Извѣстно, что ссоры между супругами обыкновенно происходятъ въ видѣ діалоговъ; слѣдовательно, жена принимаетъ въ нихъ, по крайней мѣрѣ, такое же участіе, какъ и мужъ. Но чета Квильпъ составляла въ этомъ случаѣ исключеніе: здѣсь все дѣло ограничивалось грозными монологами мужа, которые лишь изрѣдка дрожащимъ голосомъ прерывала жена кроткими, односложными замѣчаніями. Въ данномъ случаѣ у нея даже и на это не хватало храбрости, и она, придя въ чувство, долго сидѣла молча и со слезами на глазахъ выслушивала сыпавшіеся на нее упреки и обвиненія со стороны ея супруга и повелителя; а тотъ ужъ такъ не стѣснялся, употреблялъ такія выраженія, такъ жестикулировалъ и ломался передъ женой, что хотя она и давно привыкла ко всѣмъ его кривляньямъ, но тутъ не на шутку испугалась. Однако, ямайскій ромъ, благотворно дѣйствовавшій на его организмъ, и пріятное сознаніе, что онъ успѣлъ насолить ближнему и своимъ внезапнымъ появленіемъ разогналъ всю честную компанію, мало-по-малу охладили его гнѣвъ, постепенно перешедшій въ его обычное издѣвательство.
— Такъ вы думали, негодница вы эдакая, что я, въ самомъ дѣлѣ, умеръ, что вы навсегда избавились отъ меня, что вы уже вдова? ха, ха, ха! потѣшался Квильпъ.
— Право, Квильпъ, мнѣ очень жаль, начала было жена.
— Еще бы, какъ не жаль; кто можетъ сомнѣваться въ томъ, что вамъ очень, очень жаль…
— Я сожалѣю не о томъ, что вы вернулись живы и невредимы, а о томъ, что я повѣрила этимъ толкамъ. Я очень рада, что васъ вижу, Квильпъ, право, я очень рада.
И точно, она казалась такъ обрадованной благополучнымъ возвращеніемъ супруга, что даже трудно было бы объяснить эту радость, зная, какъ много обидъ она выносила отъ него. Однако, это явное расположеніе къ нему и участіе нисколько не тронули Квильпа: онъ только щелкнулъ пальцами передъ самымъ ея носомъ и сталъ еще больше надъ ней издѣваться.
— Зачѣмъ вы уѣхали, не сказавъ мнѣ ни слова, и такъ долго не давали о себѣ знать? жаловалась жена сквозь слезы. — Какъ вы могли такъ жестоко поступить со мной?
— Какъ я могъ такъ жестоко поступить! кричалъ Квильпъ. — Такъ мнѣ хотѣлось. Я и сейчасъ уйду отсюда.
— Какъ, опять?
— Да, уйду, сію же минуту уйду. Я хочу вести холостую жизнь; буду жить гдѣ и какъ мнѣ хочется: на пристани, въ конторѣ. Вы, по ошибкѣ, вообразили себя вдовой, а я, чортъ возьми, и на самомъ дѣлѣ сдѣлаюсь холостякомъ.
— Вы шутите?
— Я вамъ говорю, что хочу быть настоящимъ, беззаботнымъ холостякомъ, продолжалъ карликъ, увлекаясь своимъ планомъ. — Я буду жить въ конторѣ. Посмѣйте тогда подойти къ моему дому! Но не думайте, пожалуйста, что я васъ оставлю въ покоѣ: я буду шагъ за шагомъ слѣдить за вами, буду ястребомъ налетать на васъ; какъ кротъ, какъ ласка, буду подъ васъ подкапываться. Томъ Скоттъ, гдѣ Томъ Скоттъ? крикнулъ онъ, отворяя окно.
— Я здѣсь, хозяинъ, отозвался съ улицы мальчикъ.
