Содержаніе. На два сигнальные огонька съ башни отвѣчаетъ третій вдали надъ болотомъ. Между тѣмъ съ быстротою стрѣлы несется по волнамъ челнокъ на встрѣчу путникамъ: это ладья Флегіаса, кормщика адскаго болота. Съ бѣшенствомъ окликаетъ онъ Данта, но, укрощенный Виргиліемъ, принимаетъ поэтовъ въ свою ладью. Они плывутъ. Тогда изъ воды поднимается тѣнь флорентинца Филиппа Ардженти и силится опрокинуть ладью; но Виргилій отталкиваетъ, а грѣшники увлекаютъ свирѣпаго флорентинца; онъ въ бѣшенствѣ грызетъ самаго себя.-- Между тѣмъ страшные крики оглушаютъ поэтовъ: они приближаются къ адскому городу, Дисъ, съ огненными башнями, окруженному глубокими рвами. У воротъ города поэты выходятъ на берегъ; но тысячи падшихъ съ неба ангеловъ возбраняютъ имъ входъ. Виргилій ведетъ съ ними переговоры; демоны согласны впустить Виргилія, но Данте долженъ одинъ возвратиться. Онъ въ ужасѣ. Виргиліи, обѣщая не покидать его, снова переговариваетъ съ демонами; но тѣ предъ его грудью запираютъ ворота города и оставляютъ поэта за порогомъ. Виргилій возвращается къ Данту; онъ самъ въ сильномъ смущеніи, однакожъ утѣшаетъ живаго поэта скорымъ прибытіемъ небесной помощи.
1. Я продолжаю. Прежде, чѣмъ мы были
У основанья грозной башни сей,
Въ ея вершинѣ взоръ нашъ приманили
4. Два огонька, блеснувшіе на ней;
Знакъ подавалъ имъ пламень одинокій
Въ дали, едва доступной для очей.
7. И, въ море знаній погружая око,
Спросилъ я: "Вождь, кто знаки подаетъ?
Что огонькамъ отвѣтилъ огнь далекій?"
10. И вождь въ отвѣть: "Надъ зыбью грязныхъ водъ
Не видишь ли, кто мчится къ намъ стрѣлою?
Иль для тебя онъ скрытъ въ дыму болотъ?"
13. Лукъ съ тетивы съ подобной быстротою
Не мечетъ стрѣлъ на воздухъ никогда,
Съ какой, я зрѣлъ, надъ мутною волною
16. На встрѣчу къ намъ стремился челнъ тогда;
Его рулемъ одинъ лишь кормщикъ правилъ,
Крича: "Злой духъ, пришелъ и ты сюда?" --
19. -- "Флегъясъ, Флегъясъ! ты къ намъ вотще направилъ,"
Сказалъ мой вождь: "свой крикъ на этотъ разъ:
Мы здѣсь за тѣмъ, чтобъ насъ ты переправилъ." --
22, Какъ злится тотъ, кто выслушалъ разсказъ
О томъ, какой надъ нимъ обманъ свершился,
Такъ бѣшенствомъ объятъ былъ Флегіасъ.
25. Вождь сѣлъ въ ладью, за нимъ и я спустился,
И лишь тогда, какъ сѣлъ я близъ вождя,
Летучій челнъ, казалось, нагрузился.
28. И лишь мы сѣли, древняя ладья
Какъ молнія помчалась издалека,
Зыбь глубже, чѣмъ когда нибудь, браздя.
31. Такъ плыли мы вдоль мертваго потока;
Вдругъ весь въ грязи духъ выплылъ изъ ручья,
Вскричавъ: "Кто ты, идущій прежде срока?" --
34. А я: "Иду, но не останусь я;
Но кто ты самъ, весь въ тинѣ, безобразный?" --
И онъ: "Ты видишь: плачетъ тѣнь моя!" --
37. --"Такъ плачь же, духъ проклятый, безотвязный!"
Воскликнулъ я: "и множь печаль свою!
