Мистеръ Мортимеръ Ляйтвудъ и мистеръ Юджинъ Рейборнъ опять сидѣли вдвоемъ въ Темплѣ. Въ этотъ вечеръ, однако, они сидѣли не въ конторѣ "высокодаровитаго" стряпчаго, а насупротивъ, въ другихъ унылыхъ комнатахъ, въ томъ же второмъ этажѣ, гдѣ снаружи на черныхъ дверяхъ, напоминавшихъ тюремныя, была надпись:
"Квартира
м-ра Юджина Рейборна и
м-ра Мортимера Ляйтвуда.
(Контора м-ра Ляйтвуда напротивъ.)"
Все въ этой квартирѣ показывало, что она недавно была отдѣлана заново. Бѣлыя буквы надписи были особенно бѣлы и очень сильно дѣйствовали на чувство обонянія. Наружный видъ столовъ и стульевъ (подобно наружности леди Типпинсъ) былъ слишкомъ цвѣтущъ, такъ что трудно было довѣриться ему, а ковры и ковровыя дорожки такъ и лѣзли зрителю прямо въ глаза необычайной выпуклостью своихъ узоровъ.
-- Ну вотъ, теперь у меня хорошее настроеніе духа,-- сказалъ Юджинъ. (Друзья сидѣли у камина другъ противъ друга).-- Надѣюсь, что и нашъ обойщикъ чувствуетъ себя хорошо.
-- Отчего бы ему и не чувствовать себя хорошо?-- спросилъ Ляйтвудъ.
-- Конечно,-- согласился Юджинъ, немного подумавъ: -- онъ вѣдь не посвященъ въ тайну нашихъ денежныхъ дѣлъ, а потому и можетъ пребывать въ хорошемъ настроеніи духа.
-- Мы ему заплатимъ,-- сказалъ Мортимеръ.
-- Заплатимъ? Неужели?-- откликнулся Юджинъ съ равнодушнымъ удивленіемъ.-- Ты не шутя это говоришь?
-- Я намѣренъ заплатить, Юджинъ, по крайней мѣрѣ свою часть,-- проговорилъ Мортимеръ слегка обиженнымъ тономъ.
-- А-а! Я тоже намѣренъ заплатить. Но я намѣренъ лишь настолько, что... что, пожалуй, и не намѣренъ.
-- Не намѣренъ?
-- Нѣтъ, я намѣренъ и всегда буду только намѣренъ и больше ничего, мой милый. А вѣдь это одно и то же выходить.
Пріятель Юджина, откинувшись назадъ на вольтеровскомъ креслѣ, внимательно посмотрѣлъ на него, тоже раскинувшагося въ вольтеровскомъ креслѣ съ вытянутыми на коврикъ ногами, и потомъ со смѣхомъ, который Юджинъ всегда умѣлъ въ немъ возбудить безъ всякаго видимаго старанія съ своей стороны, сказалъ ему:
-- Какъ бы то ни было, а твои причуды много увеличили счетъ.
-- Вотъ человѣкъ! Домашнія добродѣли называетъ причудами!-- воскликнулъ Юджинъ, поднимая глаза къ потолку.
-- Ну кому нужна, напримѣръ, эта биткомъ набитая всякой посудой маленькая кухня, въ которой никогда ничего не будетъ стряпаться?-- спросилъ Мортимеръ.
-- Любезный мой Мортимеръ.-- отвѣчалъ его другъ, лѣниво приподнимая голову, чтобы взглянуть на него,-- сколько разъ я тебѣ объяснялъ, что нравственное вліяніе кухни есть дѣло большой важности.
-- Нравственное вліяніе кухни на этого парня -- воображаю!-- проговорилъ со смѣхомъ Мортимеръ.
-- Сдѣлай мнѣ одолженіе,-- сказалъ на это Юджинъ, вставая съ кресла съ важнымъ видомъ,-- войдемъ и осмотримъ эту часть нашего хозяйства, которую ты такъ поспѣшно осуждаешь.
Съ этими словами онъ взялъ свѣчу и повелъ своего друга въ четвертую комнату ихъ квартиры,-- небольшую узкую комнату, которая была очень удобно и элегантно отдѣлана подъ кухню.
-- Смотри: вотъ миніатюрная кадушка подъ тѣсто; вотъ скалка, доска для рубки мяса; вотъ цѣлая полка глиняной посуды, кофейная мельница; вотъ полный шкапъ фаянсовой посуды: соусники, кастрюльки, ступка; вотъ вертелъ, вотъ какой-то очаровательный котелокъ и цѣлая оружейная палата покрышекъ на блюда. Нравственное вліяніе этихъ предметовъ на развитіе во мнѣ домашнихъ добродѣтелей огромно,-- не въ тебѣ, потому что ты отпѣтый человѣкъ, а во мнѣ. Право, мнѣ кажется, я чувствую, что во мнѣ начинаютъ зарождаться домашнія добродѣтели. Сдѣлай мнѣ еще одно одолженіе: войди со мной въ мою спальню... Вотъ письменный столъ -- видишь?-- съ длиннымъ рядомъ разгородокъ изъ краснаго дерева, по разгородкѣ на каждую букву азбуки. Для какого употребленія предназначаются эти разгородки? А вотъ для какого. Получаю я, напримѣръ, вексель, скажемъ -- отъ Джонса. Я тщательно надписываю его на письменномъ столѣ "Джонсъ" и кладу въ разгородку подъ буквою Д. Это почти то же, что росписка; во всякомъ случаѣ столько же удовлетворительно для меня... Я очень желалъ бы, Мортимеръ,-- продолжалъ Юджинъ, садясь на кровать съ видомъ философа, поучающаго ученика,-- я очень желалъ бы, чтобы мой примѣръ побудилъ и тебя выработать въ себѣ привычку къ аккуратности и методичности, и чтобы нравственныя вліянія, которыми я тебя окружилъ, подѣйствовали на развитіе въ тебѣ домашнихъ добродѣтелей.
