Послушная, вездѣ готова течь вода,
Клубиться медленно, или нестись стремниной;
То сладострастною разнѣживать каргаиной;
То величавые намъ виды представлять;
То рѣзвостію струй своихъ развеселять.
И кто не знаетъ ихъ надъ сердцемъ сладкой власти?
Они смиряютъ въ насъ и возбуждаютъ страсти!
Нагорный ли потокъ шумящій и живои.
По мѣлкимъ камешкамъ стремится съ быстротой;
Иль ярый водопадъ въ пространствѣ черномъ лѣса
Гремитъ какъ дальній громъ, обрушася съ утеса;
Иль тихая рѣка медлительно течетъ
По тинистому дну, не мчится, не реветъ;
Душа моя языкъ ихъ ясго понимаетъ,
Ужасный, онъ страшитъ и сладостный плѣняетъ.
Венеринъ поясъ былъ сотканъ Харитъ рукой,
И зрѣлися на немъ Амуровъ, Смѣховъ рой,
Надежда, милая предтеча наслажденій,
Желанья тайныя и сладость вожделѣній?
Кибелла дивная! вода есть поясъ твой,
Обворожительный, сіяющій красой:
Въ ней радость, и печаль, и ужасъ, и смятенье.
Кто чаще моего вкушаетъ утѣшенье,
Сидя на брегѣ водъ и слушая ихъ шумъ,
Я помню время то, какъ скорбь и мрачность думъ,
Еще мрачнѣйшія при тмѣ въ ночное время,
Тягчили душу мнѣ -- убійственное бремя!
Тогда ко ближнему ручью я поспѣшалъ,
И утѣшительнымъ струямъ его внималъ;
Подъ шумомъ тихимъ водъ страданья засыпали,
И въ сердцѣ прежнія надежды воскресали:
Вотъ всемогущество ихъ гласа надъ душой!
A ты, плѣняющій сверканіемъ ручей,
Позволь излиться здѣсь признательности чувству,
И нарядить тебя безъ пышности искусству,
Когда оно тебя способно наряжать!
Ручью приличнѣе долину орошать,
Чѣмъ, влагой оскудѣвъ, изсякнуть въ знойномъ полѣ;
Смиренный, онъ на свѣтъ выходитъ по неволѣ,
И любитъ рощицы таинственную сѣнь:
Ручей -- краса лѣсамъ; ручью лѣсная тѣнь.
Туда пойду за нимъ! Тамъ милые извивы,
Наклонъ и прихоти, и токъ его игривый,
И волнъ запутанныхъ между корнями гнѣвъ!
То онъ въ оврагѣ скрытъ подъ дикой чащей древъ,
То ровный съ берегомъ въ теченьи ясномъ пышенъ?
Здѣсь видимый молчитъ, a тамъ невидимъ слышенъ.
Здѣсь плещетъ, въ острова цвѣтущіе влюбясь,
И на два ручейка игривыхъ раздѣлясь,
Которые бѣгутъ, гоня одинъ другаго,
По свѣжей муравѣ лѣсочка имъ роднаго,
Другъ друга превзойти желаютъ въ быстротѣ,
Другъ друга превзойти желаютъ въ красотѣ;
Потомъ, соединясь на чистомъ, ровномъ мѣстѣ,
Журчатъ отъ радости, что путь свершаютъ вмѣстѣ.
Безмолвенъ, говорливъ, иль дремлетъ, иль бѣжитъ,
Ручей по прихоти сто разъ мѣняетъ видъ.
Но слышится вдали шумъ тихихъ водъ привѣтный,
И открывается мнѣ видъ великолѣпный:
Рѣка по бархату зеленому луговъ,
Между возвышенныхъ и пышныхъ береговъ
Широкой скатертью роскошно разстилаясь,
Отъ солнца золотомъ вдали переливаясь,
Катится съ важностью, оставя ручейку
И прыгать, и шумѣть, и виться по песку;
Ей ложе мягкое въ долинахъ разишренныхъ,
Пологихъ, скатистыхъ и нѣжно округленныхъ.
Когда ручью нарядъ кровъ сѣтчатый древесъ,
Не меньше и брегамъ рѣки любезенъ лѣсъ;
Прекрасенъ токъ ея подъ тѣнью ивъ сребристыхъ,
Подъ тѣнью блѣдною осокорей вѣтвистыхъ!