— Ожидай тамъ, щенокъ, ты понесешь мой чемоданъ. Собирайте-ка мои вещи, м-съ Квильпъ, да позовите вашу маменьку, пусть она вамъ поможетъ. Постучитесь къ ней. Эй, вы! крикнулъ Квильпъ и, схвативъ кочергу, принялся съ такимъ усердіемъ колотить въ дверь каморки, служившей спальней старухѣ, что та, проснувшись въ страшномъ испугѣ и вообразивъ, что зятекъ собирается ее зарѣзать за то, что она такъ пренебрежительно отозвалась о его ногахъ, вскрикнула не своимъ голосомъ и уже готова была броситься изъ окна, но дочь поспѣшила ее успокоить, разсказавъ въ чемъ дѣло. Старуха вышла въ фланелевомъ капотѣ, и обѣ женшины, дрожа отъ страха и отъ холода — было уже далеко за полночь — принялись безпрекословно и безмолвно исполнять приказаніе Квильпа. А тотъ, чтобы проддить ихъ пытку, нарочно тянулъ эти приготовленія. Когда весь его гардеробъ былъ уже въ чемоданѣ, онъ, собственноручно, уложилъ туда же тарелку, ножъ, вилку, ложку, чашку съ блюдцемъ и т. п. домашнюю утварь, завязалъ чемоданъ, взвалилъ его на плечи и, не говоря ни слова, вышелъ съ погребцомъ подъ мышкой, который онъ все время не выпускалъ изъ рукъ. Спустившись на улицу, онъ передалъ мальчику что было потяжелѣй, а самъ для большей храбрости потянулъ изъ бутылки, не преминувъ ударить ею мальчика по головѣ, и направилъ свои шаги къ пристани, куда они прибыли часа въ три или четыре ночи.
— Какъ здѣсь хорошо, какой укромный уголокъ, говорилъ Квильпъ, пробравшись въ темнотѣ къ лачугѣ и отворивъ дверь, — онъ всегда носилъ ключъ съ собой. — Прелесть что такое! Разбуди меня въ 8 часовъ. Слышишь, щенокъ?
И безъ дальнѣйшихъ церемоній онъ схватилъ чемоданъ, вошелъ въ контору и заперъ за мальчикомъ дверь. Взобравшись на бюро, онъ свернулся ежомъ, закутался въ старый парусъ и сейчасъ же заснулъ.
Съ трудомъ поднявшись на другое утро — онъ былъ очень утомленъ всѣми перипетіями предшествовавшаго дня, — Квильпъ велѣлъ мальчику развести на дворѣ огонь изъ старыхъ бревенъ и сварить ему кофе, потомъ далъ ему мелочи и послалъ въ лавочку купить горячихъ булокъ, масла, сахару, ярмутской селедки и разныхъ разностей для завтрака, и когда, нѣсколько минутъ спустя, все было готово и кофе аппетитгно дымился на столѣ, онъ съ наслажденіемъ набросился на ѣду, восхищаясь своей цыганской жизнью, о которой онъ не разъ мечталъ, какъ объ убѣжищѣ отъ всякихъ супружескихъ стѣсненій и какъ о надежнѣйшемъ средствѣ для запугиванья жены и тещи. Наѣвшись вдоволь, онъ сталъ устраиваться на новосельѣ.
Прежде всего, онъ отправился въ ближайшую лавчонку, гдѣ продавалась всевозможная старая рухлядь; купилъ тамъ подержанный гамакъ и привѣсилъ его въ конторѣ къ потолку, — вродѣ того, какъ на корабляхъ придѣлываютъ койки. Потомъ поставилъ въ той же конторѣ взятую со стараго судна печку съ проржавленной трубой, которую и вывелъ въ потолокъ, и, покончивъ съ этими приспособленіями, началъ съ восторгомъ разглядывать свою комнату.
