Содержаніе. Уклонившись въ глубокомъ снѣ съ прямой дороги, Данте пробуждается въ темномъ лѣсу, при слабомъ мерцаніи мѣсяца идетъ далѣе и, передъ дневнымъ разсвѣтомъ, достигаетъ подошвы холма, котораго вершина освѣщена восходящимъ солнцемъ. Отдохнувъ отъ усталости, поэтъ восходитъ на холмъ; но три чудовища -- Барсъ съ пестрою шкурою, голодный Левъ и тощая Волчица, преграждаютъ ему дорогу. Послѣдняя до того устрашаетъ Данта, что онъ уже готовъ возвратиться въ лѣсъ, какъ внезапно появляется тѣнь Виргилія. Данте умоляетъ ее о помощи. Виргилй, въ утѣшеніе ему, предсказываетъ, что Волчица, тамъ его испугавшая, скоро погибнетъ отъ Пса, и, для выведенія его изъ темнаго лѣса, предлагаетъ ему себя въ вожатые въ странствіи его черезъ Адъ и Чистилище, прибавляя, что если онъ пожелаетъ взойти потомъ на Небо, то найдетъ себѣ вожатую, стократъ его достойнѣйшую. Данте принимаетъ его предложеніе и слѣдуетъ за нимъ.

1. Въ срединѣ нашей жизненной дороги,

Объятый сномъ, я въ темный лѣсъ вступилъ,

Путь истинный утративъ въ часъ тревоги.

4. Ахъ! тяжело сказать, какъ страшенъ былъ

Сей лѣсъ, столь дикій, столь густой и лютый,

Что въ мысляхъ онъ мой страхъ возобновилъ.

7. И смерть лишь малымъ горше этой смуты!

Но чтобъ сказать о благости небесъ,

Все разскажу, что видѣлъ въ тѣ минуты.

10. И самъ не знаю, какъ вошелъ я въ лѣсъ:

Въ такой глубокій сонъ я погрузился

Въ тотъ мигъ, когда путь истинный исчезъ.

13. Когда жъ вблизи холма я пробудился,

Гдѣ той юдоли положенъ предѣлъ,

Въ которой ужасъ въ сердце мнѣ вселился,--

16. Я, вверхъ взглянувъ, главу холма узрѣлъ

Въ лучахъ планеты, что прямой дорогой

Ведетъ людей къ свершенью добрыхъ дѣлъ.

19. Тогда на время смолкъ мой страхъ, такъ много.

Надъ моремъ сердца бушевавшій въ ночь,

Что протекла съ толикою тревогой.

22. И какъ успѣвши бурю превозмочь,

Ступивъ чуть дышущій на брегъ изъ моря,

Съ опасныхъ волнъ очей не сводитъ прочь:

25. Такъ я, въ душѣ еще со страхомъ споря,

Взглянулъ назадъ и взоръ вперилъ туда,

Гдѣ изъ живыхъ никто не шелъ безъ горя.

28. И отдохнувъ въ пустынѣ отъ труда,

Я вновь пошелъ, и мой оплотъ опорный

Въ ногѣ, стоящей ниже, былъ всегда.

31. И вотъ, почти въ началѣ крути горной,

Покрытый пестрой шкурою, кружась,

Несется Барсъ и легкій и проворный.

34. Чудовище не убѣгало съ глазъ;

Но до того мнѣ путь мой преграждало,

Что внизъ сбѣжать я помышлялъ не разъ.

37. Ужъ денъ свѣталъ и солнце въ путь вступало

Съ толпою звѣздъ, какъ въ мигъ, когда оно

Вдругъ отъ любви божественной пріяло

40. Свой первый ходъ, красой озарено;

И все надеждою тогда мнѣ льстило:

Животнаго роскошное руно,

43. Часъ утренній и юное свѣтило.

Но снова страхъ мнѣ въ сердцѣ пробудилъ

Свирѣпый Левъ, представшій съ гордой силой.

46. Онъ на меня, казалось, выходилъ,

Голодный, злой, съ главою величавой,

И, мнилось, воздухъ въ трепетъ приводилъ.

49. Онъ шелъ съ Волчицей, тощей и лукавой,

Что, въ худобѣ полна желаній всѣхъ,

Для многихъ въ жизни сей была отравой.

52. Она являла столько мнѣ помѣхъ,

Что, устрашенъ наружностью суровой,

Терялъ надежду я взойдти на верхъ.

