Заключительныя замѣтки.
Въ этой книгѣ есть много мѣстъ, гдѣ я съ трудомъ воздерживался отъ искушенія помучить читателя моими собственными выводами и заключеніями, предпочитая, чтобъ они сами на основаніи представляемыхъ мною фактовъ рѣшали дѣло по своимъ собственнымъ убѣжденіямъ. Съ самаго начала я задался мыслью вести съ собою читателей всюду, гдѣ я только былъ самъ, и эту задачу, мнѣ кажется, я выполнилъ добросовѣстно.
Но я надѣюсь, что мнѣ простятъ, если объ общемъ характерѣ американцевъ и ихъ общественномъ бытѣ я пожелаю, прежде чѣмъ покончить съ этими очерками, въ нѣсколькихъ словахъ выразить свое собственное мнѣніе.
Отъ природы американцы откровенны, храбры, искренни, гостепріимны и радушны. Образованіе и воспитаніе, повидимому, еще болѣе увеличиваютъ ихъ природную теплоту сердца и пылкій энтузіазмъ; а обладаніе этими двумя послѣдними качествами, и въ удивительно высокой степени къ тому же, дѣлаетъ образованнаго американца самымъ преданнымъ, самымъ великодушнымъ другомъ въ мірѣ. Никакой націей не увлекался я такъ искренно, какъ американской, ни одинъ народъ не пріобрѣталъ такъ легко моего довѣрія и уваженія, какъ народъ американскій, и никогда и нигдѣ не буду я въ состояніи въ полгода пріобрѣсть себѣ столькихъ дорогихъ сердцу друзей, какъ въ Америкѣ.
Я полагаю, что эти качества врожденны у всѣхъ американцевъ; но необходимо сказать про нихъ одну великую истину, а именно, что всѣ упомянутыя качества постепенно начинаютъ исчезать и что существуютъ обстоятельства, которыя никоимъ образомъ не обѣщаютъ и въ будущемъ ихъ возрожденія.
Существенная черта каждой націи -- это гордость своими недостатками и умѣнье изъ преувеличенія этихъ самыхъ недостатковъ выводить достоинства. Огромный недостатокъ всего американскаго народа, составляющій плодотворный источникъ многихъ бѣдъ и золъ -- это недовѣріе ко всему и всѣмъ. Тѣмъ не менѣе гражданинъ Америки гордится этимъ самымъ недовѣріемъ, даже и въ то время, когда онъ видитъ плохіе его результаты и часто, несмотря на свой здравый смыслъ, приводитъ это недовѣріе, какъ доказательство проницательности, остроты, догадливости и независимости своего народа.
"Вы вводите,-- говоритъ американцамъ иностранецъ,-- горячность и недовѣріе во всѣ отправленія вашей общественной жизни. Устранивъ достойныхъ людей отъ вашихъ законодательныхъ собраній, вы допустили въ кандидаты при выборахъ цѣлый разрядъ людей, которые каждымъ своимъ дѣйствіемъ позорятъ и ваши законы, и выборъ вашего народа, и это самое обстоятельство сдѣлало васъ до того перемѣнчивыми, что непостоянство ваше даже вошло въ поговорку, ибо можно быть увѣреннымъ, что все, что вы сегодня превозносите, чему покланяетесь, будетъ завтра вами же сброшено съ высокаго пьедестала и разбито на мелкіе куски. Вы хорошо вознаграждаете деньгами благодѣтеля, или служителя общественнаго, но за то вы не довѣряете ему именно потому, что онъ же получилъ вознагражденіе за свои труды,-- мало того, вы ищете доказать, что или вы были слишкомъ щедры въ признаніи его заслугъ, или же онъ слишкомъ нерадивъ въ исполненіи своихъ обязанностей. Начиная съ президента и по нисходящимъ степенямъ, каждый достигающій высокаго положенія въ вашей средѣ минуту своего возвышенія можетъ считать и началомъ своего паденія, ибо каждая клевета въ печати, написанная лживымъ перомъ какого-нибудь негодяя, даже направленная противъ благосостоянія общественной жизни, тотчасъ же возбуждаетъ ваши подозрѣнія и тотчасъ же заслуживаетъ ваше полное довѣріе. Вы относитесь недовѣрчиво къ малѣйшему слову похвалы, даже и заслуженной, но за то съ радостью хватаетесь за цѣлый ворохъ клеветъ и подозрѣній. Какъ вы думаете, хорошо ли это, способствуетъ ли такой образъ дѣйствія выработкѣ возвышенныхъ характеровъ у лицъ управляющихъ и управляемыхъ?"
