

Напоследок она провещала:

-- Отложи ты свое попеченье;

Не бывать тебе больше поблажки!

Как лечил бы ты честью да правдой,

То еще бы на свете ты пожил!

Тут недужного кара лихая,

Вся кромешная, лютая немочь

Подхватила и кинула оземь...

Так и отдал он душеньку Богу!