Нелли отлично выспалась въ маленькой комнаткѣ наверху, подъ самой крышей, которую много лѣтъ кряду занималъ пономарь: незадолго передъ тѣмъ онъ женился и обзавелся собственнымъ домикомъ. Когда она спустилась внизъ, учителя уже не было дома. Она воспользовалась его отсутствіемъ, прибрала комнату и привела все въ порядокъ, за что учитель очень ее благодарилъ. Если бы не Нелли, его комната не была бы прибрана въ этотъ день, такъ какъ старушка, хозяйничавшая у него въ домѣ, ухаживала за больнымъ ребенкомъ, о которомъ онъ наканунѣ говорилъ. Когда онъ возвратился, Нелли спросила его:
— Какъ здоровье больного? не лучше ли ему.
— Нѣтъ, нисколько не лучше, говорятъ даже, что хуже.
Учитель печально покачалъ головой.
— Мнѣ очень, очень жаль бѣднаго ребенка, съ искреннимъ участіемъ проговорила дѣвочка.
Ея слова тронули учителя и отчасти смутили его, возбудивъ въ немъ мрачныя мысли. Чтобы себя успокоить, онъ поспѣшилъ прибавить:
— Люди часто преувеличиваютъ опасность, и я надѣюсь, что ребенокъ вовсе не такъ плохъ, какъ говорятъ.
Нелли попросила у него позволенія приготовить завтракъ и принялась за стряпню. Дѣдушка къ тому времени также сошелъ внизъ, и они втроемъ сѣли за столъ. Хозяинъ замѣтилъ, что у старика очень утомленный видъ, и предложилъ своимъ гостямъ остаться у него еще на одну ночь и отдохнуть хорошенько, если только имъ нѣтъ необходимости спѣшитъ. Старикъ нерѣшительно взглянулъ на Нелли.
— Я былъ бы очень радъ провести денекъ въ обществѣ вашей милой внучки, а вы въ это время отдохнули бы, уговаривалъ онъ старика. — Останьтесь, окажите эту любезность одинокому человѣку. Если же вамъ надо, во что бы то ни стало, идти дальше, я провожу васъ немножко, пока классы еще не цачались, и отъ всей души пожелаю вамъ счастливаго пути.
— Что намъ дѣлать, милая Нелли, скажи, что намъ дѣлать? безпомощно повторялъ старикъ.
Нелли рада была хоть чѣмъ нибудь отблагодарить добраго хозяина за его радушный пріемъ: она убѣдила дѣдушку остаться и всѣми силами старалась замѣнить отсутствовавшую хозяйку. Исполнивъ все, что требовалось въ домѣ, она вынула изъ сумочки работу и присѣла у окна, — по всей его рѣшеткѣ вилась жимолость и наполняла комнату пріятнымъ ароматомъ. A дѣдушка въ это время сидѣлъ въ садикѣ и грѣлся на солнышкѣ, любуясь плывшими по нему облачками.
Когда учитель приготовилъ книги и тетради для воспитанниковъ и усѣлся за свой столъ, Нелли собралась было уйти наверхъ, — она боялась, что будетъ мѣшать своимъ присутствіемъ въ классѣ, но учитель и слышать объ этомъ не хотѣлъ, и она осталась.
— У васъ, сударь, много учениковъ? спросила она.
— Нѣтъ, немного. Какъ видите, всѣ они умѣщаются на двухъ скамьяхъ.
— И все способныя дѣти?
И она невольно вскинула глаза на стѣну съ прописями.
— Хорошіе мальчики, нечего сказать, но ни одинъ изъ нихъ никогда не будетъ въ состояніи писать такъ, какъ это написано.