Теперь узналъ я, кто ты, призракъ грязный!"
40. Тогда схватилъ руками онъ ладью*
Но оттолкнулъ его мой вождь, взывая:
"Прочь, къ псамъ другимъ! или въ свою семью!"
43. Потомъ, обнявъ меня, въ уста лобзая,
Сказалъ мнѣ: "Будь благословенна въ вѣкъ
Зачавшая тебя, душа живая!
46. Онъ на землѣ былъ гордый человѣкъ:
Жизнь не украсивъ добрыми дѣлами,
Теперь намъ путь онъ въ бѣшенствѣ пресѣкъ.
49. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
52. И я: "Мой вождь, желалъ бы я взглянуть,
Какъ страшный грѣшникъ въ волны погрузится,
Пока нашъ челнъ окончитъ дальный путь." --
55. И мнѣ учитель: "Прежде, чѣмъ домчится
Ладья къ брегамъ, дождешься ты конца:
Симъ зрѣлищемъ ты долженъ насладиться."
58. Тутъ видѣлъ я, какъ душу гордеца
Толпы тѣней, терзая, въ глубь умчали,
За что досель благодарю Творца.
61. "Филиппъ Ардженти, къ намъ!" онѣ кричали,
А духъ безумный флорентинца самъ
Себя зубами грызъ и рвалъ съ печали.
64. Но замолчимъ, его оставимъ тамъ! --
Тутъ страшный вопль пронзилъ мнѣ слухъ: заранѣ
Взирать не стало силъ моимъ очамъ.
67. И вождь: "Мой сынъ, ужъ видѣнъ градъ въ туманѣ,
Зовомый Дисъ, гдѣ, воя и стеня,
Проклятые столпилися граждане."
70. И я: "Уже предстали предъ меня
Багровыя мечети въ дымномъ смрадѣ,
Возставшія какъ будто изъ огня.
73. И вождь: "Горитъ огнь вѣчный въ ихъ оградѣ,
И раскаляетъ стѣны проклятыхъ,
Какъ видишь ты въ глубокомъ этомъ адѣ." --
76. Межъ тѣмъ челнокъ глубокихъ рвовъ достигъ,
Облегшихъ вкругъ твердыни безутѣшной;
Желѣзными почелъ я стѣны ихъ.
79. Челнъ, сдѣлавъ кругъ великій, въ тьмѣ кромѣшной,
Причалилъ тамъ, гдѣ мощный кормщикъ-бѣсъ:
"Вотъ дверь!" вскричалъ: "идите вонъ поспѣшно!".
82. Надъ входомъ въ градъ, я зрѣлъ, тьмы темъ съ небесъ
Низринутыхъ, которые сурово
Вопили: "Кто вступаетъ въ царство слезъ ?
85. Живой кто входитъ къ мертвымъ, странникъ новый?"
Но мудрый мой наставникъ подалъ знакъ,
Что хочетъ тайное сказать имъ слово.
88. Тогда, на мигъ притихнувъ, молвилъ врагъ:
"Войди одинъ, а онъ да удалится,
Онъ, что такъ смѣло входитъ въ вѣчный мракъ.
91. Пусть онъ путемъ безумнымъ возвратится,
И безъ тебя -- тебя мы впустимъ въ градъ --
Коль знаетъ, пусть въ обратный путь стремится."
94. Читатель, самъ подумай, какъ объятъ
Я страхомъ былъ отъ грозныхъ словъ: обратно
Не думалъ я уже придти назадъ.
97. "О милый вождь, который семикратно
Спасалъ меня и избавлялъ въ бѣдѣ,
Гдѣ погибалъ уже я невозвратно,--
100. Не кинь меня," я рекъ, "въ такой нуждѣ,
И, если адъ идти мнѣ не дозволилъ,
Пойдемъ назадъ! будь мнѣ щитомъ вездѣ!"