Мортимеръ опять засмѣялся, проговоривъ, какъ всегда, въ такихъ случаяхъ: "Ахъ, Юджинъ, какой ты, право, чудакъ!" Но когда смѣхъ его затихъ, въ его лицѣ появилось что-то серьезное, чтобы не сказать -- тревожное. Несмотря на пагубно укоренившіяся въ немъ равнодушіе и вялость, сдѣлавшіяся его второю натурою, онъ былъ крѣпко привязанъ къ своему другу. Они сдружились еще на школьной скамьѣ, и съ той поры Мортимеръ всегда подражалъ Юджину не менѣе, восхищался имъ не менѣе и не менѣе любилъ его, чѣмъ въ тѣ далекіе дни.
-- Юджинъ,-- заговорилъ онъ уже безъ улыбки,-- если бъ я могъ разсчитывать увидѣть тебя хоть на минуту серьезнымъ, я бы попробовалъ серьезно поговорить съ тобой.
-- Поговорить серьезно?-- повторилъ Юджинъ.-- Моральныя вліянія, я вижу, начинаютъ дѣйствовать... Говори.
-- Хорошо, я начну,-- сказалъ Мортимеръ,-- хотя ты пока еще не серьезенъ.
-- Въ этомъ желаніи серьезности,-- проговорилъ Юджинъ съ видомъ человѣка, дѣлящагося результатами долгихъ и глубокомысленныхъ размышленій,-- я усматриваю благотворное вліяніе кадушки подъ тѣсто и кофейной мельницы. Утѣшительно.
-- Юджинъ,-- началъ опять Мортимеръ, не обративъ вниманія на это небольшое intermezzo и положивъ руку на плечо сидѣвшему все въ той же позѣ на кровати своему другу, передъ которымъ онъ теперь стоялъ,-- Юджинъ, ты что-то отъ меня скрываешь.
Юджинъ взглянулъ на него, но не сказалъ ни слова.
-- Все прошлое лѣто ты отъ меня что-то скрывалъ. Вспомни: до наступленія нашихъ лѣтнихъ каникулъ ты такъ мечталъ о нихъ, какъ никогда ни о чемъ не мечталъ -- по крайней мѣрѣ, на сколько я знаю,-- съ тѣхъ поръ, какъ мы впервые вмѣстѣ съ тобой плавали въ лодкѣ. А когда наступили каникулы, ты и думать забылъ о лодкѣ и безпрестанно куда-то исчезалъ. Хорошо тебѣ было говорить, твердить мнѣ десять, двадцать разъ, по твоей, привычкѣ вѣчно шутить, которую я такъ знаю и такъ люблю, что твои отлучки вызывались боязнью, чтобъ мы съ тобой не надоѣли другъ другу. Но вѣдь само собою разумѣется, что очень скоро я началъ понимать, что это неспроста, что за этими отлучками что-то таится. Я не спрашиваю что, такъ какъ самъ ты молчишь, но это фактъ. Скажи, развѣ не правда?
-- Даю тебѣ слово, Мортимеръ, что я ничего не знаю,-- отвѣтилъ Юджинъ послѣ серьезнаго молчанія, длившагося нѣсколько секундъ.
-- Не знаешь, Юджинъ?
-- Клянусь душой -- не знаю. Я о самомъ себѣ знаю меньше, чѣмъ о многихъ людяхъ на свѣтѣ, и опять скажу: я ничего не знаю.
-- У тебя есть какой-то планъ въ головѣ.
-- Есть планъ? Мнѣ кажется, нѣтъ.
-- Или по крайней мѣрѣ есть какой-то предметъ, который тебя занимаетъ, чего прежде не было.
-- Я, право, не могу сказать,-- проговорилъ Юджинъ смущенно, покачавъ головой, и помолчавъ, чтобы собраться съ мыслями, продолжалъ: -- Порой я думаю -- есть, а порой думаю -- нѣтъ. Иногда я бываю почти готовъ искать такого предмета, иногда же чувствую, что это глупо и только утомило бы меня. Нѣтъ, рѣшительно ничего не могу тебѣ сказать. Откровенно и искренно говорю: я бы сказалъ, если бъ могъ.
Съ послѣднимъ словомъ онъ хлопнулъ друга рукой по плечу и, вставая съ кровати, сказалъ:
-- Ты долженъ принимать своего друга такимъ, каковъ онъ есть. Ты знаешь меня, Мортимеръ. Ты знаешь, какъ я ужасно чувствителенъ къ скукѣ. Ты знаешь, что я, сдѣлавшись человѣкомъ настолько, чтобы сознать себя воплощенной загадкой, надоѣдалъ самъ себѣ чуть не до слезъ, стараясь разгадать, что я такое. Ты знаешь наконецъ, что я отказался отъ этой мысли и рѣшилъ больше не пытаться отгадать. Теперь самъ и посуди: какъ я могу дать отвѣтъ, котораго до сихъ поръ и самъ не нашелъ? Старинная дѣтская поговорка гласитъ: "Погадай, погадай, дитятко родное, а все-таки не отгадать тебѣ, что это такое". Мой отвѣтъ пока: нѣтъ. Клянусь жизнью, ничего не могу тебѣ сказать.