Въ эту минуту въ дверяхъ показалась свѣтлая, почти бѣлая головка и загорѣлое личико мальчика. Онъ остановился, отвѣсилъ поклонъ — просто, по-деревенски — вошелъ въ классъ, сѣлъ на скамейку, разложилъ на колѣняхъ истрепанную книжку, сунулъ руки въ карманы и принялся считать камешки, которыми они были наполнены. Судя по выраженію его лица, можно было безошибочно сказать, что мысли его были за тысячу верстъ отъ книжки, лежавшей передъ его глазами. Минуту спустя, въ комнату явился еще одинъ бѣлоголовый мальчикъ, за нимъ рыженькій, потомъ еще два бѣлоголовыхъ, еще одинъ съ льняными волосами и т. д., пока ихъ набралась цѣлая дюжина. Всѣ они усѣлись на двухъ скамьяхъ; были между ними и четырехлѣтніе мальчики, чутъ не на аршинъ не достававшіе ногами до полу; былъ и четырнадцатилѣтній шалунъ, на полголовы переросшій учителя.
Первое мѣсто на скамьѣ, которое обыкновенно занималъ лучшій ученикъ, теперь отсутствовавшій по болѣзни, такъ же какъ и первый колокъ на вѣшалкѣ, гдѣ помѣщалось его пальто и шапка, не были заняты. Ни одинъ изъ мальчиковъ не осмѣлился бы воспользоваться ни тѣмъ, ни другимъ; нѣкоторые изъ нихъ переводили глаза съ пустого мѣста на учителя и украдкой шептались другъ съ другомъ.
Начались занятія. Поднялся шумъ и гамъ по всему классу: мальчуганы вслухъ учили уроки и въ то же время шалили и даже потихонько играли въ разныя игры. Среди этого шума, молча и задумчиво, сидѣлъ учитель, — истинное олицетвореніе кротости и доброты. Онъ былъ точно въ забытьѣ, никакъ не могъ сосредоточить мыслей на занятіяхъ, которыя еще болѣе напоминали ему о дорогомъ больномъ.
Разсѣянность учителя не ускользнула отъ зоркихъ глазъ учениковъ: самые лѣнивые изъ нихъ не преминули широко ею воспользоваться. И чего только они не дѣлали въ этотъ день въ классѣ: играли въ четъ и нечетъ, не стѣсняясь, передъ глазами учителя угощали другъ друга щипками, невозбранно ѣли яблоки и даже вырѣзывали свои имена на ножкахъ учительскаго стола. Когда одному лѣнтяю-тупицѣ пришла очередь отвѣчать урокъ, онъ ужъ не счелъ нужнымъ искать вдохновенія въ потолкѣ: недолго думая, онъ подошелъ вплотную къ учителю и сталъ безъ церемоніи читать изъ его книги. Другой, первый шалунъ въ школѣ, дѣлалъ гримасы мальчику, даже не прикрываясь книжкой, и возбуждалъ восторгъ въ товарищахъ, громко изъявлявшихъ ему свое одобреніе. Въ тѣ минуты, когда учителю удавалось отогнать отъ себя гнетущую мысль, и онъ, возвращаясь къ дѣйствительности, съ изумленіемъ взглядывалъ на шумѣвшихъ дѣтей, картина мгновенно мѣнялась: дѣти, тише воды, ниже травы, сидѣли на своихъ мѣстахъ и казались очень заняты уроками. Но зато, когда учитель снова впадалъ въ задумчивость, шумъ подымался пуще прежняго.
