Из вышепредставленного плана разумеется, что законодательная власть будет состоять и будет собираема из всей Российской империи в одно место, то-есть в столичный город как в свой центр; судительная, напротив того, власть не меньше требует, чтоб распределена была во всей империи и так:

1. В КОЛИКИХ МЕСТАХ В РОССИИ СУДИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ ДОЛЖНА БЕЗОТЛУЧНО ПРИСУТСТВОВАТЬ

Обширность Российской империи, непродолжительное решение дел, а больше еще спокойство и тишина, столь надобные в отечество, требуют, чтоб в России по крайней мере в восьми местах известное число искусных судей безотступно присутствовало, как то в Риге, в Санкт-Петербурге, в Тобольске, в Новегороде, в Москве, в Казани, в Оренбурге, в Глухове и, если можно, еще в каком-нибудь месте и на границах польских.

2. ИЗ КАКИХ ПЕРСОН В СИХ МЕСТАХ СУДИТЕЛЬНАЯ ВЛАСТЬ СОСТОЯТЬ МОЖЕТ

Для скорого отправления дел и для безобидного оных решения судительная власть во всех вышепомянутых местах должна состоять из двенадцати человек, в котором числе должен заключаться генерал-адвокат, четыре генерала-судьи криминальные. Прочие семь должны быть генералы-судьи тяжебных и криминальных дел в месте, где совокупно со всеми двенадцать судей составлять будут.

3. КАКАЯ ДОЛЖНОСТЬ МОЖЕТ ПОРУЧЕНА БЫТЬ ГЕНЕРАЛУ-АДВОКАТУ

Он может быть в суде государственный прозекутор9, или истец, которого должность будет присутствовать в суде криминальном и тяжебном и смотреть, чтоб в тонкость все по указам судимо было. Сверх сего, генерала-адвоката должность будет уличенье всем виноватым насылать и именем монарха российского звать всех без изъятия в суд, приличенных в воровстве, разбое, смертоубийстве и в других криминальных делах изобличенных, которых всех его ж должность будет приказать содержать под судом и в тюрьмах и крепостях до тех пор, пока они достойное по своим делам и по законам наказание не понесут.

4. КАКАЯ ДОЛЖНОСТЬ МОЖЕТ НЫТЬ ЧЕТЫРЕХ ГЕНЕРАЛЬНЫХ КРИМИНАЛЬНЫХ СУДЕЙ

Сих персон должность может быть, во-первых, та же, что и прочих седьми генеральных судей, то-есть их дело будет заседать и судить тяжебные и криминальные дела совокупно в назначенном себе месте; сверх сего, сих четырех судей должность будет ездить с генералом-адвокатом в принадлежащие к их губерниям провинциальные города два раза в год и по два вместе, где они должны будут стоять во всяком городе шесть дней и судить криминальные дела, ибо тяжебные дела могут без затруднения из всех городов переносимы быть и главный суд губернии, где все двенадцать судей присутствовать будут.

5. КАКИМ ОБРАЗОМ СУДЬИ ДОЛЖНЫ СУДИТЬ ДЕЛА КРИМИНАЛЬНЫЕ И ТЯЖЕБНЫЕ

Тяжебные дела они должны судить по правам, по крепостям 10 и, если прав не будет доставать, по справедливости и истине {Судить по истине и справедливости в случае, когда закон не будет доставать, ибо всех приключений ни в котором государстве законами ограничить и предвидеть вперед невозможно, того ради необходимость требует в таких непредвидимых случаях дозволить судии решить и судить дела по совести и справедливости, и сколь далеко такое дозволение судии простираться должно, сие також с осторожностию узаконить должно. О сем обстоятельнее писал один лорд судья господин Кемз в Шотландии целую книгу: Lord Kames'es "Equity" [Лорд Кемз "Закон, основанный на справедливости"].}, криминальные -- по свидетельству очевидному.

А как те, так и другие судимы должны быть публично в присутствии и посторонних людей, причем свидетельства всякого доходить надобно под клятвенным обязательством, и все то, что свидетели будут говорить под таким обязательством, судьи попеременно должны сами подьячему сказать, чтоб он писал за ними сказываемое от свидетелей и чтоб притом криминальное дело, однажды начато в суде, за одним разом и кончено было, хотя бы оное продолжалося и двадцать часов или и далее, и кроме сего наблюдения для большей предосторожности в осуждении виноватых и для явственной справедливости суда неизлишно б было, если б монархи российские соблаговолили узаконить по примеру английскому выбирать из сорока человек посторонних пятнадцать свидетелей11 на вспоможение и оправдание судьям при исследовании дел криминальных и тяжебных; такие люди могут по произволению и по усмотрению судей выбираемы быть на всякий суд из всех обывателей в городах, где суд совершаться может, и то только на время, пока суд кончится. Сии пятнадцать человек дли того нужны, чтоб были самовидцы и свидетели всему исследованию дел, чтоб их должность была под клятвенною присягою сказать по исследовании всего дела, виноват ли судимый или нет, что учинив последнее, судьи дело будет но их голосу или по большинству их голосов произнесть суд и приказать оный в исполнение произвесть. Сверх сего, не худо бы было, если б таким судьям приказано было все решения дел криминальных и тяжебных печатать и издавать оные в всенародное известие, ибо через сие установление такой изрядный успех в правосудии произведен быть может, что и судья принужден будет с великою осторожностию поступать в суде. И люди притом, читая разные решения, нечувствительно больше будут научаться всему тому, чего им в житии и во владении своем опасаться должно.