Въ этихъ словахъ была такая примѣсь правды, извѣстной Мортимеру о безпечномъ Юджинѣ, что ихъ нельзя было принять за простое желаніе уклониться отъ прямого отвѣта. Кромѣ того, все это было сказано съ видомъ подкупающей искренности: очевидно, для единственнаго цѣнимаго имъ друга Юджинъ сдѣлалъ исключеніе и вышелъ на этотъ разъ изъ своего обычнаго безпечнаго равнодушія ко всему.
-- Пойдемъ-ка, мой милый, попробуемъ, какое дѣйствіе произведетъ на насъ сигара,-- сказалъ Юджинъ.-- Если она хоть сколько-нибудь просвѣтитъ меня по этому вопросу, я скажу тебѣ все безъ утайки.
Они повернули въ первую комнату и, находя, что она слишкомъ нагрѣлась отъ камина, открыли окно. Потомъ, закуривъ сигары, присѣли на подоконникъ и, испуская дымъ, принялись глядѣть внизъ на дворъ, освѣщенный луною.
-- Нѣтъ, не просвѣщаетъ,-- заговорилъ Юджинъ послѣ нѣсколькихъ минутъ молчанія.-- Отъ всего сердца извиняюсь, мой другъ, но изъ этого ровно ничего не выходитъ.-- Если ничего не выходить, такъ ничего и не выйдетъ,-- отозвался Мортимеръ.-- Значитъ, я могу быть покоенъ. Вѣдь ничего не выйдетъ? Ничего вреднаго для тебя, Юджинъ, или, можетъ быть...
Юджинъ взялъ его за руку, заставивъ такимъ образомъ на мгновеніе пріостановиться, и, вынувъ комочекъ земли изъ стоявшаго на подоконникѣ цвѣточнаго горшка, ловко угодилъ имъ въ небольшую точку свѣта на противоположной стѣнѣ. Исполнивъ это къ полному своему удовольствію, онъ переспросилъ:
-- Или, можетъ быть?..
-- Или вреднаго для кого-нибудь другого.
-- То есть какъ это,-- проговорилъ Юджинъ, взявъ еще комочекъ земли и чрезвычайно мѣтко бросивъ въ ту же цѣль,-- Какъ это "вреднаго для кого-нибудь другого?"
-- Ужъ этого я не знаю.
-- И потомъ,-- продолжалъ Юджинъ, пуская въ то же время третій выстрѣлъ,-- для кого же другого?
-- Не знаю.
Захвативъ еще комочекъ земли, Юджинъ взглянулъ на своего друга вопросительно, отчасти даже подозрительно. Но на лицѣ друга не было никакой затаенной, недосказанной мысли.
-- Два заблудившихся въ лабиринтахъ закона скитальца вступаютъ въ нашъ дворъ,-- сказалъ вдругъ Юджинъ, заглянувъ внизъ (вниманіе его было привлечено стукомъ шаговъ во дворѣ).-- Они осматриваютъ дверь подъ нумеромъ первымъ: очевидно ищутъ нужную имъ фамилію. Не найдя ее подъ нумеромъ первымъ, они переходятъ къ нумеру второму. Въ шляпу скитальца нумеръ второй -- того, который пониже,-- я запускаю вотъ этимъ комочкомъ. Попавъ ему въ шляпу, я спокойно продолжаю курить и погружаюсь въ созерцаніе неба.
Въ эту минуту оба скитальца взглянули вверхъ на окно, затѣмъ, обмѣнявшись двумя-тремя словами, повернулись къ двери, приходившейся подъ этимъ окномъ. Тамъ, повидимому, они нашли, что имъ требовалось, потому что вошли въ дверь и скрылись изъ виду.
-- Когда они опять покажутся, ты увидишь, какъ я подшибу ихъ обоихъ,-- сказалъ Юджинъ, приготовляя для этой цѣли два комочка.
Ему не приходило въ голову, что они могли искать его самого или Ляйтвуда. Но имъ, какъ видно, былъ нуженъ именно одинъ изъ нихъ, ибо скоро раздался легкій стукъ въ дверь.
-- Сегодня я дежурный,-- сказалъ Мортимеръ,-- Юджинъ, ты оставайся на своемъ мѣстѣ.
Не нуждаясь въ упрашиваніяхъ, Юджинъ остался на мѣстѣ, продолжая спокойно курить и ничуть не любопытствуя узнать, кто пришелъ, пока Мортимеръ не заговорилъ съ нимъ, тронувъ его за плечо. Тогда онъ повернулся отъ окна къ комнатѣ и увидѣлъ, что посѣтители были Чарли Гексамъ и съ нимъ какой-то незнакомый господинъ. Они сейчасъ же узнали его.
-- Ты помнишь этого молодого человѣка, Юджинъ?-- спросилъ Мортимеръ.
-- Дай-ка взглянуть,-- отвѣтилъ Юджинъ хладнокровно.-- О да, конечно, помню.
Онъ не имѣлъ никакого намѣренія взять мальчика за подбородокъ, какъ сдѣлалъ это когда-то, но Чарли заподозрилъ его въ такомъ намѣреніи и гнѣвнымъ жестомъ поднялъ руку. Южинъ засмѣялся и взглянулъ на Ляйтвуда, какъ бы спрашивая объясненія этого страннаго визита.
-- Онъ говоритъ, что ему нужно тебѣ что-то сказать.