— Я — точно Робинзонъ Крузе на необитаемомъ островѣ, восхищался онъ. — Здѣсь можно будетъ свободно заниматься дѣломъ: некому подсматривать и подслушивать. Кругомъ — никого, кромѣ крысъ, да тѣхъ бояться нечего: народъ скрытный. Я буду себя чувствовать, какъ рыба въ водѣ, въ этомъ избранномъ обществѣ. Впрочемъ посмотрю, не найдется ли мзжду ними такой, которая была бы похожа на Христофора: тогда я ее отравлю, ха, ха, ха! Однако, шутки шутками, а не надо забывать и дѣла. И то все утро даромъ пропало; не видѣлъ, какъ оно и прошло.
И строго-настрого запретивъ Тому Скотту, подъ страхомъ тяжкаго наказанія, стоять во время его отсутствія на головѣ, кувыркаться и ходить на рукахъ, карликъ сѣлъ въ лодку и, причаливъ къ противоположному берегу рѣки, отправился пѣшкомъ въ Бевисъ-Марксъ, въ тотъ самый трактиръ, гдѣ Дикъ Сунвеллеръ проводилъ обыкновенно все свободное время. Онъ засталъ его за обѣдомъ.
— Эй, Дикъ, душа моя, сынокъ мой, зеница моего ока, началъ онъ, заглядывая въ дверь темной столовой.
— А, это вы! Какъ ваше здоровье? спросилъ Дикъ.
— А какъ поживаетъ Ричардъ, это чудо изъ писцовъ, настоящія сливки почтенной корпораціи?
— Плохо, сударь, плохо. Сливки киснутъ. Скоро онѣ превратятся въ сметану.
— Что такъ? спросилъ карликъ, приблизившись къ Дику. — Ужъ не обидѣла ли Сэлли?
Межъ всѣхъ красотокъ милыхъ
Нѣтъ ни одной такой…
— Правду я говорю, Дикъ, а?
— Разумѣетоя, ей равной нѣтъ. Сэлли Брассъ — сущій сфинксъ семейной жизни, говорилъ Дикъ, пресерьезно посылая въ ротъ кусокъ за кускомъ.
— Вы что-то не въ духѣ, Дикъ? что съ вами? спросилъ Квильпъ, подвигая свой стулъ.
— Юридическія занятія мнѣ не по душѣ: ужъ слишкомъ сухая матерія, да кромѣ того все время сидишь какъ въ тюрьмѣ. Я чуть было не сбѣжалъ.
— Ба! куда это?
— Куда глаза глядятъ. Вѣрнѣе всего, что по дорогѣ въ Хайгэть. Почемъ знать, можетъ быть, колокола заиграли бы «Вернись, Сунвеллеръ, лондонскій лордъ-мэръ». Вѣдь Виттингтона тоже звали Дикомъ. Я бы только желалъ, чтобы кошкамъ порѣже давали это имя.
Квильпъ лукаво посмотрѣлъ на своего собесѣдника, ожидая, чтобъ онъ объяснилъ, что это за притча. Но Дикъ не спѣшилъ удовлетворить его любопытство: во время обѣда, — довольно продолжительнаго, — онъ упорно молчалъ, а затѣмъ отодвинулъ отъ себя тарелку, откинулся на спинку стула и, сложивъ руки, устремилъ меланхолическій взглядъ на огонь: въ пустомъ каминѣ дымилось нѣсколько окурковъ отъ сигаръ, распространявшихъ въ комнатахъ препріятный запахъ.
— Можетъ быть, вы не откажетесь съѣсть кусочекъ пирожнаго? спросилъ, наконецъ, Дикъ, обращаясь къ карлику. — Оно должно вамъ понравиться: оно вашего собственнаго приготовленія.
— Что вы хотите этимъ сказать?
Вмѣсто отвѣта Дикъ вынулъ изъ кармана засаленную бумажку и, осторожно развернувъ ее, показалъ карлику маленькій ломтикъ кэка съ коринкой, покрытаго толстымъ слоемъ глазури, очень непривлекательнаго и неудобоваримаго на видъ.
— Какъ вы думаете, что это такое? спросилъ Дикъ.
