В кругах ростовской общественности, в политических организациях шли непрерывно совещания, царило возбуждение, углубляемое нервирующей обстановкой отступления и эвакуации.
16 декабря начальник Управления торговли и промышленности Фенин привез мне записку, являвшуюся по существу плодом мысли либеральной общественности и по форме – обращением ко мне левого сектора «Особого совещания»:
«В тяжелую пору новых испытаний, ставших на пути воссоздания нашей Родины, в минуты, особенно трудные для Вас, взявшего на себя все великое бремя ответственности, позвольте нам, до конца остающимся преданными Вам и великому делу, которому Вы служите, мнение которых Вы неоднократно выслушивали, по долгу чести и совести сказать Вам, как мы смотрим на сложившееся положение и какой выход мы предполагаем из тяжелых обстоятельств переживаемого времени. Мы не станем перечислять ошибки и упущения, допущенные военными и гражданскими органами, призванными Вами служить делу борьбы за воссоздание государства и установление элементарного порядка. Ошибки эти многообразны. Главнейшие из них, по нашему мнению: допущение развития дурных нравов в армии и безнаказанность высших попустителей, а также отсутствие организованного, сильного аппарата центральной власти, объединенного в своем составе единым пониманием задач, стоящих перед властью, единством методов действий, и полная изолированность от жизни и населения того органа, который являет собою весьма несовершенный суррогат власти. Эти недостатки и ошибки были бы сглажены и исправлены успехом и достигнутой целью. Но неудача, как возмездие, требует коренных и глубоких изменений в тех органах и устройствах, с которыми связаны эти ошибки. Общее смущение и тревога на фронте и в тылу требуют немедленных решительных и ярких действий. Опыт всех стран свидетельствует, что в наиболее критические для государства минуты высшая власть, несущая перед страной всю тяжесть ответственности, распускает правительство и на его место призывает новых людей, более отвечающих новым задачам, ставшим перед страной. Эти изменения в составе правительства достигаются не только привлечением новых лиц в его состав, но и освобождением этого состава от прежних руководителей и участников, а в нужных случаях путем изменений в самой конструкции центрального органа власти. Мысль о необходимости преобразования «Особого совещания», состоящего при Вас, возникла давно, и едва ли кто стал бы теперь защищать его конструкцию и его состав. Только не в меру затянувшаяся работа Южно-русской конференции задержала преобразование «Особого совещания» и остановила давно назревшую реформу. До осуществления этой реформы – в смысле создания Высшего совета и Совета начальников управлений – в виде переходной меры было бы совершенно необходимо распустить «Особое совещание» и на его месте образовать правительство в составе семи лиц с привлечением в него трех представителей от казачьих войск. Это правительство – Совет при главнокомандующем – должно быть объединено общим пониманием поставленных ему задач и способно к энергичным и решительным действиям. Оно должно дать Вам объявляемую армии и населению торжественную клятву в строгом исполнении принятых на себя обязательств. Этот орган, представляя собой походное управление, должен быть возглавлен лицом, наиболее понимающим Ваши идеи и близким Вам по духу и воззрениям. Семь лиц, входящих в состав правительства, должны сосредоточить в своих руках портфели министров: военного, финансов, внутренних дел, торговли и промышленности, юстиции, путей сообщения и снабжения. Если бы портфель министра внутренних дел можно было вручить председателю Совета, то состав членов можно было бы сократить до шести. Министру снабжения должны быть подчинены все нынешние несовершенные органы снабжения армии, а бессильные органы продовольствия должны быть вовсе упразднены. Другие ведомства, ныне сокращенные, должны находиться под управлением начальников, действующих по указаниям Совета при главнокомандующем. Иностранная политика, как и ныне, остается в руках главнокомандующего, исполнение предуказаний которого осуществляется через особое управление, состоящее наравне с другими управлениями, руководители которых не входят в состав Совета. Государственный контроль получает указания непосредственно от главнокомандующего. Подготовительная работа по законодательству временно, до образования Высшего совета, могла бы производиться в