-- Должно быть, тебѣ, Мортимеръ.
-- Я самъ такъ думалъ, но онъ говорить -- нѣтъ. Онъ говоритъ, что онъ къ тебѣ.
-- Да, это я дѣйствительно говорю,-- подтвердилъ мальчикъ.-- Я намѣренъ объясниться съ вами, мистеръ Юджинъ Рейборнъ.
Миновавъ его взглядомъ, какъ будто тамъ, гдѣ онъ стоялъ, было пустое мѣсто, Юджинъ посмотрѣлъ на Брадлея Гедстона, потомъ равнодушно повернулся къ Мортимеру и спросилъ, кто этотъ другой человѣкъ.
-- Я другъ Чарльза Гексама, я его учитель,-- сказалъ Брадлей Гедстонъ.
-- Вамъ бы слѣдовало, милостивый государь, учить вашихъ учениковъ лучше держать себя,-- замѣтилъ Южинъ.
Спокойно продолжая курить, онъ облокотился на наличникъ камина и, не сводя глазъ, смотрѣлъ на учителя. Онъ смотрѣлъ на него жесткими глазами, полными холоднаго презрѣнія, какъ на низшее существо. Учитель смотрѣлъ на него тоже жесткими глазами, но съ выраженіемъ иного рода: въ немъ была и бѣшеная ревность, и пламенный гнѣвъ.
Замѣчательно, что ни тотъ, ни другой не смотрѣли на Чарли. Во все продолженіе послѣдовавшаго затѣмъ между этими двумя людьми, разговора -- который бы изъ нихъ двоихъ ни говорилъ и къ кому бы изъ двоихъ ни обращалась рѣчь,-- они смотрѣли только другъ на друга. Между ними было какое-то тайное, но безошибочное взаимное пониманіе, дѣлавшее ихъ непримиримыми врагами.
-- Бываютъ случаи, мистеръ Юджинъ Рейборнъ,-- заговорилъ въ отвѣтъ Брадлей блѣдными дрожащими губами,-- бываютъ случаи, когда естественныя чувства моихъ учениковъ становятся сильнѣе, чѣмъ мои уроки.
-- То есть почти всегда, полагаю,-- отвѣтилъ Юджинъ, смакуя свою сигару.-- Вы назвали меня правильно. Позвольте узнать ваше имя.
-- Вамъ нѣтъ особенной надобности его знать.
-- Правда,-- замѣтилъ Юджинъ колко и рѣзко прерывая его на этомъ промахѣ,-- правда, мнѣ нѣтъ даже никакой надобности его знать. Я могу называть васъ школьнымъ учителемъ: это титулъ почетный. Да, вы совершенно правы, школьный учитель.
Чтобъ раздразнить Брадлея Гедстона, это средство оказалось оружіемъ какъ нельзя болѣе дѣйствительнымъ, и притомъ неосторожно сработаннымъ имъ самимъ въ минуту гнѣва. Онъ старался сжать губы, чтобъ онѣ не дрожали, но губы все-таки дрожали.
-- Мистеръ Юджинъ Рейборнъ,-- вмѣшался въ разговоръ Чарли Гексамъ,-- я хочу сказать вамъ нѣсколько словъ. Для меня это настолько важно, что мы отыскивали вашъ адресъ въ календарѣ, потомъ ходили въ вашу контору, и вотъ пришли сюда.
-- Вы задали себѣ слишкомъ много хлопотъ, школьный учитель,-- сказалъ на это Юджинъ, сдувая пушистый пепелъ со своей сигары и совершенно игнорируя мальчика,-- надѣюсь, что онѣ вознаградятся.
-- И я радъ, что могу говорить въ присутствіи мистера Ляйтвуда,-- продолжалъ Чарли,-- потому что черезъ мистера Ляйтвуда вы познакомились съ моей сестрой.
Рейборнъ лишь на мгновеніе отвелъ глаза отъ учителя, чтобы взглянуть, какое дѣйствіе произвело послѣднее слово на Мортимера. Тотъ, стоя по другую сторону камина, какъ только было произнесено это слово, повернулся лицомъ къ огню и уставился на него.
-- Благодаря мистеру Ляйтвуду вы видѣли сестру мою и во второй разъ. Вы вѣдь были съ нею въ то время, когда былъ найденъ мой отецъ. Затѣмъ я засталъ васъ съ нею и на другой день. Съ той поры вы видались съ ней очень часто. Я желаю знать для чего?
-- Ну, стоило ли изъ-за этого хлопотать, школьный учитель?-- проговорилъ Юджинъ тономъ безпристрастнаго совѣтчика -- посторонняго зрителя.-- Столько шуму изъ пустяковъ! Впрочемъ вамъ, конечно, лучше знать, а по моему -- не стоило.
-- Я не понимаю, мистеръ Рейборнъ, почему вы обращаетесь ко мнѣ,-- отозвался на это Брадлей съ возрастающимъ гнѣвомъ.
-- Не понимаете!-- Ну хорошо, я не буду.
При своемъ полномъ самообладаніи Юджинъ сказалъ это такъ оскорбительно, что респектабельная правая рука Гедстона, сжавъ респектабельный волосяной шнурокъ, на которомъ висѣли респектабельные серебряные часы, была готова затянуть этотъ шнурокъ вокругъ его горла. Ничего болѣе Юджинъ не счелъ за нужное прибавить. Онъ стоялъ, склонивъ голову на руку, продолжая курить, и невозмутимо глядѣлъ на волновавшагося Брадлея Гедстона съ его стиснутой правой рукой,-- глядѣлъ такъ, что тотъ былъ готовъ сойти съ ума.