55. И какъ скупецъ, копить всегда готовый,

Когда придетъ утраты страшный часъ,

Груститъ и плачетъ съ каждой мыслью новой:

58. Такъ звѣрь во мнѣ спокойствіе потрясъ,

И, идя мнѣ на встрѣчу, гналъ всечасно

Меня въ тотъ край, гдѣ солнца лучъ угасъ.

61. Пока стремглавъ я падалъ въ мракъ ужасный,

Глазамъ моимъ предсталъ нежданный другъ,

Отъ долгаго молчанія безгласный.

64. "Помилуй ты меня!" вскричалъ я вдругъ,

Когда узрѣлъ его въ пустынномъ полѣ,

"О кто бъ ты ни былъ: человѣкъ, иль духъ?"

67. И онъ: "Я духъ, не человѣкъ я болѣ;

Родителей Ломбардцевъ я имѣлъ,

Но въ Мантуѣ рожденныхъ въ бѣдной долѣ.

70. Sub Julio я поздно свѣтъ узрѣлъ,

И въ Римѣ жилъ въ вѣкъ Августовъ счастливый;

Во дни боговъ въ лжевѣрьѣ я коснѣлъ.

73. Я былъ поэтъ, и мной воспѣтъ правдивый

Анхизовъ сынъ, воздвигший новый градъ,

Когда сожженъ былъ Иліонъ кичливый.

76. Но ты за чѣмъ бѣжишь въ сей мракъ назадъ?

Что не спѣшишь на радостныя горы,

Къ началу и причинѣ всѣхъ отрадъ?"

79. -- " О, ты ль Виргилій, тотъ потокъ, который

Рѣкой широкой катитъ волны словъ?"

Я отвѣчалъ, склонивъ стыдливо взоры.

82. "О дивный свѣтъ, о честь другихъ пѣвцовъ!

Будь благъ ко мнѣ за долгое ученье

И за любовь къ красѣ твоихъ стиховъ.

85. Ты авторъ мой, наставникъ въ пѣснопѣньѣ;

Ты былъ одинъ, у коего я взялъ

Прекрасный стиль, снискавшій мнѣ хваленье.

88. Взгляни: вотъ звѣрь, предъ нимъ же я бѣжалъ....

Спаси меня, о мудрый, въ сей долинѣ....

Онъ въ жилахъ, въ сердцѣ кровь мнѣ взволновалъ.

91. -- "Держать ты долженъ путь другой отнынѣ,"

Онъ отвѣчалъ, увидѣвъ скорбь мою,

"Коль умереть не хочешь здѣсь въ пустынѣ.

94. Сей лютый звѣрь, смутившій грудь твою,

Въ пути своемъ другихъ не пропускаетъ,

Но, путь пресѣкши, губитъ всѣхъ въ бою.

97. И свойствомъ онъ столь вреднымъ обладаетъ,

Что, въ алчности ничѣмъ не утоленъ,

Вслѣдъ за ѣдой еще сильнѣй алкаетъ.

100. Онъ съ множествомъ животныхъ сопряженъ,

И съ многими еще совокупится;

Но близокъ Песъ, предъ кѣмъ издохнетъ онъ.

103. Не мѣдь съ землей Псу въ пищу обратится,

Но добродѣтель, мудрость и любовь;

Межъ Фельтро и межъ Фельтро Песъ родится.

106. Италію рабу спасетъ онъ вновь,

Въ честь коей дѣва умерла Камилла,

Турнъ, Эвріадъ и Низъ пролили кровь.

109. Изъ града въ градъ помчитъ Волчицу сила,

Доколь ее не заключитъ въ аду,

Откуда зависть въ міръ ее пустила.

113. Такъ вѣрь же мнѣ не къ своему вреду:

Иди за мною; въ область роковую,

Твой вождь, отсель тебя я поведу.

115. Услышишь скорбь отчаянную, злую;

Сонмъ древнихъ душъ увидишь въ той странѣ,

Вотще зовущихъ смерть себѣ вторую.

118. Узришь и тихъ, которыя въ огнѣ

Живутъ надеждою, что къ эмпирею

Когда-нибудь взнесутся и онѣ.

121. Но въ эмпиреи я ввесть тебя не смѣю:

Тамъ есть душа достойнѣе стократъ;

Я, разлучась, тебя оставлю съ нею.

124. Зане Монархъ, чью власть какъ супостатъ

Я не позналъ, мнѣ нынѣ воспрещаетъ

Ввести тебя въ Его священный градъ.