Совещании по законодательным предположениям, члены коего назначаются главнокомандующим. Роспуск «Особого совещания» и образование Совета при главнокомандующем должны быть произведены особым актом, в котором могло бы быть указано, что преобразование «Особого совещания» вызвано тяжелыми условиями борьбы и необходимостью сосредоточить власть в руках лиц, все внимание которых должно быть сосредоточено на управлении, на действиях, столь необходимых в данное время. В этом обращении к армии и населению могли бы быть указаны те начала, которые Вы преподали «Особому совещанию» сегодня, 15 декабря, к руководству, и особенно подчеркнуто, что новому правительству ставятся основные и главнейшие задачи – сосредоточить всю энергию на помощи и содействии армии, на ее снабжении, снаряжении, на заботах об ее раненых и больных, на обеспечении семейств борющихся; что помощь армии нужна быстрая и полная для скорейшего доведения до конца борьбы с большевиками за воссоздание России, за поруганную православную веру, за освобождение национального сознания русского народа от поработившего его ига большевизма и за скорейшее восстановление гражданского мира на началах права и справедливости; что новая власть устранит в своих действиях допущенные раньше ошибки и, беспощадно карая нарушителей гражданского мира, грабителей и насильников, возьмет под свою защиту все население, желающее прекращения смуты и междоусобия; что новой власти вменяется в обязанность привлечь население к установлению порядка и поднятию производительности труда. Создавая новое правительство в минуты опасности и тревоги, Вы снова поднимете бодрость в армии и населении, снова окрылите надежды, ибо вместо непопулярного «Особого совещания» около Вас будет новый орган, которому будут поставлены новые ясные задачи. Тогда можно будет начать решительную борьбу с пороками, разлагающими армию и тыл. Тогда можно будет противопоставить новую организованную власть развивающимся опасным течениям в армии и тылу. Тогда можно будет привлечь соседние государственные образования к борьбе за воссоздание Русского государства. Пусть этот орган возьмет на себя часть ноши, которую Вы несете, и примет на себя удары, направленные со стороны тех, кто ставит себе иные, чем Вы, цели и задачи. Громоздкое и неспособное действовать «Особое совещание» исполнило свое назначение и пережило себя. Ни Вам, ни делу оно больше не может быть полезно. Вместо того чтобы отсылать его от себя и тем самым лишать его всякого политического и делового значения, вместо того чтобы ставить его в положение укрывающегося и спасающего себя в наиболее суровые минуты и обрекать его на вынужденное бездействие и утрату последнего престижа в глазах армии и населения, лучше распустите его. Твердо и горячо веруя в историческую правду движения, возглавляемого Вами, и в его конечный успех, мы всеми силами души желаем Вам мудрости и величия духа в Вашем великом и трудном подвиге». Подписали : Н. Астров, М. Бернацкий, В. Степанов, В. Челищев, В. Юрченко, М. Федоров.
В тот же день получен был мною доклад председателя «Особого совещания» генерала Лукомского, затрагивающий «главнейшие вопросы, по которым необходимо знать (мое) мнение». Генерал Лукомский писал:
«1. Наиболее животрепещущий вопрос для данного момента – это наша неудача на фронте. При неудаче всегда масса (и на фронте и в тылу) ищет виновников. Конечно, этим дела не исправишь, да и занятие, которое, хотя нервирует массу и создает известное настроение и в армии, и в тылу, довольно болезненное, ибо дела не исправит. Но если для массы это занятие бесполезное, надо помнить, что известное настроение и впечатление от этой же массы передается и тем, от коих очень многое может зависеть. Одни обвиняют Ставку, другие «Особое совещание». Те, кои обвиняют «Особое совещание», в свою очередь, разделяются на два лагеря: одни ругают за слишком правое направление, другие – за слишком левое направление. Лично я думаю, что виновны обе стороны: и Ставка, и «Особое совещание». Ставка, правильней штаб, виновен тем, что не организована была военная сила в тылу, что допущено было чрезмерное продвижение войск вперед без соответствующего устройства тыла (и в военном и в гражданском отношении) и что, по-видимому, штаб не знал состояния войск. «Особое совещание» (главным образом, Управление внутренних дел) виновно тем, что не справилось с устройством тыла[ [194]]. Это я отмечаю не с целью искать