Въ довершеніе всего день былъ нестерпимо жаркій, располагающій къ лѣни. Даже трудолюбивыя пчелки, и тѣ уткнулись въ цвѣточныя чашечки, да такъ и замерли, словно рѣшили навсегда отказаться отъ своей работы, — добыванія меда. Въ такой знойный день можно только лежать въ тѣни на травкѣ, да смотрѣть на небо, пока ослѣпительный блескъ солнца не заставитъ васъ невольно сомкнуть очи и не погрузитъ васъ незамѣтно въ сонъ. A тутъ извольте сидѣть въ темной комнатѣ, отъ которой само солнце отвернулось, и зубрить склады. Ну да и рвались же мальчуганы на чистый воздухъ! Нѣкоторые съ такой жадностью смотрѣли въ открытыя окно и дверь, что, казалось, вотъ-вотъ они сейчасъ выскочутъ изъ комнаты и убѣгутъ въ лѣсъ, въ самую чащу, скорѣе станутъ дикарями, а ужъ къ указкѣ не вернутся. A вотъ этотъ здоровенный мальчикъ, что растегнулъ воротъ и обмахиваетъ букваремъ раскраснѣвшееся лицо. Въ его воображеніи рисуется прохладная рѣчка съ журчащими волночками и въ особенности одно чудное мѣсто для купанья, гдѣ плакучая ива своими вѣтвями совсѣмъ свѣсилась въ воду. Онъ готовъ обратиться въ кита, въ летучую мышь, въ муху, во что хотите, только бы не учиться въ этотъ палящій день. Счастливѣе всѣхъ тотъ, что сидитъ съ края у двери: онъ поминутно выбѣгаетъ въ садъ къ колодцу, обливаетъ водой лицо, катается по травѣ, на зависть товарищамъ, не дерзающимъ послѣдовать его примѣру. Но даже и онъ находитъ, что такого жаркаго дня еще никогда не было.
Сидя у окна, Нелли внимательно слѣдила за всѣмъ, что дѣлалось въ классѣ. Неугомонные школьники порядкомъ безпокоили ее своей возней. Но вотъ зубренье кончилось, начался урокъ чистописанія. Въ комнатѣ былъ всего одинъ столъ. Каждый мальчуганъ, по очереди, усаживался около учителя и выводилъ вкривь и вкось каракули на цѣлой страницѣ. Теперь стало немного потише. Учитель ходилъ по комнатѣ, останавливался у стола и кротко дѣлалъ мальчику замѣчанія, совѣтуя ему вотъ эту букву писать такъ, какъ она написана вонъ на томъ листѣ, что на стѣнѣ, а вотъ эту, какъ она изображена на другомъ листѣ, и восторгаясь каждымъ штрихомъ этихъ надписей. Среди занятій онъ вдругъ сталъ разсказывать имъ о больномъ товарищѣ: что онъ говорилъ наканунѣ вечеромъ и какъ онъ рвался къ нимъ. И такъ мягко, такъ добродушно бесѣдовалъ онъ съ мальчуганами, что имъ стало совѣстно безпокоить его своими шалостями и въ продолженіе цѣлыхъ двухъ минутъ они сидѣли смирно, не ѣли яблокъ, не вырѣзывали именъ, не щипались, не гримасничали, словомъ, вели себя какъ слѣдуетъ раскаявшимся шалунамъ.
— Слушайте, дѣти! сегодня такъ жарко, что я хочу васъ распустить раньше срока, сказалъ учитель, когда пробило 12 часовъ.
При этомъ извѣстіи мальчики, предводительствуемые самымъ старшимъ, восторженно закричали «ура». Учитель продолжалъ имъ что-то говорить, но за шумомъ нельзя было ничего слышать. Однако, когда онъ сдѣлалъ имъ знакъ рукою, чтобъ они замолчали, они понемногу стихли, можетъ быть потому, что уже успѣли вдоволь накричаться.
— Но прежде всего вы должны обѣщать мнѣ, что не будете шумѣть, по крайней мѣрѣ здѣсь, въ деревнѣ. Я увѣренъ, что вы не захотите своими криками безпокоить больного мальчика, говорилъ учитель.
Дѣти зажужжали какъ пчелы. Всѣ увѣряли, и совершенно искренно — вѣдь это были дѣти — что они вовсе и не думали кричать, а старшій мальчикъ даже сослался на всѣхъ товарищей въ томъ, что онъ потихоньку, шопотомъ кричалъ «ура».
— Такъ вы-жъ не забудьте, друзья, я васъ прошу объ этомъ, какъ объ особомъ одолженіи, продолжалъ учитель. — Ну, съ Богомъ, шалите, веселитесь на здоровье, но только помните, что у васъ есть больной товарищъ.