Какой великій рядъ внезапностей, картинъ!
Ихъ опрокинутыхъ со брега внизъ вершинъ,
Воды и воздуха при легкомъ колыханьѣ,
Люблю въ зерцалѣ водъ я видѣть трепетанье,
Подъ темный сводъ бѣгутъ тамъ волны, почернѣвъ;
Вотъ крадутся лучи сквозь зыбку сѣть деревъ;
То наклонясь, древа браздятъ рѣку вѣтвями;
То воспящаюшъ бѣгъ, сплетаяся корнями;
A часто съ берега на брегъ другой висятъ,
И, кажется, уже перепрыгнуть хотяшъ,
Вода свѣжитъ древа, водѣ покровъ ихъ сѣни;
У нихъ всегдашняя мѣна прохладъ и тѣни.
Крѣпите сей союзъ! Бракъ долженъ быть священъ,
Когда онъ искони природой заключенъ.
Безуменъ, кто отъ ней дерзаешъ удаляться,
Ей славно подражать, нѣтъ славы съ ней сражаться.
Не брегъ искривленный,не мысовъ острота --
Въ большой рѣкѣ бреговъ округлость красота.
Напротивъ, брегъ кривой и мысовъ протяженье
Большаго озера большое украшенье.
Пусть иногда вода въ предѣлъ земли войдетъ;
Пусть иногда земля соступитъ въ область водъ,
Пусть ищутъ склонностью влекомые врожденной
Земля воды, вода земли поперемѣнно?
Тогда, тогда нашъ взоръ и занятъ и плѣненъ
Разнообразностью такихъ прекрасныхъ сценъ.
Взоръ любитъ о зера разливъ необозримый;
Но щочки отдыха ему необходимы:
Когда пространства водъ ничѣмъ не раздѣлятъ,
По ихъ поверхности скользитъ, скучая, взглядъ,
Бесѣдкой ограничь обширное пространство;
Иль островъ.....острова водъ лучшее убранство!
Возвысь далекій брегъ, брось нѣсколько кустовъ,
Чтобъ глазъ могъ отдохнуть на зелени лисшовъ.
Желая показать обширнѣй водны токи,
Понизь и уравняй съ водою брегъ высокій:
Раздвинь свои лѣса, вели водѣ прудовъ
Теряться въ рощицѣ, блуждать вокругъ холмовъ;
За завѣсу, куда укрыться поспѣшаетъ:
Воображеніе токъ водный продолжаетъ;
Глазъ наслаждается и тѣмъ, чего не зритъ.
Такъ вкусъ стѣснитъ предѣлъ, или распространитъ;
Откроетъ, скроетъ видъ: творецъ, иль подражашель,
Все прелесть, все краса -- вездѣ очарователь,
Старайся, пользу всю извлечь себѣ умѣй
Изъ отраженія безчисленныхъ лучей
Въ зерцалѣ ясномъ водъ. Будь точкой свѣта яркой
Прудъ, озеро, рѣка, отколь лучи въ день жаркой
Прокрадываются по окрестнымъ лѣсамъ,
Отъ водъ къ дубравамъ блескъ и отъ дубравъ къ водамъ
Блуждающій въ струяхъ и листвіяхъ играетъ,
Глазъ съ наслажденіемъ подъ сѣнью древъ взираетъ
На свѣтъ трепещущій, скользящій сквозь вѣтвей;
Здѣсь онъ румянѣе, тамъ нѣсколько темнѣй;
Вездѣ сраженье тмы со свѣтомъ происходитъ;
Изъ нѣжной сеи борьбы согласіе выходитъ:
Искусство пышные любя свои сады,
Презрительно глядитъ на всѣ мои труды;
Межъ тѣмъ въ моихъ садахъ непринужденность, радость:
Лужайка вольности златой вкушаетъ сладость;
Лѣсъ независимый свободу далъ вѣтвямъ;
Цвѣтамъ не страшенъ шнуръ и ножницы древамъ;
Земля мила водамъ, землѣ любезны воды:
Милъ, простъ и величавъ -- мой садъ есть садъ природы,
Что я сказалъ? еще нашъ трудъ не довершенъ!
Почто молчатъ пруды и озеро пустынно!
Искусство въ способахъ дать жизнь имъ столь обильно!
