Как Джек из Ньюбери хорошо содержал свой дом -- для своих служащих и для блага бедных, как он заслужил большую славу и как одна из кумушек его жены его за это.
-- Э, здравствуйте, кумушка, как я рада вас видеть в добром здоровья! Как поживаете, госпожа Уинчкомб? Как ваш живот? Еще не потолстел? Ваш муж изрядный ленивец.
-- Толстый живот, говорят, приходит скорее, чем новое платье. Но нужно ведь поразмыслить, что мы не очень-то давно еще женаты. Я очень рада вас видеть, кума. Прошу вас, садитесь, и мы перекусим чего-нибудь.
-- Нет, право, кумушка, я не могу остаться -- мне нужно уйти; я хотела только забежать взглянуть, как вам живется.
-- Вы должны обязательно остаться хоть немножко, -- сказала мистрис Уинчкомб.
И в то же время она велела постлать белую скатерть на стол в приемной, близ огня, и подать хорошего холодного каплуна и много других вкусных вещей; также пива и вина в значительном количестве.
-- Я вас прошу, кума, кушайте. Я прокляну вас, если вы не будете как следует угощаться.
-- Спасибо, добрая кумушка, -- сказала та, -- но скажите, ваш муж -- любит ли он вас, заботится ли он о вас со всею нежностью.
-- О, да, слава богу, -- сказала она.
-- Честное слово, если бы это было иначе, ему было бы стыдно, я могу вам это сказать; хотя вы и немного принесли в дом, но вы достойны быть женою такого человека, как он.
-- Клянусь, я не хотела бы переменить моего Джона даже на самого маркиза. Женщина может быть только счастлива, когда она живет, как я, в сердечном удовлетворении и когда у нее есть все, что нужно. Правда, он не может видеть, чтобы у меня хоть чего-нибудь не хватало бы.
-- Бог тебя благословит, -- сказала кума. -- Вот хорошие новости! Но, видите ли, я слышала, будто ваш муж будет нашим представителем в парламенте; правда ли это?
-- Да, правда, -- сказала жена. -- Только он не очень этого хотел, так как это обойдется ему недешево.
-- Так... так... Только не нужно говорить про это. Благодаря бога, ни один человек в Беркшире не может нести лучше эти расходы. Но скажите мне, кумушка, могу ли я задать вам один вопрос?
-- Да, конечно, -- ответила она.
-- Я слышала, что муж ваш хочет купить вам французскую шапочку { Французская шапочка была в то время признаком элегантности и солидности. Это был род головного убора, закрывавшего голову, шею и спускавшегося на плечи. } и шелковое платье.
-- Да, -- сказала мистрис Уинчкомб, -- но это делается против моего желания. Моя шапочка уже куплена, и мое платье уже шьется. Золотых дел мастер принес уже мою цепочку и браслеты, но, уверяю вас, кума, я предпочла бы сделать сто лье пешком, нежели носить все это. Мне было бы так стыдно, что я не глядела бы на своих соседок из боязни покраснеть.
-- А почему же, спрошу я вас, -- сказала кума. -- Тут нет ничего, отчего бы надо стыдиться и краснеть. Я думаю, ваш муж достаточно богат. Поверьте мне, эти наряды к вам очень пойдут.
-- Увы, -- сказала мистрис Уинчкомб, -- я не привыкла к. роскоши. Я <не знала бы, как мне себя держать. Да и к тому же мне как брюнетке шапочка эта не пойдет.
-- Нет, -- сказала кума, -- это клевета. Будь я проклята, если хочу вам польстить, но вы очень хорошенькая и очаровательная женщина. Нет лучше вас в Ньюбери. Не бойтесь же показаться в шапочке. Честное слово, хотя я и стара и в морщинах, но, наверное, хорошо бы выглядела в этакой шапочке! Я бы чувствовала себя в ней так же хорошо, как и всякая другая. И мне нечему было бы поучиться ни у какой другой женщины. Ведь в свое время я была очень мила и видала многие моды. Не бойтесь же, моя милая, ваше смирение и ваша красота заслуживают французской шапочки, будьте совершенно спокойны. Сначала, может быть, и будут к вам приглядываться, но не смущайтесь; пусть лучше поражаются вашему богатству, чем сожалеют о вашей нищете. После того как вас увидят раза два в ваших нарядах, никто уже больше не будет удивляться: всякое новшество сначала поражает, но как только оно немного распространится, к нему привыкают.
-- Это правда, кума, -- сказала она, -- очень глупо быть такой застенчивой. Нет никакого стыда пользоваться дарами господа, если это нам выгодно. Мой муж по праву мог бы считать меня недостойной его подарков, если бы я отказалась их носить. Не мне это говорить, но моя шапочка очень хороша. Здесь ни у кого нет лучше ее. Моя цепочка и мои браслеты тоже не из безобразных. Я вам их покажу, вы скажете мне ваше мнение.
Затем она пошла за ними в свою комнату.
Когда кума все это увидела, она сказала:
-- Пусть отсохнут мои руки, если все это не очень, очень красиво! Когда вы думаете надеть эти прекрасные уборы?
-- На Троицу, -- сказала та, -- если бог мне продлит жизнь.
-- Постарайтесь получше их показать, -- сказала кума. -- Я бы очень хотела быть при вас, когда вы будете одеваться; может быть, я была бы вам небесполезной. Я бы так вас нарядила, что никакая другая женщина, даже и благородная, не смогла бы вас затмить!
Мистрис Уинчкомб очень ее поблагодарила за ее доброту и сказала, что, если будет нужно, она возьмет на себя смелость позвать ее к себе.