-- Мистеръ Рейборнъ,-- проговорилъ между тѣмъ мальчикъ,-- намъ извѣстно не только то, что я сейчасъ вамъ сказалъ, намъ извѣстно больше. Сестра моя пока еще не знаетъ, что мы все открыли, но мы открыли все. У насъ съ мистеромъ Гедстономъ былъ планъ дать образованіе моей сестрѣ, по совѣту и подъ руководствомъ мистера Гедстона, ибо онъ въ этомъ дѣлѣ самый лучшій авторитетъ, что бы вы тамъ ни думали о немъ, куря свою сигару... И что же мы узнаемъ? Что мы узнаемъ, мистеръ Ляйтвудъ?-- Мы узнаемъ, что моя сестра уже беретъ уроки безъ нашего вѣдома. Мы узнаемъ, что въ то самое время, когда сестра моя неохотно и холодно выслушиваетъ всѣ наши планы, составленные нами для ея же пользы,-- планы мои, ея брата, и мистера Гедстона, достойнѣйшаго судьи въ этихъ вопросахъ,-- доказательствомъ чему служатъ его аттестаты, которые онъ всегда можетъ предъявить,-- что въ это самое время она охотно принимаетъ другія услуги. Да, и занимается очень прилежно; а я знаю, что значить прилежно заниматься. Знаетъ это и мистеръ Гедстонъ. Теперь вопросъ: кто-нибудь платитъ же за эти уроки?-- вотъ мысль, которая естественно рождается у насъ. Кто же платитъ? Мы начинаемъ разыскивать, мистеръ Ляйтвудъ, и узнаемъ, что платитъ вашъ другъ, вотъ этотъ самый Юджинъ Рейборнъ. Спрашивается: какое онъ имѣетъ право на это и что онъ замышляетъ, и какъ онъ смѣетъ позволять себѣ такую вольность безъ моего согласія, когда я поднимаюсь въ свѣтѣ, благодаря собственнымъ стараніямъ и помощи мистера Гедстона, и не могу допустить, чтобы малѣйшая тѣнь упала на мою репутацію, чтобы малѣйшій упрекъ коснулся моего добраго имени черезъ мою сестру.
Ребяческая незрѣлость этой рѣчи и вылившійся въ ней непомѣрный, откровенный эгоизмъ дѣлали ее поистинѣ жалкою рѣчью. Несмотря на это Брадлей Гедстонъ, привыкшій къ малолѣтнимъ слушателямъ своей школы, но мало знакомый съ умственной сферой взрослыхъ людей, выразилъ всѣмъ своимъ видомъ большое сочувствіе ей.
-- А теперь я скажу мистеру Юджину Рейборну,-- продолжалъ Чарли, вынужденный обращаться къ нему въ третьемъ лицѣ послѣ напрасной попытки говорить во второмъ,-- теперь я скажу, что я противъ его знакомства съ моею сестрой и прошу его прекратить это знакомство. Но пусть онъ не забираетъ себѣ въ голову, что я боюсь, чтобы моя сестра не привязалась къ нему.
Тутъ мальчикъ насмѣшливо улыбнулся, учитель тоже улыбнулся, а Юджинъ молча сдунулъ пепелъ съ сигары.
-- Я противъ этого, и довольно. Я для моей сестры гораздо больше значу, чѣмъ онъ думаетъ. Я поднимаюсь въ свѣтѣ и намѣренъ поднять ее до себя. Она это знаетъ и должна разсчитывать на меня въ своихъ планахъ на будущее. Я такъ понимаю этотъ вопросъ; такъ же понимаетъ его и мистеръ Г'едстонъ. Моя сестра -- прекрасная дѣвушка, но у нея есть романическія идеи -- не о такихъ вещахъ, какъ вашъ мистеръ Юджинъ Рейборнъ, а о смерти моего отца, напримѣръ, и о другихъ предметахъ подобнаго рода. Мистеръ Рейборнъ потворствуетъ этимъ идеямъ, чтобы придать себѣ важности въ ея глазахъ, и она думаетъ, что она должна быть признательна ему. Но я не желаю, чтобъ она была признательна ему или кому бы то ни было, кромѣ меня и мистера Гедстона. И еще скажу мистеру Рейборну: если онъ не обратитъ вниманія на мое требованіе, тѣмъ хуже будетъ для нея. Пусть онъ это запомнитъ: хуже для нея.
Наступило молчаніе, во время котораго учитель, судя по его виду, чувствовалъ себя крайне неловко.
-- Позвольте вамъ замѣтить, школьный учитель,-- сказалъ Юджинъ, вынимая изо рта быстро сгорѣвшую сигару, чтобы взглянуть на нее,-- позвольте вамъ замѣтить, что вы можете убрать вашего ученика.
-- А вы, мистеръ Ляйтвудъ,-- перебилъ его мальчикъ съ лицомъ, разгорѣвшимся отъ жгучей обиды, отъ безсильной досады на то, что онъ не можетъ добиться ни вниманія, ни отвѣта,-- я надѣюсь, вы запомните то, что я говорилъ вашему другу и что вашъ другъ выслушалъ отъ меня отъ слова до слова, хоть онъ и притворяется, что ничего не слыхалъ. Вы обязаны запомнить это, мистеръ Ляйтвудъ: какъ я уже сказалъ, вы познакомили вашего пріятеля съ моей сестрой; если бы не вы, она никогда бы не видала его. Богу извѣстно, что никто изъ насъ никогда въ немъ не нуждался и никто бы не соскучился по немъ. А теперь, мистеръ Гедстонъ, такъ какъ мистеръ Юджинъ Рейборнъ волей-неволей долженъ былъ выслушать все, что я хотѣлъ ему сказать, и такъ какъ я высказалъ все, до послѣдняго слова, то мы покончили съ нашимъ дѣломъ и можемъ идти.
