Счастливая мысль осѣнила меня день или два спустя, когда я проснулся поутру, а именно, что наилучшимь средствомъ нѣсколько образовать себя будетъ заимствоваться свѣдѣніями отъ Бидди. Преслѣдуя эту блестящую мысль, я заявилъ Бидди, когда пришелъ вечеромъ въ лавочку внучатной тетушки м-ра Уопсля, что у меня есть особенная причина желать выйти въ люди и что я былъ бы ей очень обязанъ, если бы она подѣлилась со мной всѣми своими познаніями. Бидди, самая услужливая изъ дѣвочекъ, немедленно согласилась и въ тотъ же вечеръ приступила къ выполненію своего обѣщанія, сообщивъ мнѣ нѣкоторыя свѣдѣнія изъ прейскуранта и передавъ мнѣ въ видѣ прописи, которую я долженъ былъ переписывать дома, большое прописное, старинное англійское Д, которое она списала изъ заглавія какой-то газеты; пока она не сказала мнѣ, что это такое, я считалъ его рисункомъ, изображавшимъ пряжку.

Само собой разумѣется, что въ деревнѣ былъ кабакъ и само собой разумѣется, что Джо любилъ, по временамъ, курить тамъ трубку. Я получилъ строгое приказаніе отъ сестры зайти за нимъ въ тотъ вечеръ въ кабакъ по дорогѣ изъ школы и привести его обратно домой, если только дорожу своей головой. Въ это заведеніе, подъ вывѣской «Трехъ веселыхъ лодочниковъ», направилъ я свои стопы.

Дѣло было наканунѣ воскресенья, и хозяинъ показался мнѣ какъ будто сердитымъ, но такъ какъ я пришелъ за Джо, а до хозяина мнѣ не было никакого дѣла, то я только поздоровался съ нимъ и прошелъ въ общую комнату, въ концѣ коридора; на кухонномъ очагѣ горѣлъ яркій огонь, и Джо курилъ трубку въ обществѣ м-ра Уопсля и незнакомаго человѣка. Джо по обыкновенію привѣтствовалъ меня: «Ага, Пипъ, дружище!» и въ тотъ моментъ, какъ онъ произнесъ эти слова, незнакомецъ повернулъ голову и взглянулъ на меня.

То былъ таинственнаго вида человѣкъ, котораго я прежде никогда не видалъ. Голова его свѣшивалась на бокъ, одинъ глазъ былъ прищуренъ, точно онъ прицѣливался въ цѣль изъ невидимаго ружья. Онъ курилъ трубку, но, когда я вошелъ, вынулъ ее изо рта и, медленно разогнавъ дымъ, не спускалъ съ меня глазъ; потомъ кивнулъ мнѣ головой. Я тоже кивнулъ головой, послѣ чего онъ подвинулся на скамейкѣ, чтобы очистить ынѣ мѣсто рядомъ съ собой.

Но такъ какъ я привыкъ всегда сидѣть около Джо, когда находился въ этомъ убѣжищѣ, то и проговорилъ: «Нѣтъ, благодарю васъ», и усѣлся рядомъ съ Джо на другой скамьѣ. Незнакомый человѣкъ, поглядѣвъ на Джо и видя, что вниманіе его отвлечено чѣмъ-то другимъ, опять кивнулъ мнѣ головой и какъ-то особенно, какъ мнѣ показалось, потеръ рукою ногу.

— Вы говорили, — сказалъ незнакомый человѣкъ, обращаясь къ Джо, — что вы кузнецъ.

— Да, — отвѣчалъ Даю.

Незнакомый человѣкъ велѣлъ подать три стакана пунша и предложилъ одинъ Джо, а другой м-ру Уопслю, которые и приняли это угощеніе, послѣ нѣкоторыхъ церемоній.

— Я совсѣмъ незнакомъ съ вашей мѣстностью, джентльмены, — сказалъ незнакомецъ:- но, мнѣ кажется, что она очень пустынна, особенно около рѣки,

— Болота всегда пустынны, — отвѣчалъ Джо.

— Такъ, такъ. А не встрѣчаются въ нихъ иногда цыгане или другіе бродяги?

— Нѣтъ, — отвѣчалъ Джо, — только развѣ бѣглый каторжникъ. И ихъ не легко поймать, не правда ли, м-ръ Уопсль?

М-ръ Уопсль величественно кивнулъ головой.

— А вы значитъ ихъ ловили? — спросилъ незнакомецъ.

— Однажды, — отвѣчалъ Джо. — Не то, чтобы мы очень гонялись за ними, понимаете; мы были простыми зрителями; я, м-ръ Уопсль и Пипъ. Не правда ли Пипъ?

— Да, Джо.

Незнакомецъ опять поглядѣлъ на меня, прищуривъ глазъ, точно прицѣливался въ меня изъ невидимаго ружья, и сказалъ:

— Миленькій мальчикъ этотъ малышъ, какъ его зовутъ?

— Пипъ, — отвѣчалъ Джо.

— Сынъ вашъ?