Почто не вижу я ни лодокъ, ни челновъ?
Не слышу шума веслъ, ни пѣнія гребцовъ?
Вели, чтобы поверхъ струистой, свѣтлой влаги
Бѣлѣлись паруса и развѣвались флаги.
Оставь зефиру ихъ рѣзвяся надувать,
И съ каждымъ полотномъ, въ немъ спрятавшись, играть,
Чтобъ рыбы множились въ прудахъ твоихъ сторицей;
Среброчешуйныя, чтобъ рѣзвой вереницей,
И щука, и налимъ, и окунь, и карась,
Спѣшили къ берегу на твой призывный гласъ,
Но мало етаго! -- Чтобы пернатыхъ крики
Будили дремлющій на брегѣ лѣсъ великій;
Чтобъ веслами сіи отважные гребцы
Рябили озеро крылатые пловцы:
Вотъ лебедь впереди -- высоковыйный, статный
И бѣлый какъ сребро напрасно гласъ приятный
Ему Поезія хотѣла даровать
Красавцу-лебедю на то, чтобы плѣнять:
Не нужно вымысловъ блестящихъ украшенья.
Вотъ стая птицъ за нимъ; крикъ разный, свойства, перья,
И воздухъ крыльями шумящими біютъ,
И волны гонятъ врознь, и бѣлый слѣдъ кладутъ.
Смотри! брегъ движется -- и воды оживились!
Воейковъ.
1816 го Года Августа 9 го.
Константиногорскъ.
Еще отрывокъ
изъ той же поэмы.
Со вкусомъ насаждай кустарникъ, лѣсъ и боръ,
И даль обширную присвоить постарайся:
Ты взоромъ обладай и зрѣньемъ наслаждайся.
И льзяли пренебречь сокровище такихъ
Явленій счастливыхъ, нечаянныхъ, живыхъ!
Онѣ плѣняютъ взоръ, поля одушевляя.
Большой дороги тамъ картина подвижная:
Вашъ работящій волъ плугъ на поле тащитъ;
Вотъ всадникъ вкругъ себя разсѣянно глядитъ,
И поступь вольную коней предоставляетъ;
Но встрѣтясь съ путникомъ, бодриться заставляетъ,
Прохожій съ посохомъ идетъ своей тропой,
И думу думая, путь коротаетъ свой.
Вотъ госпожа села студаетъ размѣренно,
A тамъ молочница легко, непринужденно,
Станъ стройный выпрямивъ, одежду подобравъ,
На головѣ кувшинъ искусно уравнявъ,
И припѣваючи идетъ, не колыхнется,
Съ тяжелымъ возомъ ось кряхтитъ, возъ съ скрыпомъ гнется
По тряской мостовой. Вотъ легкій фаетонъ,
Въ которомъ какъ стрѣла несется Вѣтрогонъ:
Изгнанный скукою, онъ къ скукѣ поспѣшаетъ*
Которая его зѣвая ожидаетъ.
Здѣсь мѣльница! съ колесъ ея вода шумитъ
И дымомъ волнъ древа Церерины кропитъ;
Другая вѣтровъ, бурь по прихотливой волѣ
Стуча, гигантскими руками машетъ въ полѣ
И милліонъ круговъ описываетъ тамъ,
Вдали градской стѣны зубцы -- и по холмамъ
Разсыпаны дома, деревни, замки, селы;
Надъ колокольнею пѣтухъ тамъ видѣнъ смѣлый,
На золотомъ шпилѣ подъ небеса летитъ.
Еще окрестностей торжественнѣе видъ,
Гдѣ храма славнаго главу мы зримъ далеко,
И башни, кинувши верхи въ ефиръ высоко,
Святыя ревности минувшихъ лѣтъ примѣръ --
Роемонтъ, Сенъ-Дени, иль древній Вестминстеръ,
Гдѣ спятъ герой, поетъ, вельможа -- и межъ ними
Чатамъ, великій мужъ заслугами своими.
О сколь краснорѣчивъ могилъ великихъ прахъ!
Величіе и тлѣнъ, лежащій на костяхъ,
Сіянье почестей и черный гробъ -- гордынѣ
Тамъ въ поразительной являются картинѣ.
Забуду ли рѣку и острова вдали,
И море, и по немъ летящи корабли,
И волны о скалы дробящіяся съ рѣвомъ?