127. Онъ Царь вездѣ, но тамъ Онъ управляетъ:

Тамъ градъ Его и неприступный свѣтъ;

О счастливъ тотъ, кто въ градъ Его вступаетъ!"

130. И я: "Молю я самъ тебя, поэтъ,

Тѣмъ Господомъ, Его жъ ты не прославилъ,--

Да избѣгу и сихъ и горшихъ бѣдъ,--

133. Веди въ тотъ край, куда ты путь направилъ:

И вознесусь къ вратамъ Петра святымъ,

И тѣхъ узрю, чью скорбь ты мнѣ представилъ."

136. Здѣсь онъ пошелъ, и я во слѣдъ за нимъ.

1. По словамъ монаха Гиларія, Данте началъ писать свою поэму по-латынѣ. Первые три стиха были слѣдующіе:

Ultima regna canam, fluido contermina mundo,

Spiritibus quae lata patent, quae praemia solvuut

Pro meritis cuicunque suis (data lege tonantis). --

"In dimidio dierum meorum vadam adportas infori." Vulgat. Biblia.

Въ срединѣ н. ж. дороги, т. е. на 35 году жизни,-- возрастъ, который Данте въ своемъ Convito называетъ вершиною человѣческой жизни. По общему мнѣнію, Данте родился въ 1265: стало быть, 35 лѣтъ ему было въ 1300 г.; но, сверхъ того, изъ XXI пѣсни Ада видно, что Данте предполагаетъ начало своего странствія въ 1300, во время юбилея, объявленнаго папою Бонифаціемъ VIII, на страстной недѣлѣ въ великую пятницу,-- въ годъ, когда ему сравнялось 35 лѣтъ, хотя его поэма написана гораздо позже; потому всѣ происшествія, случившіяся позже этого года, приводятся какъ предсказанія.

2. Темный лѣсъ, по обыкновенному толкованію почти всѣхъ комментаторовъ, означаетъ человѣческую жизнь вообще, а въ отношеніи къ поэту -- его собственную жизнь въ особенности, т. е. жизнь, исполненную заблужденій, обуреваемую страстями. Другіе подъ именемъ лѣса разумѣютъ политическое состояніе Флоренціи того времени, (которую Данте называетъ trista selva, Чист. XIV, 64), и, соединяя всѣ символы этой мистической пѣсни во едино, даютъ ей политическое значеніе. Вотъ напр. какъ графъ Пертикари (Apolog. di Dante. Vol. II, p. 2: fec. 38: 386 della Proposta) объясняетъ эту пѣснь: въ 1300 г., на 35 году жизни, Данте, избранный въ пріоры Флоренціи, скоро убѣдился среди смутъ, интригъ и неистовствъ партій, что истинный путь къ общественному благу потерянъ, и что самъ онъ находится въ темномъ лѣсу бѣдствія и изгнанія. Когда же онъ пытался взойдти на холмы, вершину государственнаго счастія, ему представились непреодолимыя препятствія со стороны роднаго его города (Барса съ пестрою шкурою), гордости и честолюбія французскаго короля Филиппа Прекраснаго и брата его Карла Валуа (Льва), и корысти и честолюбивыхъ замысловъ папы Бонифація VIII (Волчицы). Тогда, предавшись своему поэтическому влеченію и возложивъ всю надежду на воинскія дарованія Карла Великаго, сеньора веронскаго ( Пса ), написалъ онъ свою поэму, гдѣ, при содѣйствіи духовнаго созерцанія (donna gentile), небеснаго просвѣтлѣнія (Лучіи) и богословія ( Беатриче), руководимый разумомъ, мудростію человѣческою, олицетворенною въ поэзіи (Виргиліемъ), проходить онъ мѣста наказанія, очищенія и награды, наказуя такимъ образомъ пороки, утѣшая и исправляя слабости и награждая добродѣтель погруженіемъ въ созерцаніе высшаго блага. Изъ этого видно, что конечная цѣль поэмы -- призвать націю порочную, раздираемую раздорами, къ единству политическому, нравственному и религіозному.

5. Лютый -- эпитетъ не свойственный лѣсу; но какъ лѣсъ имѣетъ здѣсь значеніе мистическое и означаетъ, по однимъ, жизнь человѣческую, по другимъ -- Флоренцію, волнуемую раздорами партій, то это выраженіе, думаю, не совсѣмъ покажется неумѣстнымъ.