— Очень вамъ благодарны, сударь, до свиданія, повторялось на всѣ лады, и мальчики, одинъ за другимъ, медленно и степенно вышли изъ школы. Но на дворѣ солнышко такъ ярко сіяло, птички такъ звонко пѣли, какъ это бываетъ только въ праздничные дни; деревья уже издали манили къ себѣ мальчиковъ, приглашая ихъ вскарабкаться наверхъ и отдохнуть среди густыхъ вѣтвей; сѣно, собранное въ копны, какъ будто такъ и ждало, чтобы они пришли и разбросали его на солнышкѣ; колосившійся хлѣбъ, слегка покачиваясь, указывалъ на лѣсъ и ручеекъ, а бархатная мурава! что за прелесть! какое раздолье кувыркаться по ней, прыгать, бѣгать въ запуски. Дѣти не выдержали и, забывъ о только что данномъ обѣщаніи, съ радостнымъ крикомъ и хохотомъ бросились въ разсыпную.
— И слава Богу, замѣтилъ учитель, глядя имъ вслѣдъ. — Это такъ естественно въ ихъ лѣта.
Но на весь свѣтъ не угодишь, говорить пословица, что, впрочемъ, каждому и безъ нея, по собственному опыту, извѣстно. И тутъ оказались недовольные. Послѣ полудня въ школу стали собираться маменьки и тетеньки счастливыхъ мальчугановъ, чтобы выразить учителю свое неудовольствіе за то, что онъ распустилъ дѣтей безъ всякой надобности, по ихъ мнѣнію. Нѣкоторыя изъ нихъ ограничивались намеками, вѣжливо обращаясь къ учителю съ вопросомъ: какой сегодня праздникъ и какъ онъ обозначенъ въ календарѣ, въ кругу или нѣтъ, между тѣмъ какъ другія, считавшіяся деревенскими политиканами, прямо утверждали, что распускать на полдня учениковъ, если только это не день тезоименитства королевы, оскорбленіе трона, церкви и всего государства: это, молъ, пахнетъ революціей. Остальныя же бабы просто-напросто ругались. Это, молъ, ни на что не похоже, это все равно, что дневной грабежъ. Одна сердитая старуха бранила учителя въ лицо, да видитъ, что съ него, какъ съ гуся вода, ничѣмъ не проймешь кроткаго человѣка, какъ бомба вылетѣла изъ школы и стала передъ открытымъ окномъ отчитывать ему при другихъ бабахъ. Онъ, молъ, долженъ вычесть эти полдня изъ своей недѣльной платы, а то его недолго и по шапкѣ; такихъ, молъ, лѣнтяевъ и безъ него не оберешься въ околоткѣ; если ему трудно даже съ дѣтьми заниматься, найдутся и почище его на его мѣсто. Но и это не брало: ни одного слова, ни одной жалобы не проронилъ учитель, только лицо его осунулось больше прежняго, стало еще печальнѣе.
Вечеромъ, когда онъ собирался съ Нелли идти гулять, въ садикъ вбѣжала, ковыляя, старушка-сидѣлка и велѣла ему отправляться какъ можно скорѣе къ больному мальчику: его, молъ, тамъ ждутъ. Учитель поспѣшилъ на зовъ, и взялъ съ собой и Нелли.
Подойдя къ одной хижинѣ, онъ тихонько постучалъ въ дверь; ему тотчасъ же отперли. Въ первой комнатѣ металась въ отчаяніи бабка больного мальчика, которую старались утѣшить собравшіяся кумушки.
— Что съ вами, сосѣдка, развѣ ему такъ плохо? спросилъ учитель, подходя къ ней.
— Совсѣмъ плохо, ребенокъ умираетъ, кричала старушка, горько рыдая. — И все это черезъ васъ, черезъ ваши книжки. Вамъ, по-настоящему, не слѣдовало бы и приходить сюда, да ужъ очень желаетъ васъ видѣть мой мальчикъ. Боже мой, Боже мой, что мнѣ дѣлать! стонала несчастная женщина.
— Не вините меня, сосѣдка, я здѣсь не причемъ, кротко замѣтилъ учитель. — Меня, впрочемъ, не оскорбляютъ ваши упреки, нѣтъ; я вижу, что вы въ отчаяніи и сами не знаете, что говорите.