Отвѣтъ на такую рѣчь всегда одинъ и тотъ же: "Здѣсь свобода мысли. Каждый думаетъ самъ за себя и насъ не очень-таки легко провести. Вотъ почему народъ нашъ такъ подозрителенъ " (не недовѣрчивъ ли?).
Другая отличительная черта американцевъ -- это страсть ко всякаго рода спекуляціямъ, которыя раззоряютъ честныхъ людей и благородныхъ общественныхъ дѣятелей, а плутовъ и мошенниковъ, стоющихъ одной только висѣлицы, обогащаютъ и даже даютъ имъ возможность поднимать голову и важничать, благодаря только тому, что эти выгодныя спекуляціи въ короткій срокъ успѣли сдѣлать больше для подрыва кредита и сокращенія общественныхъ доходовъ, чѣмъ могъ бы сдѣлать честный, хотя и смѣлый способъ веденія дѣлъ въ теченіе цѣлаго столѣтія. Успѣхи достигнутые банкротствомъ или удачнымъ мошенничествомъ не клеймятся позоромъ по золотому правилу: "поступай съ другими такъ, какъ хочешь чтобъ и съ тобой поступали", но разсматриваются лишь по степени извлеченной изъ нихъ выгоды. Я помню, что, проѣзжая по Миссисипи мимо злополучнаго Каиро, я сдѣлалъ замѣчаніе о дурныхъ послѣдствіяхъ такихъ крупныхъ обмановъ при ихъ обнаруживаніи, такъ какъ по-моему они подрываютъ довѣріе иностранцевъ и мѣшаютъ появленію новыхъ поселенцевъ. На это мнѣ отвѣчали, что предпріятіе это оказалось весьма выгоднымъ, что оно выручило громадныя суммы денегъ, но главное его достоинство заключается въ томъ, что такъ какъ за границей вообще скоро забываютъ о случившемся, то американцы и могутъ свободно снова спекулировать тѣмъ же способомъ.
Сто разъ приходилось мнѣ вести слѣдующій разговоръ:
-- Неужели это не отвратительная вещь, что такой-то и такой-то пріобрѣлъ себѣ огромное состояніе самыми безчестными и непозволительными средствами и, несмотря на всѣ свои преступленія, терпимъ въ средѣ вашихъ гражданъ? Вѣдь онъ -- общественная язва, не правда ли?
-- Да, сэръ.
-- Признанный лжецъ?
-- Да, сэръ.
-- Его вѣдь и били, и тузили, и награждали пощечинами?
-- Да, сэръ.
-- Онъ окончательно обезчещенъ, униженъ и вполнѣ безнравствененъ?
-- Да, сэръ.
-- Такъ скажите же мнѣ, во имя всего святаго, въ чемъ же состоятъ его заслуги и достоинства?
-- Вотъ видите ли, сэръ, онъ умѣетъ выгодно вести предпріятія.
Точно такимъ же образомъ каждый дурной поступокъ объясняется національною страстью къ торговлѣ, хотя и было бы смѣшно требовать отъ иностранцевъ, чтобъ они признавали американцевъ за народъ торговый. Страстью къ торговлѣ объясняютъ здѣсь также причину страннаго обычая, господствующаго во всѣхъ городахъ, который состоитъ въ томъ, что семейные люди, не имѣя собственнаго угла, живутъ по гостиницамъ, а съ семьей своей только и видятся, что за общимъ столомъ. Въ этой же страсти къ торговлѣ заключается причина медленнаго развитія американской литературы. "Мы народъ промышленный и намъ нѣтъ никакого дѣла до поэзіи", а тѣмъ не менѣе мы говоримъ однако, что гордимся нашими поэтами, хотя въ то же время удовольствія, развлеченія, фантазія -- все должно стушевываться передъ радостями, которыя доставляетъ полезная и выгодная торговля.
Эти три особенности поражаютъ иностранца на каждомъ шагу. Но гнусный ростъ Америки имѣетъ болѣе глубокія основанія, которыя коренятся въ его слишкомъ свободной прессѣ.
