«ДАЧА» РОБИНЗОНА. ГОДОВЩИНА НА ОСТРОВЕ
Когда силы Робинзона восстановились окончательно, он решил подробно осмотреть остров, или, по крайней мере, ближайшую его часть, потому что, как он убедился во время беглого осмотра с горы, остров все же был настолько велик, что надо было не один день, чтоб обойти его.
Прежде всего он пошел к той бухточке, куда причаливал свои плоты. В нее впадала узкая речка, и он пошел вверх по ее течению. По низким берегам тянулись ровной гладью луга с густой, мягкой травой, дальше они постепенно переходили в возвышенность. Тут рос в изобилии табак, роскошный, с высокими и сочными стеблями.
Было множество и других растении, названий которых он не знал. По наслышке, он вспоминал, что есть растение, называемое кассова, из корней которого индейцы делают хлеб, и очень хотел найти его, но это было невозможно, не зная его с виду. Зато, по мере того как возвышенность покрывалась лесом, начал он встречать и знакомые плоды. На склоне, небольшой прогалины он вдруг увидел на земле круглые и продолговатые, большие, желтые дыни, как он убедился, разрезав и отведав одну. Такой завтрак пришелся по вкусу, но пройдя немного дальше в лес, он просто замер от восторга: деревья были увиты виноградными лозами и отовсюду красиво свешивались совершенно спелые гроздья винограда.
Только боязнь захворать умерила несколько аппетит Робинзона. Тут пришло ему в голову, что хорошо бы наделать изюма из винограда, и, таким образом, во-первых, сохранить его впрок, а во-вторых, сделать питательное и вкусное лакомство. Он решил в ближайшее же время заняться этим. Местность кругом становилась все прекраснее, светлый ручей протекал тут, все цвело и благоухало, казалось, что это роскошный, на-диво разведенный сад. Робинзону было и радостно и грустно смотреть на него.
«Скольким людям можно бы здесь жить счастливо и привольно! — думал он. — Я здесь полный хозяин, все это мое, я стал так богат, что невозможно даже оценить мое богатство, а что за радость мне в нем? Я бы предпочел сотую долю всего этого, лишь бы разделить остальное с другими людьми!»
До вечера гулял и наслаждался Робинзон, темнота захватила его, он влез на дерево и заночевал тут. На другой день, набрав в бывший с ним мешок винограда и не совсем еще вызревших лимонов, которые тоже росли тут, он отправился домой. Предварительно много кистей винограда он срезал и развесил на кончиках ветвей, на самом припеке.
Виноград же, принесенный с собой, весь погиб: ягоды были так спелы и сочны, что все передавились и стали почти несъедобны, только лимонам не сделалось ничего.
Местность так очаровала Робинзона, что сгоряча он решил переселиться, туда совсем.
— Самое некрасивое место выбрал я для своего жилья! — говорил он себе. — Голые скалы надо мной, а деревья вокруг не приносят никаких плодов. То ли дело там! Глаз радуется, и стоит протянуть руку, чтоб иметь, прекраснейшие плоды! — Но, поразмыслив хорошенько, он увидел, что, пожалуй, преимущества на стороне прежнего места.
Во — первых, там не видно моря ниоткуда, он был бы там совершенно отгорожен от внешнего мира, дикари могли бы притти и овладеть им, непредвиденно и неожиданно. А, потом укрепить свое жилище там нечем, да не было и крепкой пещеры, в которой можно бы укрыться, если непогода разрушит палатку.
И Робинзон решил устроить в лесу только «дачу», как он прозвал ее шутя про себя. Он разбил прочный шалаш, обгородил его наглухо высоким частоколом, и снова в два ряда, промежуток между которыми закидал хворостом; для входа была приставная лесенка. В шалаше устроил он кровать, стол, стул и шкафик для хранения провизии.
— Каков! — восхищался он, посмеиваясь. — Вот так богач! Теперь у меня есть и дом и дача, и я могу жить, где захочу!
И он, часто по несколько дней проводил на новосельи, Виноград, между тем, высох и превратился в превосходный изюм. С тех пор это лакомство не переводилось у Робинзона, он делал большие запасы его, и не раз пригождалось оно ему чрезвычайно.