— Должно быть свадебный пирогъ, отвѣчалъ карлшсъ, осклабившись.
— А какъ вы полагаете, на чьей свадьбѣ его пекли?
Дикъ съ какимъ-то неестественнымъ спокойствіемъ глядѣлъ на карлика, потирая себѣ носъ кэкомъ.
— Не на свадьбѣ же миссъ…
— Именно на ея, перебилъ Дикъ. — Вамъ нѣтъ надобности упоминать ея имя, которое кстати ей ужъ не принадлежитъ. Теперь ея фамилія Чеггсъ — Софи Чеггсъ.
Но я любидъ ее такой любовью,
Что сердце у меня облилось кровью,
Когда узнадъ я объ ея измѣнѣ…
вдругъ перефразировалъ онъ народную пѣсню и, завернувъ пирожное въ ту же грязную бумажку, старательно сплющилъ его между ладонями, спряталъ за пазухой, застегнулъ сюртукъ и скрестилъ руки на груди.
— Вы должны быть совершенно удовлетворены, милостивый государь, такъ же, какъ и Фрэдь. Вы вмѣстѣ съ нимъ трудились надъ этимъ дѣломъ и оно вполнѣ вамъ удалось. Такъ вотъ онъ, тотъ тріумфъ, что вы мнѣ сулили! Это мнѣ напоминаетъ старинный контрдансъ: на каждую даму приходилось по два кавалера — одного она выбираетъ и съ нимъ танцуетъ, а другой — долженъ, на одной ножкѣ, выдѣлывать сзади нихъ фигуру. Но вѣдь противъ судьбы ничего не подѣлаешь, а моя жестоко меня преслѣдуетъ.
Неудача Дика привела Квильпа въ восторгъ, но онъ затаилъ радость въ душѣ и, желая успокоить горевавшаго пріятеля, прибѣгнулъ къ самому дѣйствительному средству: онъ позвонилъ, велѣлъ подать «розоваго вина» — подъ этимъ именемъ у нихъ обыкновенно слыла простая водка — и началъ предлагать тостъ за тостомъ, подсмѣиваясь надъ Чеггсомъ и восхваляя холостую жизнь. Результатъ получился изумительный: сваливъ все на судьбу, Дикъ значительно повеселѣлъ и откровенно разсказалъ пріятелю, что пирогъ принесли и собственноручно передали въ контору, весело хихикая, двѣ барышни Уэкльзъ, остававшіяся пока въ дѣвахъ.
— Подождите, будетъ и на нашей улицѣ праздникъ, ободрялъ его Квильпъ. — Кстати, вы только что говорили о Трентѣ, гдѣ онъ теперь?
Дикъ сообщилъ, что его пріятель получилъ мѣсто отвѣтственнаго агента при странствующемъ игорномъ домѣ, съ которымъ въ настоящее время и разъѣзжаетъ по Великобританіи.
— Очень жаль, промолвилъ карликъ. — Я собственно затѣмъ и шелъ сюда, чтобы узнать о немъ. Мнѣ пришло въ голову, Дикъ, что вашъ пріятель…
— Какой пріятель?
— Да тотъ, что живетъ у васъ наверху.
— Ну?
— Онъ, можетъ быть, знаетъ его.
— Нѣтъ, не знаетъ, — Дикъ покачалъ головой.
— Не знаетъ, только потому, что никогда его не видалъ. Что, если бы мы свели ихъ и рекомендовали Фреда съ хорошей стороны? Можетъ быть и онъ пригодился бы этому чудаку не хуже Нелли съ дѣдушкой. Кто знаетъ? а вдругъ онъ сдѣлаетъ его своимъ наслѣдникомъ, а черезъ него и вы разбогатѣете!
— Дѣло въ томъ, что ихъ уже сводили, да ничего изъ этого не вышло.
— Какъ? кто? — и карликъ подозрительно взглянулъ на своего собесѣдника.