6. В КАКОМ ЗНАНИИ И НАУКАХ СУДЬИ ИСКУСНЫ ДОЛЖНЫ БЫТЬ

Искусство и знание, надобное судии, зависит:

1) От свойственности его рассуждений о том, что добрым и худым слывет в смете.

2) Такое его знание несравненно еще больше усугублено может быть из учения премногих примеров судебных дел.

Первое руководство, показующее, в чем свойственность наших рассуждений состоит, есть нравоучительная философия, натуральная юриспруденция и кроме сих учение натуры человеческой, которая больше познается с чтения и примечаний писателей о разных правлениях народов, нежели нз школьных метафизических споров.

Второе средство для снабдения наш разум довольными примерами судебных дел есть учение такой системы, в которой бы можно ясно видеть нее примеры судов, и сверх сего начало, возвышение и совершенство правления. Для сего лучшей нет другой системы, кроме законов римских. Почему следует, чтоб судьи до вступления на такую должность довольно управлялися12 в нравоучительной философии, натуральной юриспруденции в римских законах, и кроме сих наук они должны подробно знать и искусно толковать законы своего отечества {Всех наук, и которых судья должен искусен быть, здесь нельзя описать подробно. Судья, когда иступит на свою должность, сам больше еще узнает, и чем его знание и упражнение состоять должно. А теперь можно с доказательством об нем утверждать вообще, что он принужден будет иметь полное университетское воспитание, для которого по причине столь обширного государства российского со временем могут быть учреждены училища во всех местах, где такие главные судьи тяжебные и криминальные будут присутствовать, равномерно как и факультеты адвокатские с библиотеками, надобными адвокатам. Впрочем, судья точно так, как человек художественный, чем больше будет иметь в своей голове разных примеров, надобных к его профессии, тем больше будет искусен в своем деле и знании. И потому он должен знать историю, разные языки, как, например, латинский, немецкий, французский и английский, дабы с помощью сих мог читать разные системы законов и тем бы мог усугубить свое знание и искусство в делах судебных.

Учреждение адвокатов для того надобно, чтоб дела с великою осторожностию и справедливостью решены были. Многие думают, что адвокаты великое затруднение своим словопрением причиняют в суде; однако во многих государствах опытом дознано, что без споров в суде справедливости доходить иного средства другого никакого нет; и чтоб в правительствующем сенате в главных судах тяжебных и криминальных одни только адвокаты ходатайствовали, сие со строгостию узаконить справедливость и осторожность судов требуют; в низших судах, как, например, в магистрате, провинциальных и воеводских канцеляриях могут ходатайствовать нотариусы и стряпчие.}, что все изучив и будучи исследован во всем и засвидетельствован, во-первых, профессорами юридического факультета, а потом факультетом адвокатов, намереваемы в судьи должны такое свое звание оказывать еще и на практике адвокатом по крайней мере пять лет, по исполнении которых они должны и сами собой и через приятелей рекомендовать себя монарху для достоинства в судьи, и чтоб в судьи кроме монарха самого никто его не мог ни под каким видом производить, сие також со строгостию узаконить польза отечества требует.

7. НА СКОЛЬКО ВРЕМЕНИ И НА КАКОМ ЖАЛОВАНИИ СУДЬИ МОГУТ БЫТЬ УЧРЕЖДЕНЫ

Чтоб судья беспристрастно всякому суд и правду предписывать мог, не взирая ни на кого, то должно его столько не подверженным никаким угрожениям и ни от кого не зависящим сделать, чтоб он за свое правосудие и за строгость своего суда никого не мог опасаться, чего действительнее сделать инак не можно, пока монархи не соблаговолят узаконить, чтоб судья, однажды сделан, по самую смерть судьею и по своей должности пребывал завсегда и чтоб притом ему полная власть дана была судить всякого без изъятия так, что и апелляции на него делать никому б не дозволялось, разно и случае когда он явно против закола кого осудит. И тогда адвокату или виноватому можно дозволить на судью апелляцию учинить в правительствующий сенат, где он произвольному монарха13 штрафу или наказанию подвержен должен быть. А дабы судья сходственно мог по своему рангу и достоинству жить, того ради генерал-адвокату и четырем криминальным судьям жалованья дозволить можно по две тысячи по шестисот рублей в год на каждого, прочим седьми генеральным судьям по две тысячи рублей в год на каждого. Генерал-адвокат и четыре помянутые судьи должны на своем коште ездить в провинциальные города для осуждения виноватых и для непродолжительного решения дел.

