В дедушкину кузню я заглядывал часто. Приду бывало, встану у двери и, открыв рот, смотрю, как дед кует железо, любуюсь огненными искрами.
Устанет дед, сядет закурить, а я насобираю обрезков и — бежать на песок, где мы с братишкой строили дома и башни.
Однажды впопыхах я схватил еще не остывший обрезок шинного железа и сильно обжег пальцы. С тех пор дед стал гонять меня из кузни.
Но после недавнего разговора он отнесся ко мне ласково.
— Опять пришел, пострел.
— Пришел. Учиться хочу.
— Молодцом, коли так!
Он поднял меня опаленными руками и посадил на верстак подальше от горна.
— Вот сиди тут и гляди. Примечай, что к чему. Да смотри, мешать будешь — прогоню.
Я часами просиживал на верстаке, наблюдая, как дед раскаливал в горне железо, как клал его на наковальню и, поддерживая длинными щипцами, послушным молотом придавал ему нужную форму.
Вечерами, после работы на заводе, деду помогал мой отец. Они ковали в три руки. Отец кувалдой, а дед молотом.
Я любил слушать звонкую музыку кузнечной работы, смотреть на пышащие жаром искры. «Когда вырасту, — мечтал я, — обязательно буду вот так же махать молотом».
— Ну, что же мы будем делать с тобой, Васютка? — опросил как-то дед, — уж больно ты мал.
— Это ничего, зато все мальчишки меня боятся, я сильный.
Дед усмехнулся и поманил меня к себе.
— Ну-ка, хватайся за шест: будешь качать кузнечные мехи.
Я подтянулся, схватился за шест, но сейчас же его выпустил.
Дед рассмеялся.
— Да ты, брат, совсем карапуз.
— Дедушка, ты веревку к шесту привяжи, а я за нее буду дергать.
— Ишь, что придумал. Попробуем.
Он сделал на конце шеста ременную петлю и дал ее мне.
— Пробуй!
Пыжась изо всех сил, я стал раздувать кузнечные мехи.
— Что же, пожалуй годится, — одобрительно сказал дед, — зачислим тебя в помощники.
С этого дня я стал пропадать в дедушкиной кузне. Старательно помогал ему и даже удостаивался похвал.
Правда, из кузни я приходил усталый и закопченный, как трубочист. Бабушка Александра Васильевна, доглядывавшая за мной, вначале смотрела на мою работу, как на случайную забаву, но, поняв, что это серьезное увлечение, стала журить и меня и деда.
— Ты совсем из ума выживаешь, Мироныч, вконец замучил внука. Гляди — сажа-то как въелась в него, мочалкой оттереть не могу.
— Не серчай, старая, — отшучивался дед, — всякое ученье на пользу идет.
— Да какое же это ученье — лямку-то дергать. Кабы ты ему буквы показывал, вот тогда другое дело. А от лямки у него еще успеет спина наболеться.
— Ну, пошла скрипеть! Придет час — и грамоте научим. Он парнишка старательный, своего достигнет.
Как-то дед надел вышитую крестом рубаху, расчесал бороду и позвал меня:
— Айда, Васютка, сведу тебя на завод, один знакомый инженер обещал в музей пустить.
— Куда это? — переспросила бабушка.
— В музей, говорю, вроде как в арсенал, или амбар какой, где всякое оружие хранится.
— Зачем это малому? Вот пойдет в солдаты, там покажут.
— Не перечь ты мне, старая, знаю, что делаю.
Дед взял меня за руку и повел через мост к заводу. Нас пропустили в железные ворота. Пока шли по вымощенному булыжником двору, навстречу попадались рабочие, везущие что-то тяжелое на громыхающих железных тележках. Из больших построек, что стояли по обе стороны, долетал грохот, шум., скрежет. Мне стало не по себе. А тут еще поблизости неожиданно заревел паровоз, и я совсем перепугался.
Дед успокоил меня и повел в высокое мрачное помещение.
— Вот и пришли, слава богу. Глянь-ка, что люди-то смастерили.
Я заметил следившего за нами длинноусого страшного на вид стражника (так звал дед городовых) и притих. Попасть в то время в заводский музей простому человеку было почти невозможно, и как удалось это деду — я не знал.
Мое внимание привлекло разнообразное оружие, которое было развешано по стенам и на специальных щитах.
Больше всего мне запомнились крохотное ружьецо и два малюсеньких пистолета. Я очень просил деда купить мне хоть один пистолетик.
Но стражник сердито покрутил усы и, подойдя ко мне, сказал:
— Нельзя, за этот пистолетик у твоего деда вшей не хватит расплатиться.
Я замолчал. Дед рассердился и на меня и на стражника и заторопился домой.
Дорогой он мне сказал, что это ружьецо и пистолеты сделал знаменитый тульский оружейник Медведков.
— Где же он сейчас?
— А бог его знает, должно, помер. Эти игрушки хранятся на заводе не меньше сорока лет.
Я больше ни о чем не стал расспрашивать деда, но крохотное ружьецо и пистолетики мне крепко запали в память, и я решил: вырасту большой — обязательно сделаю себе такие.
Пришла зима. За лето я подрос и стал еще усердней помогать деду. Он обрезал с боков старый, во многих местах прожженный кожаный фартук и подарил мне. Облачась в этот фартук и огромные рукавицы я стал походить на «мужичка с ноготок».
Однако мои занятия с дедом продолжались недолго. На масляной он жестоко простудился и слег. Его положили на печь, где было тепло и спокойно. Когда боль утихала, дед подзывал к себе нас, ребятишек, и рассказывал длинные сказы о тульских мастерах. Но это бывало редко.
Деда одолевал страшный кашель. Лечили его и травами и припарками, ничего не помогало. Раза два приходил фельдшер и советовал положить старика в больницу. Но на это тогда требовались большие деньги, а их не было.
Месяца через два дед умер. Я очень мучительно переживал эту утрату, так как от меня ушел не только любимый человек, но и добрый наставник, учитель.