-- Сойдите внизъ и оставьте меня на одну минуту, Гексамъ,-- сказалъ Брадлей.
Мальчикъ повиновался съ сердитымъ видомъ и, съ грохотомъ, какой онъ только могъ произвести, вышелъ изъ комнаты. Ляйтвудъ между тѣмъ отошелъ отъ камина къ окну, перегнулся черезъ подоконникъ и сталъ смотрѣть во дворъ.
-- Вы думаете обо мнѣ, что я не лучше грязи у васъ подъ ногами,-- сказалъ Брадлей Юджину, произнося слова тщательно размѣреннымъ голосомъ (да иначе онъ былъ бы и не въ состояніи говорить).
-- Увѣряю васъ, школьный учитель, что я совсѣмъ не думаю о васъ,-- отвѣтилъ Юджинъ.
-- Неправда,-- возразилъ Брадлей.-- И вы это сами знаете.
-- Вы грубы, но вы этого не знаете,-- сказалъ Юджинъ.
-- Мистеръ Рейборнъ, но я во всякомъ случаѣ хорошо знаю, что мнѣ нельзя тягаться съ вами по части дерзкихъ словъ и надменныхъ манеръ. Мальчикъ, который сейчасъ вышелъ отсюда, могъ бы въ какіе-нибудь полчаса загонять васъ во многихъ отрасляхъ знанія. Но, разумѣется, вы можете его оттолкнуть, какъ ниже васъ стоящаго въ обществѣ. Точно такъ же вы можете поступить и со мной,-- въ этомъ я заранѣе увѣренъ.
-- Это возможно,-- замѣтилъ Юджинъ.
-- Но я не мальчикъ,-- сказалъ Брадлей, сжимая руку,-- и я хочу, чтобы вы меня выслушали, сэръ.
-- Школьнаго учителя всегда слушаютъ,-- проговорилъ спокойно Юджинъ.-- Это должно васъ удовлетворить.
-- Но меня это не удовлетворяетъ,-- отрѣзалъ Брадлей, поблѣднѣвъ отъ злости.-- Неужели вы полагаете, что только потому, что человѣкъ готовился къ обязанностямъ, которыя я отправляю, и слѣдилъ за собой, сдерживая себя ежечасно, чтобы лучше ихъ отправлять, онъ отрекается отъ человѣческой своей природы?
-- Судя по тому, что я вижу, глядя на васъ, я полагаю, что вы слишкомъ горячи, чтобы быть хорошимъ школьный ь учителемъ.
Говоря это, Юджинъ бросилъ въ каминъ окурокъ сигары.
-- Горячъ съ вами, сэръ, я согласенъ. Горячъ съ вами, за что и уважаю себя. Но у меня не дьяволы вмѣсто учениковъ.
-- Вмѣсто преподавателей -- было бы вѣрнѣе, отвѣтилъ Юджинъ.
-- Мистеръ Рейборнъ!
-- Школьный учитель!
-- Сэръ, мое имя Брадлей Гедстонъ.
-- Но вы вѣдь справедливо замѣтили, мой милѣйшій, что мнѣ нѣтъ надобности знать ваше имя... Ну, говорите, что еще?
-- Еще вотъ что... О, какое несчастье,-- воскликнулъ Брадлей, дрожа всѣмъ тѣломъ и наскоро утирая потъ, выступившій у него на лицѣ,-- какое несчастье, что я не умѣю настолько сдерживать себя, чтобы говорить спокойнѣе и тверже, чѣмъ я говорю теперь, когда вотъ тутъ предо мною, человѣкъ, никогда во всю свою жизнь не чувствовавшій того, что я перечувствовалъ въ одинъ день, а можетъ владѣть собою.
Онъ выговорилъ эти слова съ сильнымъ душевнымъ страданіемъ, сопровождая ихъ даже невольнымъ движеніемъ рукъ, какъ будто ему хотѣлось растерзать себя.
Юджинъ Рейборнь смотрѣлъ на него такимъ взглядомъ, какъ будто начиналъ признавать въ немъ предметъ, любопытный для изученія.
-- Мистеръ Рейборнъ, я хочу сказать вамъ нѣчто отъ себя.
-- Говорите, говорите, школьный учитель,-- отвѣчалъ Юджинъ съ выраженіемъ скуки и приближающагося нетерпѣнія въ голосѣ, между тѣмъ какъ Брадлей боролся съ собой: -- говорите, что вы имѣете сказать, но позвольте вамъ напомнить, что дверь отперта и что вашъ юный другъ ждетъ васъ на лѣстницѣ.
-- Я вызвался сопровождать сюда Гексама вотъ для чего: я рѣшилъ, что въ случаѣ, если бы вамъ удалось зажать ему ротъ, я отъ себя скажу вамъ, какъ человѣкъ, который зажать себѣ рта не позволитъ, что инстинктъ этого мальчика, побудившій его предъявить вамъ уже извѣстное вамъ требованіе, безошибоченъ и вѣренъ.