103. Но онъ, мой вождь, мнѣ въ сердце бодрость пролилъ,
Сказавъ: "Будь смѣлъ! дороги роковой
Намъ не прервутъ; такъ жребій соизволилъ.
106. Жди тутъ меня и духъ унылый свой
Крѣпи, питай надеждою благою:
Въ семъ мірѣ я не разлучусь съ тобой.
109. Съ моимъ отцемъ разстался я съ тоскою:
Въ моей главѣ, исполненной тревогъ,
И да и нѣтъ сражались межъ собою.
112. Что рекъ онъ имъ, разслушать я не могъ,
Но онъ не долго съ ними находился,
Какъ всѣ враги укрылись за порогъ
115. И входъ ему предъ грудью затворился;
Владыка мой оставленъ былъ совнѣ
И медленно ко мнѣ онъ возвратился.
118. Потупивъ взоръ, утратившій вполнѣ
Все мужество, онъ говорилъ, вздыхая:
"Кто въ домъ скорбей пресѣкъ дорогу мнѣ?"
121. И мнѣ потомъ: "Мой гнѣвъ въ лицѣ читая,
Ты не страшись: мы побѣдимъ ихъ хоръ,
Чтобъ ни творилъ онъ, градъ свой охраняя.
124. Уже не новъ такой его отпоръ:
Онъ явленъ былъ у вратъ первоначальныхъ,
Что каждому отворены съ тѣхъ поръ.
127. Надъ ними зрѣлъ ты надпись словъ печальныхъ;
И ужъ оттоль низходитъ въ глубь теперь
И, безъ вождя, грядетъ въ пучинахъ дальныхъ
130. Тотъ, кто для насъ развернетъ въ крѣпость дверь."
1. Я продолжаю (Іо dico seguitando). Къ поясненію этихъ словъ комментаторы приводятъ слѣдующее преданіе: до своего изгнанія Данте написалъ только первыя семь пѣсень, которыя и остались во Флоренціи. Спустя нѣсколько лѣтъ послѣ того, жена Данта между вещами, спасенными ею во врема разграбленія Дантова дома, нашла эту рукопись и немедленно отправила ее къ Маркизу Морелло Маласпини въ Луниджіанѣ, гдѣ въ то время находился Данте, съ просьбою передать рукопись поэту и убѣдить его продолжать начатую поэму. Такимъ образомъ Данте опять получилъ свою собственность и словами: я продолжаю, связалъ нить прерваннаго разсказа. Впрочемъ другіе толкователи Данта сомнѣваются въ истинѣ этого преданія.
4. Два огонька даютъ знать перевощику, что прибыли двое, третьимъ отвѣчаетъ самъ перевощикъ на поданный ему сигналъ. Ландино.
19. Флегіасъ, царь Лапитовъ, мстя за дочь свою, обольщенную Аполлономъ, завоевалъ Дельфы и сжегъ Аполлоновъ храмъ. Уже для древнихъ этотъ грѣхъ казался такъ ужасенъ, что они помѣстили Флегіаса въ Тартаръ.
Виргилій (Aen. VI, 618 et s.) говоритъ объ немъ:
Phlegiasque miserrimus omnes
Admonet et magna testatur voce per umbras:
Discite justitiam moniti et non temnere divos.
Весьма глубокомысленно Данте сдѣлалъ его перевощикомъ, переправляющимъ души черезъ болото гнѣвныхъ, сквозь чадъ, испаряемый этимъ болотомъ, въ адскій городъ, защищаемый возмутившимися ангелами и населенный невѣрующими. -- Обращеніе Флегіаса въ единственномъ числѣ означаетъ гнѣвъ, который не позволяетъ ему видѣть, сколько прибыло. Ландино.
27. Данте своимъ тѣломъ обременилъ легкую ладью, предназначенную для перевоза тѣней. -- Подражаніе Виргилію. Aen. VI 413.
44--45. Виргилій (разумъ) чувствуетъ вмѣстѣ съ Дантомъ отвращеніе отъ порока, но одобряетъ справедливый гнѣвъ.
