И мертвый Лазарь встал на Иисусов глас,

Весь бледный, встал во тьме своей глухой гробницы

И вышел вон, дрожа, не подымая глаз,

Один и строг, пошел по улицам столицы.

Пошел, один и строг, весь в саване, вперед,

И стал бродить с тех пор, как бы ища кого-то,

Встречая на пути приниженный народ

И сталкиваясь вновь то с торгом, то с заботой.

Был бледен лоб его, как лоб у мертвеца,

И не было огня в его глазах; темнели

Его зрачки, храня блаженство без конца,

Которое они, за гранью дней, узрели.

Качаясь, проходил он, как дитя; угрюм,

Как сумасшедший. Все пред мертвым расступались;

И с ним не говорил никто. Исполнен дум,

Он был подобен тем, кто в бездне задыхались.

Пустые ропоты земного бытия

Он воспринять не мог; мечтою несказанной

Охвачен, тайну тайн в своей душе тая,

По миру проходил он, одинокий, странный.

По временам дрожал, как в лихорадке, он;

Как будто, чтоб сказать, вдруг простирал он руку, -

Но неземным перстом был голос загражден,

И он молчал, в очах тая немую муку.

И все в Вифании, ребенок и старик,

Боялися его; он, одинокий, строгий,

Внушал всем смутный страх; его завидя лик

Таинственный, смельчак спешил сойти с дороги.

А! кто расскажет нам страданья долгих дней

Того, кто к нам пришел из сумрака могилы!

Кто дважды жизнь познал, влача среди полей

На бедрах саван свой, торжественно-унылый!

Мертвец, изведавший червей укусы! ты

Был в силах ли принять заботы жизни бренной!

Ты, приносивший нам из вечной темноты

То знанье, что вовек запретно для вселенной!

Лишь только отдала свою добычу смерть,

Ты странной тенью стал, сын непонятной доли!

И шел ты меж людьми, смотря без слез на твердь,

Не ведая в душе ни радости, ни боли.

Живя вторично, ты, бесчувствен, мрачен, нем,

Оставил меж людьми одно воспоминанье

Бесследное. Ужель ты дважды жил затем,

Чтоб дважды увидать бессмертное сиянье?

О сколько раз в часы, когда ложится ночь,

Вдали от всех живых, ввысь руки простирая,

Ты к ангелу взывал, кто нас уводит прочь

Из жизни сумрачной к великим далям рая!

Как часто ты бродил по кладбищам пустым,

Один и строг, в тоске бесплодного томленья,

Завидуя тому, под камнем гробовым

Кто безмятежно спит, не ведав воскресенья.