Пусть основываются въ Америкѣ школы и на востокѣ, и на западѣ, и на сѣверѣ и на югѣ, пусть ученики тысячами учатся, учителя тысячами преподаютъ, университеты преуспѣваютъ, церкви размножаются, воздержность и знанія гигантскими шагами распространяются по всей странѣ, но пока американскія газеты будутъ въ томъ же, или близко къ тому же состоянію, въ которомъ онѣ находятся теперь, нравственное улучшеніе въ этой странѣ немыслимо. Годъ отъ году оно должно двигаться все назадъ и назадъ, годъ отъ году чувство общественное должно падать все ниже и ниже, годъ отъ году сенатъ и конгрессъ должны все болѣе и болѣе терять значеніе въ глазахъ порядочныхъ людей и годъ отъ году память великихъ отцовъ революціи должна болѣе и болѣе подвергаться поруганію въ дурной жизни ихъ выродившихся дѣтей.
Въ числѣ множества журналовъ въ Соединенныхъ Штатахъ, разумѣется, существуютъ еще нѣкоторые, которые заслуживаютъ довѣрія и уваженія. Изъ личнаго знакомства съ редакторами послѣднихъ, людьми весьма образованными, я извлекъ для себя и удовольствіе, и пользу. Но имя такихъ людей -- "Немногіе", а имя всѣхъ остальныхъ -- "Легіонъ", и вліяніе людей благонамѣренныхъ безсильно противодѣйствовать смертельному яду, разливаемому массой людей испорченныхъ.
Среди высшаго класса американцевъ, людей обыкновенныхъ и образованныхъ, среди ученыхъ и юристовъ можетъ существовать лишь одно мнѣніе о порочномъ направленіи этихъ журналовъ. Иногда заводятся споры (я не скажу, чтобъ это было странно, такъ какъ естественно искать оправданій въ такомъ позорѣ) о томъ, что вліяніе журналовъ не такъ сильно, какъ это представляется иностранцамъ. Пусть мнѣ извинятъ, если я скажу, что нѣтъ оправданій въ этомъ доводѣ и что каждое дѣйствіе, каждое обстоятельство прямо клонится къ противоположному заключенію.
Когда какой бы то ни было человѣкъ, находящійся въ какомъ бы то ни было положеніи, достигнетъ какого-нибудь общественнаго отличія въ Америкѣ, не повергаясь ницъ и не преклоняя колѣнъ передъ журналистикой, этимъ чудовищемъ разврата, когда какое бы то ни было частное лицо будетъ свободно отъ ея же нападеній, когда общественное довѣріе не будетъ ею разрушаемо, когда будетъ ею обращено малѣйшее вниманіе на общественную благопристойность и честь, когда въ этой свободной странѣ каждому человѣку будетъ дарована свобода мысли и онъ осмѣлится думать и говорить самъ за себя, не признавая авторитетовъ, къ которымъ теперь онъ относится подобострастно и которые въ то же время онъ вполнѣ презираетъ и ненавидитъ за ихъ подлость и коварство,-- когда тѣ, которые теперь всѣхъ сильнѣе чувствуютъ этотъ позоръ, бросающій тѣнь на всю націю, и которые всѣхъ болѣе обнаруживаютъ его другъ передъ другомъ,-- когда эти люди осмѣлятся наконецъ открыто, у всѣхъ на глазахъ, топтать журналистику ногами,-- тогда только повѣрю я, что вліяніе журналовъ начинаетъ ослабѣвать и люди начинаютъ возвращаться къ своимъ человѣческимъ чувствамъ. Но пока пресса будетъ заглядывать въ каждый домъ, въ каждое распоряженіе служащихъ лицъ, начиная съ президента и включительно до послѣдняго почтальона, пока, съ сквернословіемъ и клеветой на устахъ, она будетъ составлять единственное чтеніе всей грамотной массы,-- до тѣхъ поръ зло, ею вырабатываемое, будетъ распространяться и приносить вредные плоды по всей территоріи республики.