6. Данте избѣжалъ этой жизни, исполненной страстей и заблужденій, особенно раздоровъ партіи, въ которые онъ долженъ былъ вдаться какъ правитель Флоренціи; но жизнь эта была такъ ужасна,что воспоминаніе объ ней снова рождаетъ въ немъ ужасъ.

7. Въ подлинникѣ: "Такъ горекъ онъ (лѣсъ), что смерть немногимъ болѣ." -- Вѣчно-горькій міръ (Io mondo senia fine amaro) есть адъ (Рая XVII. 112). -- "Какъ вещественная смерть уничтожаетъ наше земное существованіе, такъ смерть нравственная лишаетъ насъ яснаго сознанія, свободнаго проявленія нашей води, а потому нравственная смерть немного лучше самой смерти вещественной." Штрекфуссъ.

9. О тѣхъ видѣніяхъ, о которыхъ говоритъ поэтъ отъ 31--64 стиха.

11. Сонъ означаетъ, съ одной стороны, человѣческую слабость, потемнѣніе внутренняго свѣта, недостатокъ самопознанія, однимъ словомъ -- усыпленіе духа; съ другой стороны -- сонъ есть переходъ къ духовному міру (См. Ада III, 136).

13. Холмъ, по объясненію большей части комментаторовъ, означаетъ добродѣтель, по другимъ восхожденіе къ высшему благу. Въ подлинникѣ Данте пробуждается у подошвы холма; подошва холма -- начало спасенія, та минута, когда въ душѣ нашей возникаетъ спасительное сомнѣніе, роковая мысль, что путь, по которому мы шли до этой минуты, ложенъ.

14. Предѣлы юдоли. Юдоль есть временное поприще жизни, которое мы обыкновенно называемъ юдолію слезъ и бѣдствій. Изъ XX пѣсни Ада, ст. 127--130, видно, что въ этой юдоли путеводнымъ свѣтомъ поэту служило мерцаніе мѣсяца. Мѣсяцъ означаетъ слабый свѣтъ человѣческой мудрости. Копишь.

17. Планета, ведущая людей прямой дорогой, есть солнце, которое, по системѣ Птоломеевой, принадлежитъ къ планетамъ. Солнце имѣетъ здѣсь не только значеніе матеріальнаго свѣтила, но, въ противоположность мѣсяцу (философія), есть полное, непосредственное познаніе, божественное вдохновеніе. Копишь.

19--21. Даже отблескъ божественнаго познанія уже въ состояніи уменьшить въ насъ отчасти ложный страхъ земной юдоли; но вполнѣ онъ исчезаетъ только тогда, какъ мы совершенно исполнимса страхомъ Господнимъ, какъ Беатриче (Ада II, 82--93). Копишь.

26. Т. е. взглянулъ въ темный лѣсъ и эту юдоль бѣдствій, въ которой оставаться значить умереть нравственно.

29--30. При восхожденіи, нога, на которую мы опираемся, всегда стоитъ ниже. "Восходя отъ низшаго къ высшему, мы подаемся впередъ медленно, только шагъ за шагомъ, только тогда, какъ твердо и вѣрно встанемъ на низшее: восхожденіе духовное подлежитъ тѣмъ же законамъ, какъ и тѣлесное." Штрекфуссъ.

33. Барсъ (uncia, leuncia, lynx, catus pardus Окена), по толкованію старинныхъ комментаторовъ, означаетъ сладострастіе, Левъ -- гордость или властолюбіе, Волчица -- корысть и скупость; другіе, особенно новѣйшіе, видятъ въ Барсѣ Флоренцію и Гвельфовъ, во Львѣ -- Францію и въ особенности Карла Валуа, въ Волчицѣ -- папу или римскую курію, и, согласно съ этимъ, даютъ всей первой пѣсни смыслъ чисто-политическій. По объясненію Каннегиссера, Барсъ, Левъ и Волчица означаютъ три степени чувственности, нравственной порчи людей: Барсъ есть пробуждающаяся чувственность, на что указываютъ его быстрота и проворство, пестрая шкура и неотвязчивость; Левъ есть чувственность уже пробудившаяся, преобладающая и не скрываемая, требующая удовлетворенія: потому онъ изображенъ съ величавою (въ подлинникѣ: поднятой) головою, голодный, злой до того, что воздухъ вокругъ него содрогается; наконецъ, Волчица -- образъ тѣхъ, которые вполнѣ предались грѣху, почему и сказано, что она многимъ уже была отравой жизни, потому и Данта она совершенно лишаетъ спокойствія и всечастно болѣе и болѣе вгоняетъ въ юдоль нравственной смерти.