— Я самъ, проговорилъ Дикъ нѣсколько смущенный. — Развѣ я вамъ этого не говорилъ, когда вы въ послѣдній разъ приходили въ контору?
— Вы отлично знаете, что не говорили.
— Можетъ быть и такъ. Да, да, теперь я припоминаю, что не говорилъ. Какъ же! Фредъ очень этого желалъ и я устроилъ имъ свиданіе.
— Ну и что же?
— А вотъ что. Когда онъ узналъ, кто такой Фредъ, онъ не только не обнялъ его, заливаясь слезами и рекомендуясь его дѣдушкой или бабушкой — переодѣтой разумѣется — на что, признаться, мы очень разсчитывали, а накинулся на него, какъ бѣшеный, ругалъ самыми отборными словами, упрекалъ въ томъ, что старикъ и Нелли, главнымъ образомъ, конечно, по его милости, впали въ нищету, и, не предложивъ намъ даже водки, чуть-чуть не вытолкалъ насъ въ шею.
— Странно! молвилъ карликъ въ раздумьѣ.
— И намъ тоже показалось странно, но я вамъ говорю истинную правду.
Это извѣстіе ошеломило Квильпа. Долго сидѣлъ онъ пасмурный, молчаливый, соображая что-то и часто устремляя на Дика испытующій взглядъ, словно онъ хотѣлъ угадать, по выраженію его лица, не совралъ ли онъ. Но такъ какъ ничего подобнаго ему прочесть на лицѣ Дика не удалось, тѣмъ болѣе, что, предоставленный самому себѣ, несчастный вздыхатель снова впалъ въ уныніе, вспоминая о своей неудачной любви, карликъ поспѣшилъ проститься съ нимъ и вышелъ изъ трактира.
— Успѣлъ ужъ ихъ свести, предупредилъ меня, разсуждалъ онъ, шагая по улицѣ. — Положимъ, бѣда не велика, коль скоро изъ этого ничего не вышло. Но все-таки, стало быть, онъ хотѣлъ дѣйствовать помимо меня. Какъ я радъ, что онъ выпустилъ изъ рукъ невѣсту, ха, ха, ха! Этакой дуракъ! Теперь ужъ онъ не броситъ своего мѣста, а для меня это очень важно. Во-первыхъ, я всегда могу его найти, когда онъ мнѣ нуженъ, а затѣмъ, благодаря его глупости, я знаю все, что дѣлается и говорится у Брасса, и это мнѣ ничего не стоитъ, кромѣ грошеваго угощенія. Подожди, Дикъ, ты мнѣ еще пригодишься; не сегодня, завтра, я пойду къ незнакомцу и, чтобы заслужить довѣріе, разскажу ему, для чего ты хотѣлъ жениться на Нелли, а до поры до времени. мы будемъ, съ вашего, сударь, позволенія, самыми лучшими друзьями въ мірѣ.
Погруженный въ эти размышленія, карликъ, тяжело дыша, — у него была какая-то особенная одышка — добрался до Темзы и, переправившись на другую сторону, заперся въ своей холостой квартирѣ, гдѣ, отъ дыма, свѣта Божьяго не было видно: вмѣсто того, чтобы выходить въ трубу, дымъ цѣликомъ разстилался по комнатѣ. Но хозяинъ не унывалъ. Напротивъ, ему, повидимому, доставляло удовольствіе дышатъ такимъ пріятнымъ воздухомъ, который пришелся бы не совсѣмъ по вкусу болѣе деликатной особѣ. Подкрѣпившись роскошнымъ обѣдомъ изъ сосѣдняго трактира, онъ сѣлъ передъ печкой и принялся курить одну трубку за другой, пока наконецъ въ туманѣ, наполнявшемъ комнату, нельзя было различить его фигуру и только воспаленные глаза его сверкали, какъ угольки, да повременамъ, когда, отъ душившаго его кашля, нѣсколько разсѣевались окружавшіе его клубы дыма, обрисовывалась его голова и лицо. И въ такой-то атмосферѣ — всякій другой человѣкъ задохнулся бы въ ней — карликъ очень весело провелъ вечеръ, прикладываясь то къ трубкѣ, то къ погребцу, а иной разъ даже принимаясь выть, что у него означало пѣніе, хотя ничего подобнаго нельзя было бы встрѣтить ни въ вокальной, ни въ инструментальной, словомъ, ни въ какой человѣческой музыкѣ. Позабавившись чутъ не до полночи, онъ, совершенно довольный, влѣзъ въ койку и заснулъ.