Что мы сравнимъ съ его спокойствіемъ и гнѣвомъ.
O Ниса, прелестей плѣнительныхъ соборъ!
О благодатный край, о виды славныхъ горъ,
Горъ тминомъ, ландышемъ, лимономъ окуренныхъ!
Изъ подъ сѣней твоихъ оливъ всегда зеленыхъ,
Которыхъ блѣдный цвѣтъ слитъ вмѣстѣ для очей
Съ лазурью темною чуть зыблемыхъ морей,
Блуждая по водамъ, разостланнымъ широко,
Въ неизмѣримости мое терялось око.
Любилъ я созерцать осеребренный брегъ
Прозрачной пѣною, блестящею, какъ снѣгъ;
Любилъ зрѣть лоно водъ клокочущихъ отъ гнѣва;
Любилъ смотрѣть, к акъ валъ сперва вдали, безъ рева,
Струею легкою бѣлѣется, растетъ,
Протягивается, сердитый возстаетъ,
Клубится и шумитъ, утесы опѣняя,
Или, какъ змѣй хребетъ кольчужный извивая,
Или обрушася, какъ грозный громъ гремитъ,
И въ каменныхъ дуплахъ хлебещетъ и кипитъ.
Сей плескъ, сей шумъ, сей ревъ, сей океанъ мятежной,
Взносяся, падая, катясъ горою снѣжной,
Мой умъ, мой слухъ, мой взоръ дивилъ, обворожалъ,
И вечеръ тамъ меня недвижнымь заставалъ.
И такъ, коль море садъ волнами омываетъ,
Пусть въ разныхъ видахъ намъ свой важный видъ являетъ:
То вдругъ сквозь вѣтви древъ оно глазамъ мелькнетъ,
То въ отдаленіи сквозь темный, скрытый сводъ
Какъ при концѣ трубы, въ бесѣдкѣ серебрится,
То среди рощицы нечаянно явится;
Но ступишь шагъ -- и нѣтъ; еще ступи -- и вдрутъ
Въ величествѣ его срѣтатшъ взоръ вокругъ.
Такъ перемѣной сценъ плѣняй ты духъ и чувства.
Природа, человѣкъ, и время, и искусства,
Признаться, не вездѣ являютъ для очей
Картины острововъ, утесовъ, горъ, людей.
Авзонскія поля! Темпейскія долины!
Вы, генію восторгъ вдыхающи картины!
При блескѣ сихъ морей, при блескѣ сихъ небесъ,
Снѣговъ и зелени, тутъ живописецъ весь
Воспламеняется, кисть съ жадностью хватаетъ,
Даль, острова, скалы, моря изображаетъ,
Спокойны гавани, гдѣ море вѣчно спитъ;
Горъ огнедышущихъ и лавы грозный видъ,
Сихъ горъ въ поля, въ сады трудомъ преображенье,
Вновь на развалинахъ чертоговъ возниченье,
И послѣ долгія борьбы земли съ водой
Изъ пепла стараго изшедшій міръ младой.
Увы! не посѣщалъ я веси той прекрасной,
Тѣхъ живописныхъ мѣстъ, гдѣ съ лирой сладкогласной
Виргилій голосъ свои любилъ соединять,
Природу, пастуховъ и жатву воспѣвать;
Но я клянусь тобой, Виргилій знаменитый!
Прейду туманами и вѣчнымъ льдомъ покрыты
Гигантскихъ Аппенинъ заоблачны верхи,
И повторю твои прекрасные стихи
Въ мѣстахъ, которыя еще тобою полны!
A ты, окрестностьми своими недовольный,
На мѣсто сихъ красотъ встрѣчающій одинъ
Безбрежный вкругъ себя, пустынный видъ равнинъ!
Да разумъ твой въ себѣ пособіе находитъ;
Мудрецъ и въ хижинѣ счастливо жизнь проводитъ.
Искусство утаясь, пусть знаетъ обольщать,
Все обѣщаетъ намъ, все забаввляетъ ждать;
Глазъ любопытенъ зрѣть обѣтовъ исполненье:
Въ желаньи -- прелести, въ надеждѣ -- наслажденье.
Перевод Воейковъ.
1813 Года Августа 10 го Дня.
"Вѣстникъ Европы", No 8, 1816