Эта маленькая рѣчь стоила Брадлею Гедстону неимовѣрныхъ усилій.
-- Это все?-- спросилъ его Юджинъ.
-- Нѣтъ, сэръ,-- отвѣчалъ свирѣпо Брадлей.-- Я, такъ же, какъ и онъ, не одобряю вашихъ визитовъ къ его сестрѣ; я вмѣстѣ съ нимъ протестую противъ вашихъ попеченій о ней, противъ той услуги, которую вы ей оказываете, платя за ея обученье.
-- А это все?
-- Нѣтъ, сэръ, я вамъ хотѣлъ еще сказать, что ваши дѣйствія ничѣмъ не оправдываются и что они вредятъ его сестрѣ.
-- Вы учитель ея, что ли, такъ же, какъ и ея брата? Или, можетъ быть, желаете быть ея учителемъ?-- спросилъ Юджинъ.
Это былъ, очевидно, мѣткій ударъ, ибо кровь бросилась въ лицо Брадлею Гедстону такъ же мгновенно, какъ если бы ударъ былъ нанесенъ хлыстомъ.
-- Что вы подъ этимъ разумѣете?-- могъ онъ только выговорить.
-- Естественное честолюбіе -- ничего больше,-- сказалъ хладнокровно Юджинъ.-- Я далекъ отъ желанія сказать что-либо иное. Сестра, которая что-то частенько вертится у васъ на языкѣ, такъ рѣзко отличается отъ всей своей среды, отъ тѣхъ низкихъ неизвѣстныхъ людей, которые ее окружаютъ, что такое честолюбіе было бы вполнѣ понятно.
-- Вы хотите попрекнуть меня моею неизвѣстностью, мистеръ Рейборнь?
-- Это едва ли возможно для меня, школьный учитель, такъ какъ мнѣ о вашей неизвѣстности ничего неизвѣстно, да я и не ищу болѣе близкаго знакомства съ этимъ предметомъ
-- Вы попрекаете меня моимъ происхожденіемъ,-- продолжалъ, не слушая, Брадлей,-- вы намекаете на мое воспитаніе. На это я вамъ скажу только одно: я самъ проложилъ себѣ дорогу, вышелъ изъ неизвѣстности и изъ низкой среды, вопреки тому и другому, и имѣю право считать себя выше васъ и гордиться этимъ.
-- Какъ могу я попрекать васъ тѣмъ, чего не знаю? Какъ могу я бросать камни, никогда не бывшіе у меня въ рукахъ,-- это такая проблема, рѣшить которую можетъ развѣ только проницательность школьнаго учителя,-- отвѣтилъ Юджинъ.-- Все ли теперь?
-- Нѣтъ, сэръ, если вы полагаете, что мальчикъ...
-- Который непремѣнно соскучится, ожидая васъ,-- учтиво вставилъ Юджинъ.
--... Если вы полагаете, что этотъ мальчикъ не имѣетъ друзей, мистеръ Рейборнъ, то вы ошибаетесь. Я другъ ему, и такимъ вы меня всегда найдете.
-- А вы найдете его на лѣстницѣ,-- замѣтилъ Юджинъ.
-- Вы, вѣроятно, рѣшили, сэръ, идти напроломъ, полагая, что вамъ приходится имѣть дѣло съ ребенкомъ, неопытнымъ, безпомощнымъ, за котораго некому заступиться. Но я предупреждаю васъ, что разсчетъ вашъ невѣренъ. Вы будете имѣть дѣло и съ зрѣлымъ человѣкомъ. Вы будете имѣть дѣло со мной. Моя рука принадлежитъ этому дѣлу, мое сердце открыто для него.
-- И, по странному стеченію обстоятельствъ, эта дверь тоже открыта для васъ,-- сказалъ Юджинъ.
-- Я презираю вашу изворотливую уклончивость, какъ презираю васъ самого. По низости своей натуры вы попрекаете меня низостью моего происхожденія, и это дѣлаетъ васъ еще презрѣннѣе въ моихъ глазахъ. Но если вы не воспользуетесь моимъ посѣщеніемъ и не измѣните вашего поведенія, то скоро увидите, что со мной шутки плохи, хотя всѣ ваши выходки противъ меня лично я оставляю безнаказанными, не считая ихъ достойными вниманія.
Съ внутреннимъ болѣзненнымъ сознаніемъ своей неразвязности по сравненію съ Рейборномъ, обнаружившимъ такую завидную непринужденность, Брадлей, послѣ этихъ словъ, повернулся и вышелъ, и тяжелая дверь, какъ дверца печи, заслонила собою красный огонь и бѣлокалильный жаръ его бѣшенства.
-- Курьезный сумасшедшій!-- сказалъ Юджинъ ему вслѣдъ.-- Онъ думаетъ, что всѣ должны были быть знакомы съ его матерью.
Мортимеръ Ляйтвудъ продолжалъ смотрѣть въ окно, къ которому онъ отошелъ изъ деликатности. Юджинъ окликнулъ его, и онъ сталъ тихими шагами ходить изъ угла въ уголъ.
-- Любезный другъ, я боюсь, что мои нежданные гости обезпокоили тебя,-- сказалъ Юджинъ, закуривая новую сигару.-- Если теперь тебѣ вздумается пригласить на чай леди Типпинсъ, я заранѣе обѣщаю любезничать съ ней.
Продолжая ходить изъ угла въ уголъ, Мортимеръ отвѣчалъ:
-- Юджинъ, Юджинъ, Юджинъ! Все это очень грустно. До чего я былъ слѣпъ, какъ подумаю!