Если не представить (къ чему у меня нѣтъ ни охоты, ни времени) нѣсколькихъ выписокъ изъ различныхъ американскихъ журналовъ, то люди, привыкшіе руководствоваться англійскими журналами и не менѣе уважаемыми журналами континента, будутъ не въ состояніи понять во всей точности смыслъ ужаснаго положенія журналистики въ Америкѣ. Но если кому-нибудь вздумается провѣрить мои слова, то пусть онъ обратится въ любой книжный магазинъ въ городѣ Лондонѣ, гдѣ всегда для него найдется множество газетъ, прочитавъ которыя, онъ самъ будетъ въ состояніи составить себѣ ясное понятіе о направленіи американской журналистики.
Безъ сомнѣнія, для всего американскаго народа было бы хорошо, еслибъ онъ поменьше былъ привязанъ къ реальному и побольше бы сочувствовалъ идеальному. Было бы не худо еслибъ онъ поболѣе поощрялъ развлеченіе и удовольствія и болѣе обширный культъ прекраснаго, хотя оно и не приноситъ никакой прямой пользы или выгоды. Но на это мнѣ могутъ очень разумно замѣтить: "мы еще молодая страна". Выраженіе это очень часто приводится въ оправданіе недостатковъ, которые положительно неизвинительны, такъ какъ на самомъ дѣлѣ они суть лишь медленное развитіе тѣхъ же старыхъ недостатковъ; и я все-таки когда-нибудь да надѣюсь услыхать о какихъ-нибудь другихъ развлеченіяхъ въ Соединенныхъ Штатахъ кромѣ газетъ.
Нѣтъ сомнѣнія въ томъ, что народъ этотъ лишенъ всякаго юмора: американцы постоянно производили на меня впечатлѣніе самыхъ скучныхъ и самыхъ угрюмыхъ людей. Янки, или люди Новой-Англіи, безспорно имѣютъ перевѣсъ надъ жителями Соединенныхъ Штатовъ въ томъ, что касается извѣстной доли остроумія и понятливости.
Путешествуя по большимъ городамъ, какъ я ужь это замѣтилъ въ первыхъ главахъ этой книги, я встрѣчалъ все одинъ и тотъ же, безъ малѣйшей варіаціи, типъ людей, съ вѣчно скучающимъ, серьезнымъ, дѣловымъ видомъ, который имѣлъ на меня нестерпимо тяжелое и непріятное дѣйствіе. Эти видимые недостатки цѣлой націи на мой взглядъ можно отнести ко всеобщему матеріальному направленію страны, которое и есть та причина, по которой американцы презрительно относятся ко всему свѣтлому и хорошему въ жизни, какъ къ нестоющему никакого вниманія, и которое развиваетъ въ нихъ эту угрюмость, мрачность и грубые обычаи, господствующіе рѣшительно всюду. Нѣтъ сомнѣнія въ томъ, что проницательный Вашингтонъ замѣтилъ склонность американцевъ къ такого рода направленію и дѣлалъ все, что было въ его силахъ, чтобъ искоренить въ нихъ эту склонность и никакъ не дать ей развиться, но, къ несчастію, его труды не увѣнчались успѣхомъ.
Я не согласенъ со многими писателями относительно того, что множество всевозможныхъ сектъ въ Америкѣ обязаны своимъ существованіемъ тому, что здѣсь никогда не было никакого опредѣленнаго вѣроисповѣданія; мнѣ даже кажется, что характеръ этого народа таковъ, что еслибы даже и вздумали установить какое-нибудь опредѣленное вѣроисповѣданіе, то всѣ американцы единодушно отшатнулись бы отъ него именно потому, что оно установленное. Если и предположить существованіе такой церкви въ Америкѣ, то я сомнѣваюсь въ возможности когда-либо собрать во-едино всѣхъ заблудшихъ овецъ ея стада, и именно вслѣдстіе того большаго количества сектъ, которыя существуютъ и у насъ, и вслѣдствіе того, что въ Америкѣ я не нашелъ ни одного вѣроисповѣданія, обряды котораго были бы неизвѣстны въ Европѣ и даже у насъ въ Англіи. Всевозможные раскольники бѣгутъ сюда уже потому въ такомъ большомъ количествѣ, что Америка издавна была притономъ всѣхъ бѣглецовъ, а затѣмъ потому, что въ ней всегда найдется земля, которую можно купить, и основать цѣлые города и селенія въ такихъ мѣстностяхъ, гдѣ человѣческая нога никогда еще и не ступала. Даже и шэкеры эмигрировали сюда изъ Англіи; страна наша не безъизвѣстна и мистеру Джозефу Смиту, апостолу мормонизма, а также и его ученикамъ. Въ Англіи видалъ я въ многолюдныхъ городахъ процессіи, которыя едва ли можно встрѣтить и въ американскихъ раскольничьихъ поселеніяхъ, и я не думаю, чтобы примѣры суевѣрныхъ обмановъ съ одной стороны и суевѣрной вѣры съ другой брали свое начало именно въ Соединенныхъ Штатахъ.