61. Филиппо Ардженти, очень богатый флорентинецъ изъ фамиліи Кавуччіули, вѣтви Адимари, прозванный Ардженти за то, что подковалъ свою лошадь серебряными подковами, былъ, по словамъ Боккаччіо (Decam. IX, 8) очень вспыльчивъ, такъ, что при малѣйшемъ поводѣ приходилъ въ неистовый гнѣвъ. -- Адимари были Черные и личные враги Данта.
67--68. Адскій городъ (слич. Ада III, 3), названный Дисъ (одно изъ названій Плутона или Люцифера), составляетъ шестой кругъ ада, отдѣленный отъ пятаго (болотистаго Стикса) стѣною и глубокими рвами. Многіе думаютъ, что Данте заимствовалъ идею объ адскомъ городѣ у Виргилія (Aen. VI, 549 et s.)
70. Назвавъ башни адскаго города мечетями, Данте придаеть ему характеръ демонскаго города, а вмѣстѣ съ тѣмъ даетъ знать, что населяющіе его грѣшники не слѣдовали въ жизни ученію Христовой Церкви.
72. "Subverti vos, sicut subvertit Deus Sodomam, et Gomorrham, et facti estis quasi torris raptus ab incendio." Vulg. Amos. Cap. 4, 11.
73. Вѣчный огонь, раскаляющій стѣны адскаго города, есть тотъ самый божественный свѣтъ любви и истины, который въ чистилищѣ возжигаетъ надежду, а въ раю составляетъ высочайшее блаженство душъ или свѣтовъ; но въ аду онъ уже не свѣтитъ и не согрѣваетъ враговъ Божіихъ, отрѣкшихся отъ божественной любви, но не возмогшихъ совершенно отъ ней отрѣшиться. Эта глубокая идея проведена, какъ мы увидимъ, во всей поэмѣ Дантовой (Ада XIV, 28, XV, XIX, 25, XXVI, 42; Чистил. XXV, 112 и Рая V, 118). Копишъ и Рутъ.
75. Глубокимъ адомъ Виргилій называетъ слѣдующіе круги въ отличіе отъ вышележащихъ, въ которыхъ наказуется одно только невоздержаніе, тогда какъ ниже наказуются злоба и грѣхъ дикой животности. (См. Ад. XI, 79).
76. Воды Стикса вливаются во рвы вокругъ города, а потому въ нихъ можно проникнуть изъ этой адской рѣки. Филалетесъ.
81. Тутъ вступаемъ мы въ шестой кругъ, гдѣ наказуются еретики, особенно основатели еретическихъ сектъ (ересіархи).
82. "Здѣсь, на рубежѣ истиннаго глубокаго ада, Данте видитъ толпы ангеловъ, свергнутыхъ съ неба съ Люциферомъ. Они, столько же съ яростію, сколько и съ предусмотрительностію, заграждаютъ входъ пришельцу, руководимому разумомъ. Еще разумъ они и согласны были бы принять (ст. 89.), вѣроятно, съ цѣлію овладѣть имъ и тѣмъ лишить странника его руководительства; но человѣка, ведомаго разумомъ, они уже никакъ не хотятъ впустить. Имъ непремѣнно хочется отпустить Данта одного безъ Виргвлія: оставленный разумомъ, человѣкъ неминуемо становится жертвою заблужденія, которое и наказуется въ этомъ огненномъ городѣ. Виргилій передаетъ имъ волю неба, но демоны запирають врата города: они не хотятъ уже слушать разума, какъ скоро онъ говоритъ имъ о повиновеніи Богу. Но Виргилій не теряетъ упованія на высшую силу: она, какъ врагъ всякой лжи, какъ не преложная защитница истины, должна рано или поздно явиться на помощь уповающему." Копишъ и Штрекфуссъ.
97. Здѣсь опредѣленное число поставлено вмѣсто неопредѣленнаго.
111. Возвратится онъ, или нѣтъ?