— Неправда; я знаю, что говорю; если бы мой бѣдный мальчикъ не просиживалъ цѣлые вечера надъ уроками, онъ все боялся, чтобы вы его не наказали, онъ, навѣрно, былъ бы теперь здоровый, веселый.
Старушка не унималась.
Учитель обратился къ другимъ женщинамъ: не заступится ли кто за него, но онѣ только качали головой, приговаривая вполголоса, что ученіе ни къ чему доброму не ведетъ, вотъ, молъ, вамъ и примѣръ налицо. Но онъ не измѣнилъ себѣ: по обыкновенію, кротко выслушалъ незаслуженные упреки и пошелъ за старушкой-сидѣлкой въ слѣдующую комнату, гдѣ на кровати лежалъ больной мальчикъ, полуодѣтый.
Съ виду это былъ совсѣмъ маленькій ребенокъ. Кудрявые волоски обрамляли его милое личико. Большіе глаза еще свѣтились, но уже не земнымъ свѣтомъ. Учитель сѣлъ около его постели, нагнулся надъ его подушкой и назвалъ себя по имени. Мальчикъ мигомъ встрепенулся, провелъ рукой по лицу и обвилъ обезсилѣвшими ручонками шею любимаго учителя, называя его своимъ милымъ, добрымъ другомъ.
— Да, да, Богъ свидѣтель, что я всегда былъ тебѣ другомъ, промолвилъ бѣдняга-учитель.
— Кто это? спросилъ больной, указывая на Нелли. — Я боюсь поцѣловать ее, а то и она заболѣетъ. Скажите ей, чтобы она протянула мнѣ руку.
Нелли подошла къ нему, рыдая, и пожала его маленькую изсохшую ручонку.
— Помнишь, Гарри, какъ ты по вечерамъ приходилъ ко мнѣ въ садикъ, шопотомъ говорилъ учитель, стараясь поддержать въ ребенкѣ видимо угасавшую мысль; — какъ только встанешь, такъ и бѣги туда. Безъ тебя тамъ скучно: даже цвѣточки повѣсили головки; придешь, да?
Мальчикъ едва замѣтно улыбнулся и, беззвучно шевеля губами, положилъ ручку на сѣдую голову своего друга.
Наступило молчаніе. Вдругъ послышались крикливые голоса дѣтей, игравшихъ на лугу. Вечерній вѣтерокъ подхватилъ эти звуки и они вмѣстѣ съ нимъ ворвались въ комнату, гдѣ лежалъ маленькій страдалецъ.
— Что это такое? спросилъ онъ, открывая глаза.
— Это мальчики играютъ въ крокетъ.
Больной взялъ платокъ, лежавшій у него на постели, и хотѣлъ помахать имъ надъ головой, но рука не повиновалась ему и безсильно упала на одѣяло.
— Хочешь, я это сдѣлаю вмѣсто тебя? спросилъ учитель.
— Пожалуйста, помашите платкомъ около окна и привяжите его къ рѣшеткѣ. Можетъ быть кто нибудь изъ нихъ замѣтитъ и вспомнитъ обо мнѣ, еле могъ произнести больной.
Онъ приподнялъ голову, посмотрѣлъ на развѣвавшійся уже сигналъ, потомъ на свою крокетную палку, которая вмѣстѣ съ книжкой, доской и другими его вещами праздно лежала на столѣ, опустился на подушку и спросилъ, гдѣ же дѣвочка, и почему онъ ея не видитъ.
Нелли подошла и еще разъ пожала его ручку. Долго учитель держалъ въ объятіяхъ своего маленькаго друга — они, дѣйствительно, были друзьями, не смотря на разницу въ лѣтахъ, — наконецъ, ребенокъ повернулся къ стѣнкѣ и заснулъ.
A тотъ все сидѣлъ около него и держалъ его похолодѣвшую ручку, стараясь ее согрѣть. Онъ чувствовалъ, онъ зналъ, что она ужъ не живая, но никакъ не рѣшался выпустить ее изъ своей.