Тогда кума затронула другую тему и стала упрекать мистрис Уинчкомб за ее огромные расходы по дому.
Она начала так:
-- Вы, кумушка, еще очень молодая хозяйка, у вас совсем нет опыта; по моему мнению, вы несколько расточительны. Простите меня, милая подруга, я говорю ведь только для вашего же блага и позволяю себе вас упрекать только потому, что вас люблю. Скажу вам откровенно: если бы я была хозяйкой такого дома, как ваш, и имела бы такую крупную сумму на хозяйство, то откладывала бы, наверное, ливров двадцать в год, -- вы же так их транжирите!
-- А как бы вы это сделали? -- сказала мистрис Уинчкомб. -- Это правда, я очень молодая хозяйка, и у меня мало жизненного опыта. Я с удовольствием поучусь. Я охотно принимаю все, что может итти на пользу моему мужу и мне самой.
-- Тогда послушайте меня, -- сказала та. -- Вы кормите ваших людей лучшими частями мяса и самой отборной пшеницей. Я не знаю ни одного рыцаря в нашей стране, который поступал бы так же. Разве дворянчики могли бы так жить, если бы они делали по-вашему? Подите к ним, и я ручаюсь, что вы увидите у них за столом на кухне один только черный хлеб; хорошо еще, когда это ржаной хлеб, тогда его очень хвалят. Но чаще всего это хлеб из ячменной или ржаной муки, смешанной с гороховой или какой-нибудь другой грубой мукой. Это стоит недорого. Они не допускают другого хлеба у себя, исключая собственного стола. Что же касается мяса, то всякий знает, что голова и вообще самый последний сорт мяса являются их обычной пищей. А так как куски эти постные, они прибавляют к ним кусок свиного окорока, и это делает бульон более жирным. Вот чему вам нужно поучиться. Грудная кость, щеки, бараньи головы, кишки, которые вы раздаете кому попало с порога вашего дома, -- все это прекрасно могли бы употреблять ваши люди. Таким образом вы сберегли бы остальное ваше мясо. И каждый год у вас оставалось бы много денег, которые могли бы итти на ваши шапочки и шелковые платья. Вы даете вашим людям столько лишнего, что они портят почти столько же, сколько едят. Поверьте мне, если бы я была их хозяйкой, у них всего было бы немного меньше, и они были бы только счастливее от этого.
-- А ведь действительно, кума, -- сказала мистрис Уинчкомб, -- есть много правды в ваших словах. Наши люди до того избалованы, что нам очень трудно кормить их по их вкусу. Один говорит, что чересчур солоно, другой, -- что густо, или сыро, или чересчур жирно. Они находят двадцать недостатков во всем, что бы им ни подавали. Они отрезают такие корки у сыра и оставляют столько хлебных крошек, что одними этими остатками могли бы пообедать еще два или три порядочных человека.
-- А отчего это происходит, -- сказала кума, -- как не от избытка хорошей пищи? Честное слово, если бы это были мои служащие, я бы заставила их довольствоваться теми крошками, которые они расточают. За сим я пью за ваше здоровье и благодарю вас от всего сердца за хорошее угощенье.
-- Желаю, чтобы оно пошло вам на пользу, моя добрая кума. Когда будете здесь проходить, заходите ко мне.
-- Обязательно, -- сказала она и ушла.
С тех пор мистрис Уинчкомб стала уменьшать порции для своих людей и давала худшего сорта мясо. Когда ее муж это узнал, он сильно рассердился и сказал:
-- Я не хочу, чтобы моих людей сажали на голодную порцию. Пустые тарелки порождают завистливые сердца. Там, где голод, аппетиты обостряются. Если вы любите меня, жена моя, вы перестанете урезывать у наших людей.
-- Послушайте-ка, муж мой, -- сказала она, -- я, конечно, хочу, чтобы у них было всего достаточно, но жаль смотреть и грех терпеть, как много они портят. Я согласна давать им досыта наедаться, но меня огорчает видеть их такими требовательными и всегда готовыми расточать. Уверяю вас, что весь город меня за это стыдит. Я и так себе напортила, что не умела лучше вести свои расходы. Можете мне поверить, меня так отчитали по этому поводу в моем собственном доме, что уши мои до сих пор горят от всего услышанного.
-- А кто это тебя отчитал, скажи, пожалуйста. Не старая ли твоя кума, мадам Всемнедовольная, мадам Тут и Там? Бьюсь об заклад, что она.
-- Хотя бы и она; ведь вы хорошо знаете, что она опытная женщина, что она отлично понимает жизнь, и если что и наговорила мне, то для моего же блага.
-- Жена моя, -- сказал он, -- я предпочитаю, чтобы ты не водилась с этою старою кумой; я тебе это говорил не раз, но ты не можешь решиться прервать с ней сношения.
-- Прервать с ней сношения? Раз это честная женщина, зачем же прерывать с ней сношения? Она ни разу в жизни не давала еще мне плохих советов. Она всегда была готова посоветовать мне что-нибудь полезное. Вы не хотите в этом сознаться. Но порвать с ней сношения! Я уже не дитя, прошу это помнить, и я не нуждаюсь, чтобы мне говорили, с кем я должна знаться. Я знаюсь только с честными людьми. Порвать с ней сношения, как бы не так! Бедная душа, вот награда за всю ее доброту! Говорю вам, повторяю вам, она вам более друг, чем вы сами себе.
-- Пусть она будет чем хочет, -- сказал ее муж, -- но если она опять появится ко мне, лучше бы ей ничем не быть. Я советую вам принять это как предостережение.
И с этими словами он ушел.