Есть как бы две души в человеке, одна -- порядку божественного, и познание которой принадлежит более к религии, нежели философии; другая вещественная и чувствительная, которую имеем мы общую со скотами, и которую можно почитать как бы орудием души невидимой. Тело служит ей домом, а сердце или мозг главным престолом.
Страсти содержат союз, находящийся между душой и телом. Однако же изображают их как бы семенами бури, кои влекут опустошение и беспорядок в сердце, мучащие разум и свободу.
Насильственный страсти суть как бы тигры, раздирающие нас; все чудовища изображаются попеременно на лице человека, разъярившегося мщением или гневом.
Самые блистательные страсти имеют постыдный оборот.
Насильственная страсть не позволяет ни малейшего размышления разуму, и не может внимать советам дружбы, столько-то она имеет ужаса встречаться сама с собою.
Господствующая страсть подобна повилице, которая прилепляется к самым добродетелям и заглушает их, объемля их.
Отличные деяния и заслуги самые отменные происходят от тайной страсти, которая бы их учинила подлыми, ежели бы они осмелились снять с себя личину.
Ежели страсти суть болезни в нравоучении, то они могут послужить средствами в порядке физическом.
Надежда есть самое полезное из всех пристрастий души: поелику она содержит здоровие чрез спокойствие воображения.
Надежда есть род радости, подобная золоту в листах, развертывается и распространяется на все мгновения жизни.
Удивление, происходящее от созерцания природы, есть спокойное побуждение, растрогивающее умы и содержащее чувства в благоприятной деятельности.
Мужественный человек делает неподвижным труса, так, как собака останавливает птицу.
Не в сочинении нравственном и филозофском надлежит учиться страстям, но наипаче у Стихотворцев и в истории. Они там развертываются с цветами и изображениями поразительнейшими, нежели разбирательства методические или по способу.
Государь, держа в руке кормило правления, не более способен к возвышению власти своей на остатках противоположных мятежей, сколько деятельно самолюбие к удовлетворению себя на щет каждой страсти.