Когда онъ, на слѣдующее утро, проснулся и, полуоткрывъ глаза, удивился, что виситъ подъ самымъ потолкомъ — ужъ не превратился ли я ночью въ муху, мелькнуло у него въ головѣ — онъ услышалъ гдѣ-то въ комнатѣ сдержанныя рыданія и стоны. Высунувъ потихонько голову изъ койки, онъ увидѣлъ, что это его жена плачетъ. Молча смотрѣлъ онъ на нее съ минуту, да вдругъ какъ гаркнетъ изо всей мочи «ау!»
— Ахъ, Квильпъ, какъ вы меня испугали! вскрикнула бѣдная женщина, поднимая на него глаза, полные слезъ.
— Да я для того-то и крикнулъ, оправдывался муженекъ. — Зачѣмъ вы сюда пришли, негодница? Вѣдь я умеръ, я утонулъ.
— Прошу васъ, Квильпъ, вернитесь домой, умоляла жена;- обѣщаю вамъ, что это никогда болѣе не повторится. Вѣдь и произошло все это по ошибкѣ — оттого, отгого, что мы такъ безпокоились о васъ.
— Безпокоились обо мнѣ, ухмылялся карликъ. — Я очень хорошо знаю, что вы безпокоились, потому что не были вполнѣ увѣрены въ моей смерти. Я вернусь до мой тогда, когда мнѣ вздумается, и опять уйду, когда мнѣ захочется. Я буду, какъ блуждающій огонь, то тамъ, то здѣсь; буду постоянно вертеться около васъ; буду налетать на васъ совершенно неожиданно, чтобы держать васъ въ вѣчномъ страхѣ и безпокойствѣ. Уходите отсюда!
Жена съ мольбой протянула къ нему руки.
— Нѣтъ; сказалъ нѣтъ, и баста. Если вы еще разъ осмѣлитесь придти сюда безъ зова, я заведу злющихъ собакъ, которыя растерзаютъ васъ, поставлю на дворѣ капканъ, разложу петарды, которыя взорвутъ васъ на воздухъ и раскрошатъ васъ на мелкіе куски, какъ только вы наступите на проволоку. Убирайтесь вонъ, я вамъ говорю.
— Квильпъ, простите меня, вернитесь домой, настойчиво молила жена.
— Н-н-н-нѣтъ! заревѣлъ карликъ. — Не прощу до тѣхъ поръ, пока самому не захочется; да и тогда, чуръ, помнить: я не стану отдавать отчета, куда и насколько времени ухожу. Видите, вотъ вамъ Богъ, а вотъ порогъ, крикнулъ онъ такимъ страшнымъ голосомъ, — дѣлая при этомъ видъ, что сію минуту выскочить изъ койки, — жена стрѣлой вылетѣла изъ комнаты, боясь, что онъ и въ самомъ дѣлѣ, какъ есть, въ ночномъ колпакѣ, бросится вслѣдъ за ней и, схвативъ ее въ охапку, понесетъ ее по люднымъ улицамъ домой; а благовѣрный супругъ, вытянувъ шею, слѣдилъ за ней, пока она переходила черезъ дворъ, и затѣмъ, расхохотавшись во все горло, снова завалился спать. Онъ былъ очень доволенъ своимъ подвигомъ и гордился тѣмъ, что настоялъ на своемъ и съумѣлъ охранить неприкосновенность своего святилища.