виновных, а для того, чтобы предостеречь от опасности искать причину неудачи в области политики. А эта опасность есть. И. П. Романовский на этих днях сказал мне примерно следующее: «Мы с вами несколько расходимся в наших политических воззрениях, и я не могу умолчать, что, по моему глубокому убеждению, мы сорвались на том, что в Малороссии фактически проводили слишком правую „гетманскую“ политику. Н. И. Астров, представляя свою записку об изменении политического курса, также считал, что одна из причин неудачи – это неправильная политика. Я лично считаю, что здесь не в политике дело, а в том, что мы не умели устроить тыла, не умели и не могли обуздать грабежи и насилия, чинившиеся и войсками, и Государственной стражей, и органами контрразведки. Если же мы теперь начнем менять политический курс, то попадем в еще более тяжкое положение. 2. Реорганизация «Особого совещания». Сговориться с казаками теперь будет трудно. Вчера мне Харламов сказал: «Не скрою от вас, что настроение среди членов конференции несколько изменилось и некоторые говорят так: когда Добрармия занимала Орел, то с нами не церемонились и говорили очень твердым языком; теперь пора и нам заговорить другим языком». Но если б даже разговоры с казаками шли гладко, вряд ли теперь своевременно создавать всю ту постройку, которая намечалась. Н. И. Астров настойчиво доказывает (а Федоров к нему присоединяется), что «Особое совещание» отжило свой век, что теперь надо создать небольшое деловое правительство (из пяти-шести начальников главнейших управлений) и через него Вашему Превосходительству управлять всеми «министерствами». При таком небольшом «волевом» (как выражается Н. И. Астров) правительстве должен быть законосовещательный орган. Этот вопрос члены «Особого совещания» просили поставить на обсуждение в присутствии Вашего Превосходительства. Сегодня был у меня П. Б. Струве. Говорит, что все (и правые, и средние, и левые) ругают «Особое совещание». Что, по его мнению, надо положить руль направо и, отметая всякое соглашательство, твердо проводить военную диктатуру. Должен сказать, что с эвакуацией начальников управлений в Новороссийск, а управлений – в Крым дело осложняется чрезвычайно. Ясно, что «Особое совещание» действительно надо реорганизовать, но как – это сказать трудно».
Эти два документа поставили вновь и весьма остро вопрос об «Особом совещании». Было ясно, что дальнейшее существование его становится невозможным психологически. Кроме того, и в техническом отношении общая обстановка требовала действительно большей концентрации власти, сокращения и упрощения ее органов.
Приказом моим от 16 декабря была проведена реорганизация управления, вылившаяся в такие формы:
1. «Особое совещание» упразднено. 2. Упразднены Отдел законов и Управление продовольствия, самостоятельный Отдел пропаганды подчинен начальнику Управления внутренних дел, и должности начальника военных сообщений и начальника путей сообщений соединены в одну; точно так же соединены в одно ведомства морское и военное. 3. Учреждена новая должность главного начальника снабжений, к которому перешли функции военного снабжения, санитарной части и общего продовольствия. 4. Образовано правительство из глав шести ведомств (военно-морского, внутренних дел, финансов, сообщений, снабжении, торговли и промышленности, юстиции)[ [195]]. 5. Начальник Управления иностранных дел и Главный контролер подчинялись непосредственно главнокомандующему; начальники Управлений земледелия и землеустройства, народного просвещения и исповеданий, также не входя в состав правительства, по вопросам, превышавшим их права, должны были входить с представлением к последнему. 6. При правительстве учреждалось «Совещание по законодательным предположениям.
Несравненно труднее обстоял вопрос о политическом курсе и составе правительства… Я ответил на него оставлением в силе данного мною «наказа» и оставлением в должности генерала Лукомского, стоявшего во главе правительства в течение нескольких месяцев – деятеля правого, но официально не носившего партийного штампа. При указанных выше условиях менять главу правительства не имело смысла.
Этот мой шаг произвел в свое время большое впечатление на общественные круги и вызвал всевозможные толки и догадки относительно внутренних, «скрытых» побуждений, вызвавших его.
Ближайшие дни показали, что и либеральная группа «Особого совещания» не вполне правильно восприняла свершившееся.