При сем не излишно б было, если б монархи соблаговолили приказать построить приличные здания для заседания и для жилья судей в губерниях, где они присутствовать будут, а в провинциальных городах -- судебные места с тюрьмами и дома с квартирами для приезжих судей.

Впрочем, одеяния, знаки и преимущества судьям дозволить может монарх, какие самому заблагорассудятся.

Я при сем должен признаться, что всех правил, по которым судьи поступать должны и каким образом уличенья насылать и звать виноватых в суд, сего в тонкость всего уразумительнее инак сделать нельзя, как только разве, сделав взмышленный суд криминальный и тянадбный по сему плану, очевидно всему депутатству в Комиссии14 представить, для чего я завсегда всеподданнейше в повелениях вашего императорского величества состою. Но сие, может быть, излишним покажется. Того ради, что главнейшее к совершенству судитольпой власти принадлежит, всеподданнейше прошу высочайшему вашего императорского всличестна рассуждению предложить, то-есть дабы соблагололено было для лучшей осторожности узаконить:

1) Чтоб судьи имели только власть судить всякого без изъятия, а российский бы монарх только один имел право прощать, кого самому заблагорассудится, для чего монарх может учредить секретаря и канцелярию, которого должность состояла бы осужденных предлагать дело и наказание, учиненное по суду, самому монарху на изволение, для которого шесть недель осужденным на покаяние и ожидание по осуждении времени дозволить довольно будет.

2) Когда такая осторожность в столь главном суде учреждена будет, для которой и судья сам не меньше, как и позываемый в суд, законами обязан будет, тогда и самая справедливость правосудия и благосостояние отечества больше могут удостоверить законодателя о надобности, повсеместной в Российской империи, чтоб всяк без изъятия в своей вине казнен был, как, например, убийца -- смертию, вор -- шельмованием и самым бесчестным наказанием и прочая.

8. ВОЗРАЖЕНИЕ НА СИЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ

Подлинно, что такая строгость законов, для которых виноватые иногда принуждены будут удовлетворить суду и правам отечественным не иным чем, как самим животом, такая строгость не может иной показаться, как несносною и тяжестною. Ученые консультанты не преминут употребить сильное возражение на сие, доказывая, что жизни, которой поелику, кроме бога, никто не и состоянии дать, у человека и отнимать оную и рана не имеет никто ж. Сверх сего, многие благородные и знатные фамилии возопиют на такую строгость законов, представляя свой род и свою кровь достойными сожаления и исключения от такой строгости. -- Что до первого возражения, оное совсем неосновательно и происходит у ученых от несправедливости рассуждений; такие силлогизмы в правоправлении совсем к делу чужие. Монарх или его приказанием и судья, наказуя смертоубийцев и злодеев, опасных в отечестве, через то делает он то только, что бог и натура велит: око за око, зуб за зуб, и жизнь за жизнь отнимать -- был закон божий и есть довольно натуральный. Натура, которая свыше от бога человеку вливается, всегда влечет нас к такому отмщению за зло, что у нас по христианству и по человечеству нет милости не сотворившим милости. О смертной казни, если оная поделом умерена и не выходит за предел строгости, всяк непристрастный зритель внутренно благоволит и осуждает виноватого до тех пор, пока он на том же месте, где зло сотворил, и подобною рукою и орудием, какое сам на зло употребил, достойное наказание понесет. Доказательством сего неложным есть повсеместный глас народа, который при таких случаях обыкновенно говорит: "того ли еще достоин такой злодей! Он должен тысячною смертию умирать" и прочая. При смертной казни ту только надобно осторожность иметь, чтоб строгость за предел не выходила, ибо в противном случае природное благоволение о учиненной над виноватым казни у непристрастных зрителей преобратится в сожаление и в осуждение самих судей, от чего смертная казнь может потерять тот успех, который правление должно стараться произвесть так действительно, чтоб виноватые и внутренно и всем народом осуждаемы были и не могли бы ожидать себе ни от кого сожаления. -- Знатные ж притом и благородные дворяне, приличены в криминальных и смертоубийственных делах, исключения себе из такой строгости и святости прав разве для того только будут просить, чтоб все и самые спасительные законы недействительными в отечестве сделать, чего они и сами, как сыны отечества, не могут желать. Бесчестными публично и поносительными делать пред всем народом благородных, как чернь и подлость, будет безмерное наказание, ибо у благородных честь наравне с жизнью поставляется, так что у нынешних просвещенных европейских народов благородных чести и в самих крайних обстоятельствах великое уважение отдается; по сей причине у других народов вязать у столба и шельмовать благородного не осуждают, и благородные у таких сами лучше вдвое наказание себе избирают, нежели такое бесчестное одно. Последнего офицера, если наказать палкою и шпагою, в таком случае он скажет, что палкою скотину, а шпагою офицера бьют, что самое есть довольным доказательством всей отменности, надобной благородным в наказании перед подлостью, то-есть благородных можно штрафовать, в ссылку ссылать и смертно казнить, только не шельмовать.