37--40. Въ этой терцинѣ опредѣляется время странствія поэта. Оно, какъ сказано выше, началось въ великую пятницу на страстной недѣлѣ, или 25 марта: стало быть, около весенняго равноденствія. Впрочемъ, Филалетесъ, основываясь на XXI пѣсни Ада, полагаетъ, что странствіе свое Данте началъ 4 апрѣля. -- Божественная любовь, по представленію Данта, есть причина движенія тѣлъ небесныхъ. -- Толпою звѣздъ обозначается созвѣздіе Овна, въ которое въ это время вступаетъ солнце.

41--43. Поэтъ, оживленный сіяніемъ солнца и временемъ года (весною), надѣется умертвить Барса и похитить его пеструю шкуру. Если Барсъ означаетъ Флоренцію, то спокойное состояніе этого города весною 1300 г., когда партіи Бѣлыхъ и Черныхъ находились между собою въ совершенномъ, повидимому, согласія, дѣйствительно могло родить въ поверхностномъ наблюдателѣ событій нѣкоторую надежду на продолжительность мира. Но это спокойствіе было только кажущееся.

45. Какъ символъ Франція, которая "потемняетъ весь христіанскій міръ" (Чист. XX, 44), Левъ представляетъ здѣсь насиліе, ужасающую вещественную силу.

49. Волка Писанія Данте превратилъ въ волчицу (lupa) и тѣмъ еще жестче очертилъ алчность римской куріи (если ее должно разумѣть подъ именемъ Волчицы), ибо lupa въ латинскомъ языкѣ имѣетъ еще другое значеніе. Вся поэма Даита направлена противъ римской куріи (Ада VII, 33 и слѣд., XIX, 1--6 и 90--117, XXVII, 70 и слѣд.; Чист. XVI, 100 и дал., XIX, 97 и д., XXXII, 103--160; Рая IX, 125 и д., XII, 88 и д., XV, 142, XVII, 50 и д., XVIII, 118--136, XXI, 125--142, XXII, 76, и д., XXVII, 19 126).

63. Безгласный, въ подлинникѣ: fioco, охриплый. Это искусный намекъ на равнодушіе современниковъ Данта къ изученію твореній Виргилія.

64. Въ подлинникѣ: Miserere de me, и есть воззваніе не къ одному Виргилію, но и къ божественной благости. У подошвы горы Чистилища души насильственно убіенныхъ поютъ то же. (Чист. V, 24.)

68. Виргилій родился въ мѣстечкѣ Андесъ, нынѣшней деревушкѣ Банде, иначе Пьетоле, близъ Мантуи, на Минчіо. Отецъ его, по однимъ извѣстіямъ, былъ земледѣлецъ, по другимъ -- горшечникъ.

70--72. Онъ родился въ 684 г. отъ постр. Рама, за 70 лѣтъ до Р. X, при консулахъ М. Лициніѣ Крассѣ и Кн. Помпеѣ Великомъ, въ октябрскіе иды, что, по нынѣшнему календарю, соотвѣтствуетъ 15 октября. -- Виргилій, поэтъ Римской имперіи (princeps poetarum), говоря, что онъ родился при Юліи Цезарѣ, хочетъ этимъ прославить имя его: на Цезаря Данте смотритъ какъ на представителя Римской имперіи; измѣнившіе Цезарю, Брутъ и Кассій, наказуются у него жестокою казнію (Ада ХХХГѴ, 55 -- 67). -- Sub Julio есть одно изъ тѣхъ латинскихъ выраженій, которыхъ такъ много встрѣчается въ поэмѣ Данта, по общему обыкновенію не только поэтовъ, и прозаиковъ того времени.

72. Этими словами Виргилій, кажется, хочетъ оправдаться въ своемъ язычествѣ.

76--78. Виргилій спрашиваетъ, почему Данте, будучи христіаниномъ, не спѣшить на путь истинный, ведущій на счастливую гору или холмъ? -- Данте, не отвѣчавъ ему на это, изливается одушевленною похвалою поэту. Этимъ, кажется, выражено желаніе поэта, испытавшаго скорби жизни, найдти утѣшеніе въ поэзіи.