-- Слѣпъ? Ты -- слѣпъ? Ничего не понимаю,-- проговорилъ его невозмутимый пріятель.
-- Что говорилъ ты мнѣ въ ту ночь, когда мы были на рѣкѣ въ тавернѣ?-- продолжалъ Мортимеръ, останавливаясь передъ нимъ.-- Помнишь, о чемъ ты спросилъ меня тогда? Ты спросилъ, ощущаю ли я въ себѣ мрачное сочетаніе предателя и подлеца при мысли о той дѣвушкѣ.
-- Да, что-то въ этомъ родѣ я какъ будто въ самомъ дѣлѣ говорилъ.
-- Что же чувствуешь ты, думая о ней въ эту минуту?
Юджинъ не далъ прямого отвѣта, но, пустивъ раза три дымокъ изъ сигары, замѣтилъ только:
-- Не смѣшивай положеній. Во всемъ Лондонѣ нѣтъ дѣвушки лучше Лиззи Гексамъ. У меня въ семьѣ между моими нѣтъ никого лучше ея, да и въ твоей семьѣ нѣтъ никого лучше.
-- Допустимъ. Что же слѣдуетъ?
-- Ну вотъ,-- проговорилъ Юджинъ нерѣшительно, глядя вслѣдъ своему другу, когда тотъ направлялся въ другой конецъ комнаты,-- вотъ ты опять заставляешь меня разгадывать загадку, отъ которой я отказался.
-- Юджинъ, не собираешься ли ты увлечь и потомъ бросить эту дѣвушку?
-- Милый другъ,-- нѣтъ.
-- Такъ, можетъ быть, ты намѣренъ жениться на ней?
-- Милый другъ,-- нѣтъ.
-- Такъ что же ты намѣренъ сдѣлать?
-- Милый другъ, я ничего не намѣренъ дѣлать. У меня нѣтъ никакихъ намѣреній. Я не способенъ къ намѣреніямъ. Если бъ я составилъ какой-нибудь планъ, я тотчасъ же и бросилъ бы его, утомленный процессомъ составленія.
-- Ахъ, Юджинъ, Юджинъ!
-- Милый мой Мортимеръ, не говори ты со мной этимъ тономъ грустной укоризны! Что же я могу сдѣлать другого, какъ не сказать прямо того, что я знаю, и не сознаться прямо въ невѣдѣніи того, чего я не знаю. Какъ бишь поется та старинная пѣсенка, что такъ печально звучитъ подъ личиной веселья? Такъ, кажется:
Прочь, прочь съ печалью и тоской!
Уныло въ колоколъ не бей
Про жизнь и глупости людей,
А весело, весело пой: тра-ла-ла!
Не станемъ пѣть тра-ла-ла, мой милый,-- это не имѣетъ смысла, а споемъ лучше пѣсенку про то, что мы загадокъ отгадывать не будемъ.
-- Продолжаешь ли ты видѣться съ этой дѣвушкой, Юджинъ, и правда ли то, что говорили эти люди?
-- Я охотно даю утвердительный отвѣтъ на оба вопроса моего досточтимаго и ученаго друга.
-- Что же изъ этого выйдетъ? Что ты дѣлаешь? Куда ты идешь?
-- Мой дорогой Мортимеръ, право, можно подумать, что школьный учитель оставилъ здѣсь по себѣ какую-то допросную заразу. Ты безпокоишься оттого что у тебя нѣтъ во рту сигары. Возьми вотъ эту, сдѣлай милость. Закури ее отъ моей, которая въ совершенномъ порядкѣ... Такъ. Теперь окажи мнѣ справедливость: обрати вниманіе на тотъ фактъ, что я дѣлаю все отъ меня зависящее для самоусовершенствованія и что я уже показалъ тебѣ въ надлежащемъ свѣтѣ всѣ хозяйственныя орудія, о которыхъ ты прежде, недостаточно углубившись въ этотъ вопросъ, готовъ былъ въ своей опрометчивости отозваться неуважительно. Сознавая свои недостатки, я окружилъ себя моральными вліяніями съ тою именно цѣлью, чтобы ускорить въ себѣ развитіе домашнихъ добродѣтелей. Предоставь же меня этимъ вліяніямъ, такъ же, какъ и благотворному вліянію общества моего друга дѣтства.
-- Ахъ, Юджинъ,-- проговорилъ съ чувствомъ Мортимеръ, стоявшій теперь рядомъ съ нимъ, такъ что оба они очутились въ облакѣ дыма.-- Я бы оцень хотѣлъ, чтобы ты далъ мнѣ отвѣтъ на мои вопросы: что изъ этого выйдетъ? что ты дѣлаешь? куда ты идешь?
-- Другъ мой,-- отвѣчалъ Юджинъ, слегка отмахивая отъ себя дымъ, чтобы лучше показать выраженіе искренности на своемъ лицѣ и въ своей манерѣ,-- другъ мой, повѣрь мнѣ, я бы сейчасъ же отвѣтилъ тебѣ, если бъ могъ. Чтобы быть въ состояніи это сдѣлать, я долженъ сперва разгадать несносную загадку, давно мною оставленную. Вотъ гдѣ эта загадка: Юджинъ Рейборнь -- вотъ она передъ тобой!-- И онъ постучалъ себя по лбу и по груди.-- Погадай, погадай, дитятко родное! Нѣтъ не отгадать тебѣ, что это такое... Нѣтъ, клянусь жизнью, не отгадать! Рѣшительно отказываюсь!