Когда въ твоемъ саду развалинъ славныхъ нѣтъ;
Есть бронзы, мраморы,-- минувшихъ боги лѣтъ:
Божественное въ нихъ ваянія искусство
Благоговѣнія раждаетъ въ сердцѣ чувство.
Я знаю, что желалъ вкусъ строгій изъ садовъ
Изгнать Авзоніи и Греціи боговъ;
Напрасно! Юность мы и дѣтство проводили
Въ Аѳинахъ, въ Римѣ; тамъ боговъ сихъ полюбили.
И не стреглиль они стада и огородъ?
Почто же заграждать бъ твои сады имъ входъ?
И смѣюшъ ли цвѣты твои разцвѣсть безъ Флоры?
Пусть боги Греціи обворожаютъ взоры!
Изящные, они творцы изящныхъ чувствъ:
Баснь и теперь еще религія искусствъ!
Да будетъ же твое ваянье совершенно,
И да изгонится всякъ образъ искаженной:
Богъ безъ величія, богиня безъ красотъ.
Пусть бронза чувствуетъ и мраморъ оживетъ!
Да не вступаетъ богъ въ права другаго бога:
Панъ любитъ жить въ лѣсу, не требуя чертога,
Почто сей Нилъ, вотще вѣнчанный осокой,
; На сушѣ съ урною разбитой и сухой?
Почто встрѣчаются Тритоны и Наяды
Въ безводномъ мѣстѣ, гдѣ стоять должны Дріады?
Примите прочь звѣрей, которыхъ дикій видъ
И въ изваяніи погибелью грозитъ!
Прочь мрачны Цесари, страшнѣйши сихъ чудовищъ!
Почто насъ ужасать ты стражей сихъ становишь
При входѣ въ рощицу, гдѣ плещетъ ручеекъ,
Гдѣ шепчетъ съ листьями роскошный вѣтёрокъ?
Бывъ вѣ жизни бичь людей -- они предметъ боязни,
И, кажется, еще опредѣляютъ казни.
Возможноль допустить сюда ихъ злобу, спѣсь!
Герои правоты и мира чтимы здѣсь.
Въ мѣстахъ, назначенныхъ мужей сихъ поклоненью,
Прилично райской быть тиши, уединенью;
Да въ мирѣ тѣни ихъ у васъ опочіютъ.
Созиждь елизіумъ! да рощи расцвѣтутъ
Вѣчнозеленыхъ миртъ и лавровъ благовонныхъ,
Долину тихую сокрывъ отъ глазъ нескромныхъ;
И бѣломраморны сіяютъ лики ихъ.
Да льется тамъ протокъ медлителенъ и тихъ;
Луна, сливая блескъ съ вечерніми тѣнями,
Освѣтитъ ихъ предѣлъ дрожащими лучами.
Мужей великихъ сонмъ въ зеленой древъ тѣни,
Блескъ чистый мраморовъ и нѣжность бѣлизны;
Ихъ сановитый видъ въ величіи спокойный,
Токъ дремлющей воды, какъ Леты токъ безмолвный,
Которая въ стрѵяхъ несетъ забвенье бѣдъ,
Неблагодарности, гоненій и суетъ;
Брегъ очарованный, дубами осѣненной,
День потухающій во мглѣ листовъ зёленой,--
Все возвѣщаетъ здѣсь блаженныхъ душъ покой!
Да ненарушатъ же сей тишины святой
Завоеватели своимъ ужаснымъ взглядомъ!
Поставь мужей творцу и людямъ милыхъ рядомъ,
И славныхъ не войной, щедротою владыкъ;
Да утѣшаешъ насъ здѣсь Фенелоновъ ликъ,
Да Генрихъ Сюллію простретъ монарши руки,
И видѣнъ съ хартіей раздранной Долгорукій.
Подай, подай цвѣты! хочу вѣнчать мужей,
КотТорые среди невѣдомыхъ морей,
Простясь съ отечествомъ и въ ссылкѣ благородной,
Противу ста смертей шла съ гордостью свободной,
Чтобъ блага новыя природы собирать,
Чтобы сокровища художествъ расточать;
Ты, смерть котораго міръ бѣдствіемъ считаетъ,
Объ коемъ Албіонъ и Галлія рыдаетъ,
Великодушный Кукъ! въ далекихъ тѣхъ странахъ,
Гдѣ возвѣщалъ объ насъ единый громъ и страхъ,
Какъ Триптолемъ училъ владѣть ты дикихъ плугомъ;
Благовѣстилъ имъ миръ и былъ ихъ нѣжнымъ другомъ;
Овецъ, коней, тельцовъ, орудія дарилъ;
Принесъ искусства имъ и свѣтъ наукъ открылъ;
Являлся какъ отецъ средь милаго семейства,
И Европейскія изглаживалъ злодѣйства.
Корабль твои приходя, дарами осыпалъ,
Корабль твой отходя, дары имъ оставлялъ.
Тебѣ сынъ Франціи приноситъ сердца дани;
Не ты виновникъ бѣдъ, не ты виновникъ брани;
Мужъ добродѣтельный есть міра гражданинъ,
И Галліи равно и Албіона сынъ --
Примѣръ: нашъ Царь -- его достойный быть владыкой,
Увы! что въ томъ, что онъ, рѣшительный, великой,
Два раза дерзостно летѣлъ среди валовъ,
Зрѣлъ небо въ пламени, проплылѣ сквозь море льдовъ;
Что отъ народовъ всѣхъ, отъ всѣхъ языковъ чтимый,
Отъ разъяренныхѣ волнъ, мѣлей и бурь хранимый,
Вселенну облетѣлъ корабль его кругомъ;
Что бранный для него умолкъ въ пучинѣ громъ?
Все тщетно -- и во мзду трудамъ, заслугъ толикихъ,
Другъ человѣчества, увы! погибъ отъ дикихъ.
Воейковъ.
1815 Года Іюля 13 дня.
Астрахань.
"Вѣстникъ Европы", No 1 7 , 1815