Отступление продолжалось, штаб Добровольческой армии перешел уже в Таганрог, и Ставка перенесена была временно в Ростов. Председатель правительства генерал Лукомский на первом же докладе сообщил мне, что либеральная группа «Особого совещания» обратилась к нему с просьбой ввести в состав правительства… А. В. Кривошеина и инженера Чаева[[196] ]. Не сказав ни слова, я утвердил их назначения. Эта капитуляция побудила меня при ближайшей встрече с моими бывшими сотрудниками по «Особому совещанию» (либералами) бросить им фразу, выражавшую удивление и укор… В ответ один из них писал в то время генералу Романовскому:
«В нашей записке был дан план концентрации власти с привлечением в нее казачьих элементов. При этом имелось в виду, что опыт коалиции, вызвавший провал основной земельной реформы и всего местного гражданского строительства, осужден. Мы ожидали смены почти всего действующего состава, начиная с главы правительства. Но назначением генерала Лукомского предрешался вопрос о дальнейшем направлении внутренней политики. Этим устанавливалось ее правое направление с сохранением военной бюрократизации гражданского управления. Подчиняясь этому решению, мы должны были направить все внимание на создание сильной, а следовательно, однородной и технически наилучше оборудованной власти. Отсюда вытекала необходимость именно в рядах правых искать наиболее сильных, наиболее активных элементов. Мы прежде всего обратились к Савичу, но, когда он категорически отказался, остановились на Кривошеине и Чаеве. В тяжелых условиях переживаемого момента мы не считали себя вправе считаться с политическими и иными недочетами этих людей, на которые мы своевременно указывали и главнокомандующему, и считали себя, по долгу совести, обязанными указать на них, как на наиболее сильных и пригодных для однородного и способного к действию правого кабинета».
Впрочем, Н. И. Астров несколько иначе определял отношение либеральной группы:
«Мы не хотели усмотреть в этом принятие нового – правого – курса. Но это было и не то, что мы предполагали, ибо образовывалось новое правительство – не определенного политического курса, связанное с Вами единством понимания политических задач, а чисто техническое для наилучшего разрешения невероятно сложных технических задач, выдвинутых временем и обстановкой. Политический момент отступал на задний план, стушевался перед техническими трудностями задач. Отсюда – право выбора техников отовсюду».
Главы остальных ведомств остались на своих местах, а не получившие портфелей члены бывшего «Особого совещания», кроме Соколова, вошли в состав «Совещания по законодательным предположениям». В таком виде новое правительство – по существу старое, перейдя в Новороссийск, некоторое время еще продолжало свою деятельность, в силу сложившейся обстановки сводившуюся исключительно к ведению текущих дел.
Наступал период ликвидации и эвакуации.
Все эти перипетии, связанные с «реорганизацией» правительства, представляют, может быть, интерес для истории русской общественности. Но, как показало ближайшее будущее, то или иное решение никакого влияния на ход событий уже оказать не могло.
Я не знаю, нужно ли говорить о тех побуждениях, которые руководили мною в дни перестроения власти… Мне казалось, что и тогда они были достаточно ясны и вовсе не прикровенны.
В сущности, все в правительстве должно было оставаться по-старому до создания новых форм управления, слагавшихся в процессе работы Южно-русской конференции.
Последние приказы мои означали: невозможность опереться на либералов, нежелание передать власть всецело в руки правых, политический тупик и личную драму правителя.
В более широком обобщении они свидетельствовали об одном, давно назревшем и теперь особенно ярко обнаружившемся явлении: о кризисе русского либерализма.
«Особое совещание» и с ним целый период жизни противобольшевистского Юга отошли в прошлое. Судить нас будет история. Я хотел бы отметить одно только явление, общее для всех поднявшихся против безумного советского режима частей Российского государства – общее для Севера, Востока, Юга и Запада, для казачьих областей, закавказских новообразований и западных лимитрофов…
Первые же шаги насаждения государственного строя на обломках прежнего, поросших большевизмом, различаясь внешними формами, большей или меньшей радикальностью и демократизмом содержания, худшей или лучшей организацией, имели везде одну, проникавшую существо их черту: они направляли народную жизнь в старое русло.
Одни – в нетронутое, затянутое тиной, другие – в расчищенное, углубленное, но все же прежнее. В расчете на то, что над страной пронеслась только буря, опрокинувшая, изломавшая реальные ценности, накопленные веками, трудом и разумом поколений, а не наступил глубокий процесс, переродивший духовную природу и психологию нации.
Свидетельствовало ли это явление только о той цепкой связи и зависимости от прошлого, которое довлело над страной и строителями, быть может, иногда помимо сознания и воли их?.. Исходило ли оно из бессилия и неумения деятелей революции прорыть, не выжидая, новое русло, в которое могла бы хлынуть и успокоиться очищенная в крови и страданиях волна народной жизни?.. Или, наконец, было оно признаком жизненности основных вех, по которым шло последовательно, веками, русское строительство?..
Ответ даст будущее.