— Какъ вамъ сказать, — отвѣчалъ Джо глубокомысленно, не потому, конечно, чтобы вопросъ былъ затруднителенъ, но потому, что такова была манера у Джо, когда онъ засѣдалъ подъ вывѣской «Трехъ веселыхъ лодочниковъ», глубокомысленно относиться ко всему, что обсуждалось за трубкой. — Какъ вамъ сказать… нѣтъ. Нѣтъ, онъ мнѣ не сынъ.

— Племянникъ? — спросилъ незнакомецъ.

— Какъ вамъ сказать, — продолжалъ Джо съ тою же глубокомысленной манерой, — нѣтъ… не хочу васъ обманывать, онъ мнѣ не племянникъ.

— Что же онъ такое, чорта съ два? — спросилъ иностранецъ, съ энергіей, которая показалась мнѣ совсѣмъ лишней въ такомъ допросѣ.

Тутъ вмѣшался м-ръ Уопсль, какъ человѣкъ, свѣдущій во всемъ, что касалось родства уже въ силу своей профессіи, и пространно объяснилъ, чѣмъ я довожусь Джо.

Незнакомецъ между тѣмъ глядѣлъ на меня прищурившись, точно рѣшилъ пристрѣлить меня, и наконецъ поразилъ самымъ неожиданнымъ образомъ. То не было словесное замѣчаніе, но мимическая сцена, разыгранная прямо для меня. Онъ мѣшалъ пуншъ, видимо желая привлечь мое вниманіе. Онъ мѣшалъ его не ложкой, которую ему подали, а пилою.

Онъ сдѣлалъ это такъ, что никто кромѣ меня не видалъ пилы; и, помѣшавъ, вытеръ пилу и положилъ ее въ карманъ жилета. Какъ только я увидалъ пилу, какъ призналъ въ ней пилу Джо и догадался, что незнакомецъ навѣрное знакомъ съ моимъ каторжникомъ. Я сидѣлъ и глядѣлъ на него, какъ очарованный. Но онъ больше не обращалъ на меня никакого вниманія и разговаривалъ о турнепсѣ.

Прошло полчаса, пуншъ былъ выпитъ, и Джо всталъ, чтобы итти домой, и взялъ меня за руку.

— Постойте минутку, м-ръ Гарджери, — сказалъ незнакомецъ. — Мнѣ помнится, у меня гдѣ-то въ карманѣ завалялся новенькій шиллингъ, и если онъ тамъ, то мальчикъ получитъ его.

Онъ выбралъ шиллингъ изъ пригоршни мелочи, завернулъ его въ смятую бумажку и подалъ мнѣ.

— Это тебѣ! — сказалъ онъ. — Понимаешь! тебѣ и никому другому!

Я поблагодарилъ, вытаращивъ на него глаза наперекоръ всѣмъ законамъ приличія, и крѣпко держался за Джо. Онъ попрощался съ Джо, съ м-ромъ Уопслемъ, а на меня только взглянулъ своимъ прицѣливающимся глазомъ… и даже не взглянулъ, такъ какъ глазъ былъ закрытъ, но, Боже! какъ выразителенъ можетъ быть и закрытый глазъ!

По дорогѣ домой если бы я и былъ въ духѣ разговаривать, то долженъ былъ бы говорить одинъ, потому что м-ръ Уопсль разстался съ нами у дверей Веселыхъ Лодочниковъ, а Джо всю дорогу шелъ съ раскрытымъ ртомъ, чтобы провѣтрить его и прогнать запахъ рому. Но я былъ такъ оглушенъ напоминаніемъ о моемъ давно прошедшемъ проступкѣ и опасномъ знакомствѣ, что не могъ ни о чемъ другомъ думать.

Сестра была не очень сердита, когда мы вошли въ кухню, и такое необыкновенное обстоятельство придало Джо смѣлость разсказать ей про новенькій шиллингъ. — Навѣрное фальшивый, насмѣшливо замѣтила м-съ Джо, иначе онъ бы не далъ его мальчишкѣ. Покажи.

Я вынулъ шиллингъ изъ бумажки, и онъ оказался не фальшивымъ. — Но это что такое? — спросила м-съ Джо, бросая шиллингъ и хватая бумажку. Двѣ однофунтовыя ассигнаціи?

И дѣйствительно то были двѣ грязныхъ однофунтовыхъ ассигнаціи, по запаху которыхъ можно было думать, что онѣ обошли всѣ скотопригонныя ярмарки графства. Джо тотчасъ надѣлъ опять шляпу и побѣжалъ съ ними въ кабакъ, чтобы возвратить владѣльцу. Пока онъ ходилъ, я сидѣлъ на своемъ обычномъ мѣстѣ и разсѣянно глядѣлъ на сестру: я былъ увѣренъ, что человѣка тамъ не найдутъ.

И дѣйствительно Джо вернулся и объявилъ, что человѣкъ уже ушелъ, но что онъ оставилъ записку объ ассигнаціяхъ въ кабакѣ «Трехъ веселыхъ лодочниковъ».

Послѣ этого сестра запечатала ихъ въ конвертъ и положила подъ высушенные розовые листки, хранившіеся въ парадномъ чайникѣ, стоявшемъ въ гостиной. Тамъ онѣ и оставались и давили меня, какъ кошмаръ, много, много ночей и дней подъ рядъ.