А д’Антреколль уже напал на след. Он болтался целыми днями у пристани. Зорко наблюдая за джонками, прислушиваясь к отрывочным словам матросов и купцов, он узнал, что као-лин — мягкая белая глина, ее добывают в горах, носящих название «Высокий хребет», пе-тун-тсе — маленькие белые кирпичики, их тоже привозят джонки.
Д’Антреколль узнал, что рабочие раскалывают в горах твердый горный камень и делают из него кирпичики. Но как же из кирпичиков делают фарфор?
Однажды д’Антреколль увидел на площади смешную будку, увешанную пестрыми флагами с бахромой.
Перед будкой стояла толпа. Ребятишки пролезали вперед к сидевшему возле будки музыканту, который играл на длинной флейте, а ногой, с зажатой между пальцами палочкой, ударял по маленькому барабану, стоявшему рядом с ним. Вдруг занавеска на будке раздвинулась, и в отверстии появилась куколка, которая смешно передвигала ногами, поднимала руки и вертела головой, как живая.
Налетевший ветерок распахнул занавеску шире, и д’Антреколль увидел над куколкой руки хозяина, который ловкими пальцами дергал и перебирал нитки, протянутые к кукле, заставляя ее двигаться. Самого кукольника не было видно за занавеской.
Д’Антреколль остановился и стал смотреть.
Двигавшаяся куколка изображала молодую китаянку; она пела песенку (то есть вместо нее чей-то голос пел за занавеской) и танцовала.
Потом на сцену вышла другая кукла — отец китаяночки. У него были длинные черные усы и борода и высокая шапка на голове. Тут пришла еще третья куколка — молодой, бедно одетый китаец. Д’Антреколль понял, что молодой китаец сватает китаянку, а отец соглашается ее отдать только за очень большой выкуп.
Потом старый китаец и китаяночка ушли, а молодой остался и начал жаловаться, что он беден и не может дать выкупа. Ничего у него нет, кроме синей фарфоровой вазы, которую ему оставила на память его умершая мать.
Он ушел за занавеску и принес эту вазу. Вдруг появилась кукла, изображавшая европейца-купца. Он был рыжебородый, в треугольной шляпе, качался, как пьяный, и громко ругался. В толпе засмеялись и зашептались довольные китайцы. Видно, кукла была похожа на европейца. Европеец стал приставать к молодому китайцу, чтоб он продал ему вазу, а тому не хотелось продавать подарок покойной матери, хотя деньги были нужны. Европеец предлагал ему денег все больше и больше. Потом они оба ушли, и на сцене никого не было, потому что кукольник приготовлял других кукол.
Музыкант опять начал игру.
В это время один из китайцев, стоявший впереди д’Антреколля в толпе, обернулся к другому и сказал:
— А ты слышал, как один «рыжебородый», — рыжебородыми в Китае звали европейцев, — хотел устроить фарфоровую фабрику у себя на родине? Он купил у нас много-много пе-тун-тсе и увез с собой. Но у него ничего не вышло, потому что он не взял с собой као-лина.
— Конечно, — ответил другой китаец, по виду купец, — фарфор нельзя делать без као-лина. Фарфор без као-лина — все равно что тело без костей.
Тут они оба рассмеялись и стали смотреть на сцену, где опять затанцовали куколки.
Д’Антреколлю было не до кукол. Его не интересовало, продал или нет молодой китаец свою вазу и женился ли он на китаяночке. Д’Антреколль вернулся в свою комнату. Записав в свой тайный дневник все, что слышал про као-лин и пе-тун-тсе, он задумался.
«Должно быть, као-лин придает крепость фарфору, так же как кости придают крепость телу, — размышлял он. — Но как это может быть? Ведь као-лин — мягкая глина, а пе-тун-тсе — твердый камень!»
Он думал всю ночь и ни до чего не додумался.
А дело было вот в чем: пе-тун-тсе, твердый горный камень, становился прозрачным как стекло, если его накаляли в огне. Он плавился и растекался в обжигательной печи. Белая глина, као-лин, становилась твердой и очень белой, если ее обжигали. Китайцы смешивали пополам као-лин и пе-тун-тсе, делали из этой массы посуду и обжигали в печи при температуре около 1300°. Тогда получался фарфор.
Но д’Антреколлю это было невдомек. Он решил проникнуть на фабрики, чтобы узнать, что там делается.