Республиканскія учрежденія Америки, безъ сомнѣнія, постоянно проповѣдуютъ народу о самоуваженіи и общемъ равенствѣ, а потому путешественникамъ часто по неволѣ приходится переносить присутствіе лицъ, которыхъ на родинѣ они непремѣнно бы сторонились. Я никогда не претендовалъ на людей съ таковыми убѣжденіями, если они только не держались слишкомъ высокомѣрно, и могу сказать, что мнѣ очень рѣдко, почти-что никогда не приходилось испытывать на себѣ ихъ грубыхъ или непристойныхъ выходокъ. Я былъ однажды свидѣтелемъ такой высокомѣрности, но случай этотъ только разсмѣшилъ и развеселилъ меня.
Въ одномъ городѣ мнѣ понадобилась пара сапогъ, такъ какъ кромѣ достопамятныхъ сапогъ на пробковой подошвѣ у меня не было другихъ, а эти были слишкомъ жарки для огненныхъ палубъ пароходовъ. Поэтому я послалъ къ одному сапожному мастеру любезную записку, въ которой говорилось, что онъ меня несказанно осчастливитъ, если сдѣлаетъ одолженіе и пожалуетъ ко мнѣ. Онъ далъ мнѣ милостивый отвѣтъ, а именно, что зайдетъ ко мнѣ часовъ въ шесть этимъ вечеромъ.
Около этого времени я лежалъ на диванѣ съ книгой и стаканомъ вина; вдругъ дверь отворилась, и джентльменъ лѣтъ тридцати съ небольшимъ, въ тугонакрахмаленномъ галстухѣ, въ шляпѣ и перчаткахъ, вошелъ въ комнату; онъ подошелъ къ зеркалу, поправилъ волосы, снялъ перчатки, медленно вытащилъ изъ самой глубины кармана своего сюртука мѣрку и лѣнивымъ голосомъ приказалъ мнѣ растегнуть штрипки. Я повиновался, но взглянулъ съ удивленіемъ на его шляпу, которая все еще находилась у него на головѣ. Не знаю, потому ли, что я посмотрѣлъ на него, потому ли что было жарко, но онъ снялъ шляпу. Затѣмъ онъ усѣлся противъ меня на стулъ, оперся обѣими руками на колѣни и, наклонившись очень низко впередъ, съ большимъ усиліемъ взялъ съ полу сапогъ англійской работы; во время всей этой процедуры онъ не переставалъ пріятно посвистывать. Онъ долго вертѣлъ сапогъ въ рукахъ, разсматривая его съ невыразимымъ презрѣніемъ, и спросилъ меня, желаю ли я, чтобъ онъ мнѣ сдѣлалъ сапоги въ такомъ родѣ? Я вѣжливо отвѣтилъ ему, что я желаю единственно того, чтобы сапоги были мнѣ по ногѣ, покойны и прочны, что вовсе не стою за ихъ фасонъ и что вполнѣ полагаюсь на его вкусъ и умѣнье.
-- Слѣдовательно, вы не особенно держитесь за эту выемку въ каблукѣ?-- сказалъ онъ.-- Мы здѣсь дѣлаемъ не такъ.
Я подтвердилъ только-что сказанное мною.
Онъ снова поглядѣлъ въ зеркало, подвинулся къ нему ближе, чтобы смахнуть соринку съ глаза и поправить свой галстухъ. Во все время я принужеенъ былъ сидѣть съ поднятой кверху ногой.
-- Что же, скоро ли вы снимите мѣрку, сэръ?-- спросилъ я.
-- Сейчасъ,-- отвѣтилъ онъ,-- сидите смирно.