79--81. Виргилій въ средніе вѣка былъ въ большомъ уваженіи: простой народъ смотрѣлъ на него какъ на чародѣя и прорицателя, энтузіасты какъ на полухристіанина, чему поводомъ служила, кромѣ славы его, перешедшей отъ древности, его знаменитая четвертая эклога. Онъ былъ любимый поэтъ Данта, долго научавшаго и цѣнившаго его необыкновенно высоко, какъ видно изъ многихъ мѣстъ его поэмы. Впрочемъ, Дантовъ Виргилій есть не только любимый его поэтъ, но и символъ человѣческой мудрости, знанія, вообще философіи, въ противоположность Беатриче, которая, какъ мы увидимъ въ своемъ мѣстѣ, олицетворяетъ собою мудрость божественную -- Богословіе.

87. Т. е. стиль италіянскій. Данте уже прославился своею Vita Nuova и стихотвореніями (Rime).

102. Подъ именемъ Пса (въ подлинникѣ: борзаго -- veltro) большая часть комментаторовъ разумѣютъ Кана Гранде (Великаго) делла Скала, властителя Вероны, благороднаго юношу, оплотъ Гибеллиновъ и впослѣдствіи представителя Императора въ Италіи, на котораго Данте и его партія возлагали большія надежды, но который въ то время, какъ надежды Данта начали осуществляться, скончался въ 1329 на 40 г. жизни. Но такъ какъ Канъ родился въ 1290, а въ 1300, въ годъ странствія Данта въ замогильномъ мірѣ, былъ 10 дѣть, то должно думать, что Данте это предсказаніе объ немъ вставилъ впослѣдствіи, или совершенно передѣлалъ начало поэмы. Troya (Veltro allegorlco di Dante. Fir. 1826) въ этомъ Псѣ видятъ Угуччіоне делла Фаджіола, предводителя войскъ Кановыхъ, того самаго, которому онъ посвятилъ свой Адъ (Кану посвященъ Рай), и который еще ранѣе 1300 и до 1308, когда Канъ былъ еще малолѣтенъ, возсталъ за Гибеллиновъ въ Романья и Тосканѣ противъ Гвельфовъ и свѣтской власти папъ. Какъ бы то ни было, Данте скрылъ ими того, кого должно разумѣть подъ символомъ Пса: можетъ быть, состояніе политическихъ дѣлъ того времени требовало этого.

103. Мѣдь здѣсь употреблена вмѣсто металла вообще, какъ въ подлинникѣ: peltro (по Лат. peltrum), смѣсь олова съ серебромъ, вмѣсто серебра или золота. Смыслъ тотъ: онъ не прельстится пріобрѣтеніемъ владѣній (земли), или богатствъ, но добродѣтелію, мудростію и любовію.

105. Межъ Фельтро и межъ Фельтро. Если разумѣть подъ именемъ Пса Кана Великаго, то этимъ стихомъ опредѣляются его владѣнія: вся Марка Тривиджіана, гдѣ находится городъ Фельтре, и вся Романья, гдѣ гора Фельтре: стало быть, вся Ломбардіа.

106. Въ подлинникѣ: umile Italia. Кажется, Данте подражалъ здѣсь Виргилію, который въ 3 пѣсни Энеиды сказалъ: humllemque videmus Italiam.

111. "Invidia autem diaboli mors introivit in orbem terrarum." Vulg.

115. Души великихъ мужей древности, содержащіяся, по понятіямъ Католической Церкви, въ преддверіи Ада или Лимбѣ и не спасенныя крещеніемъ. Они умерли тѣломъ, но желаютъ второй смерти, т. е. уничтоженія души.

118. Души въ Чистилищѣ.

122. Намекъ на Беатриче, являющуюся Данту въ земномъ раю (Чист. XXX) и ведущую его на небо.

124. Въ подлинникѣ: Imperadore. Императоръ, какъ высшій судія на землѣ, поэту кажется достойнѣйшимъ подобіемъ Высшаго Судіи на небѣ.

125--126. Богъ не хочетъ, чтобы разумомъ человѣческимъ (Виргиліемъ) достигали высшаго небеснаго блаженства, которое есть даръ свыше. Копишь.

127. По представленію Данта, могущество Божіе господствуетъ всюду, но престолъ Его въ высшемъ небѣ (эмпиреѣ), въ которомъ другіе девять круговъ неба вращаются около земли, составляющей, согласно съ системой Птоломея, средоточіе вселенной.

132. Горшихъ бѣдъ, т. е. ада, чрезъ который я пойду.

134. Святые врата Петровы -- врата, описанные въ Чист. IX, 76. Скорбящіе -- обитатели ада.