Посев ячменя тем временем рос и вызревал на славу и обещал прекрасный урожай.
Когда пришло время, Робинзон бережно собрал его и когда, очистив зерна, смерил их, то получил двадцать пять таких мешочков, каких высеял один, т.-е. урожай был сам-двадцать пят. Все же нечего было и думать еще употреблять ячмень в пищу, необходимо было засеять его снова в подходящее время.
Наблюдая окружающую его природу, Робинзон заметил, что плоды и зерна вызревали к полосе дождей. Таким образом, природа делала свой посев как раз перед дождями. Ее примеру решил следовать и Робинзон. Спешно начал он увеличивать свое поле и старался разработать его как можно лучше, а затем своевременно снова засеял его.
Кроме этой работы, он был озабочен изготовлением запасов пищи на время приближающейся непогоды.
Почти ежедневно ходил он на охоту и так как никогда не возвращался с пустыми руками, то мяса у него было в изобилии. Он научился его сушить впрок, разрезая на тонкие куски и вывешивая их на припек. Солнце было так жгуче, что мясо не гнило, а высыхало и могло потом сохраняться долгое время.
Но вот и снова пошли дожди. Этот раз Робинзон ждал их, и они не захватили его врасплох. Дела было довольно и теперь, и скучать было некогда.
Во-первых, он взялся снова расширять свою пещеру. Имущество его все увеличивалось, запасы требовали кладовой, и поневоле приходилось давать им место. Землю по-прежнему сносил он и укладывал вдоль ограды. Во-вторых, случай натолкнул его на новую работу, сослужившую ему хорошую службу.
Устраивая свою «дачу», он пользовался для ограды деревцами с очень гибкими и тонкими ветвями, вроде нашей ивы. Это навело его на мысль делать из них корзины. Когда-то, еще в детстве, был у него приятель — старый корзинщик; в те времена ему очень нравилось бывать у него, следить за его работой и тоже мастерить под его наблюдением маленькие корзиночки. Кто бы мог подумать тогда, в каких необыкновенных обстоятельствах пригодится ему эта наука! Но всякое знание дает неизбежно в свое время свой плод, и теперь Робинзон был очень рад, что понимал, как взяться за дело.
Нельзя сказать, чтоб корзины выходили очень красивыми, но они были достаточно плотны и удобны для употребления. И Робинзон наделал их всяких: и больших, спинных, вроде ранца, для охоты и сбора плодов, и очень плотных для хранения зерна, и плоских — для хранения плодов, и много еще каких.
Приближалась годовщина его пребывания на острове, записи календаря подтверждали это. В глубокой задумчивости долго сидел Робинзон в этот день и смотрел на уходящие в бесконечную даль ряды морских волн, пустынных до самого горизонта. Как многое переменилось за этот год! Несчастный, потерянный, бесприютный бродил он здесь. Он один и теперь, но у него есть удобное и безопасное жилье, вволю вкусной и здоровой пищи, всего этого добился он сам, своими рукам и головой, и можно надеяться, что дальше будет не хуже, а лучше.
Даже товарищ у него есть, хоть и бессловесный; преданный взгляд Дружка часто утешал его. Если бы только иметь человека, как счастлив бы он был, как тяжело было все-таки нести одиночество!
Но Робинзон не позволял себе тосковать и всегда старался отвлечь себя работой. Да раз придумал себе забаву: на острове во множестве водились попугаи самых разнообразных цветов и величин. Робинзон знал, что попугая можно научить говорить, и решил сделать это, чтоб хотя от птицы слышать человеческую речь.
Раз удалось ему подшибить крыло маленькому зеленому, с красным хвостом, попугайчику. Тот яростно защищался крепким клювом и сердито шипел, но Робинзон все же принес его домой и засадил в уже приготовленную из прутьев большую клетку. Скоро попугайчик стал ручным, но пока еще молчал, хоть хозяин и твердил ему терпеливо несколько раз на дню несколько слов. Прозвал он его «Поль».
Рис. 10. Робинзон учит попугая говорить.