Я повиновался. Этимъ временемъ онъ смахнулъ безпокоившую его соринку, вынулъ портфель, снялъ съ меня мѣрку и записалъ необходимыя замѣчанія. Окончивъ это, онъ снова сѣлъ противъ меня, взялъ опять съ полу сапогъ и принялся снова лѣниво разсматривать его.
-- А это,-- сказалъ онъ наконецъ,-- лондонской работы сапогъ?
-- Это лондонской работы сапогъ,-- отвѣтилъ я.
Онъ погрузился надъ нимъ въ размышленіе, въ родѣ гамлетовскихъ размышленій надъ черепомъ Йорика; затѣмъ, кивнувъ головой, какъ бы говоря: я сожалѣю учрежденія, которыя допускаютъ производство подобныхъ сапогъ,-- всталъ, спряталъ свой карандашъ, замѣтки и бумаги, не переставая смотрѣться въ зеркало, надѣлъ шляпу, медленно натянулъ перчатки и, наконецъ, вышелъ изъ комнаты. Черезъ минуту послѣ того, какъ онъ ушелъ, дверь снова пріотворилась, и его шляпа и голова снова показались. Онъ оглядѣлъ всю комнату, еще разъ взглянулъ на лежащій на полу сапогъ и затѣмъ, подумавъ съ минуту, сказалъ:
-- Ну, добраго вечера, сэръ.
-- Добраго вечера, сэръ,-- отвѣтилъ я, и этимъ свиданье наше окончилось.
Еще желаю я сказать лишь нѣсколько словъ относительно состоянія здоровья въ Америкѣ.
Въ такой обширной странѣ, гдѣ цѣлые милліоны десятинъ земли еще не заселены и не расчищены, гдѣ такъ много большихъ рѣкъ и такое обиліе совершенно различныхъ климатовъ, не можетъ не быть большаго количества болѣзней въ извѣстныя времена года. Но поговоривъ со многими американскими медиками, я осмѣливаюсь сказать, что я -- не единственный человѣкъ, держащійся того мнѣнія, что можно бы было избѣгнуть многихъ болѣзней, еслибы были приняты необходимыя для этого мѣры. Во-первыхъ, было бы необходимо соблюдать большую чистоплотность; затѣмъ одна изъ причинъ болѣзни заключается въ сидячей жизни и въ потребленіи въ то же время раза по три въ день большаго количества животной пищи. Женщинамъ слѣдуетъ поблагоразумнѣе одѣваться и точно также какъ и мужчинамъ дѣлать поболѣе полезнаго движенія. Затѣмъ съ гигіенической точки зрѣнія слѣдуетъ главнымъ образомъ во всѣхъ городахъ, селеніяхъ и учрежденіяхъ Америки обращать вниманіе на вентиляцію и очищеніе нечистотъ. Нѣтъ ни одного мѣстечка въ Америкѣ, властямъ котораго не мѣшало бы на пользу всей странѣ усердно изучить "Отчетъ мистера Содуикка о санитарномъ состояніи нашихъ рабочихъ классовъ".
-----
Теперь я заканчиваю мое произведеніе и по нѣкоторымъ даннымъ, по возвращеніи моемъ въ Англію, я не имѣю основанія предполагать, чтобъ оно было благосклонно принято въ Америкѣ; но я вовсе и не думалъ о томъ, чтобы польстить американцамъ или заслужить рукоплесканія съ ихъ стороны, а писалъ сущую правду, то-есть на основаніи моихъ собственныхъ впечатлѣній я описывалъ ихъ именно такъ, какъ они мнѣ представляются.
Съ меня совершенно достаточно знать, что книга эта не лишитъ меня тѣхъ друзей, которыхъ я имѣю по ту сторону Атлантическаго океана; что же касается до остальной публики, то я вполнѣ предоставляю ей имѣть какое угодно мнѣніе о моей книгѣ,-- мнѣ это рѣшительно все равно..
Я не заботился о томъ, какъ будетъ принято мое сочиненіе, и вовсе не имѣлъ въ виду мнѣніе общественное, когда писалъ его, ибо въ обоихъ этихъ случаяхъ я выразилъ бы слишкомъ мало признательности, сравнительно съ тѣмъ, что я чувствую, тѣмъ изъ моихъ читателей, которые уже не разъ такъ благосклонно и снисходительно относились къ моимъ прежнимъ произведеніямъ.
КОНЕЦЪ.
"Русская Мысль", NoNo 1--5, 1882