Пока происходили все описанные ранее события, император-отрок продолжал жить в Москве, увлекаясь разными развлечениями и главным образом охотой. Его воспитатель, вице-канцлер Остерман, не раз спрашивал его, когда же он пожелает вернуться в Петербург; император отвечал: "Скоро, скоро!" -- но проходили недели, месяцы, а государь и не думал о переезде в "Петров парадиз".

Петру II не хотелось оставлять Москву, так как он чувствовал себя здесь гораздо свободнее, нежели в северной столице. Находясь под влиянием Долгоруковых, он предавался беспечной жизни и вовсе не занимался делами, а также и своим образованием.

Да и до этого ли было императору-отроку, до наук ли, когда Долгоруковы каждый день выдумывали для него все новые и новые развлечения? Они приучили императора ездить на охоту под предлогом совершенного удаления от царевны Елизаветы Петровны, в которую он действительно был влюблен, но на самом деле для того, во-первых, чтобы удалить его от всех тех, кто мог говорить ему о возвращении в Петербург, а во-вторых, для того, чтобы он не занимался государственными делами и чтобы поселить в нем, если возможно, мысль о введении старых обычаев, и наконец для того, чтобы заставить его жениться на княжне Долгоруковой. Родственники последней зорко стерегли императора-отрока и не допускали к нему других вельмож, боясь, как бы последние не помешали своими наговорами их плану, но, несмотря на это, заметно было не только охлаждение, а даже нерасположение государя к своей невесте. Князь Алексей Григорьевич рассыпался перед императором в похвалах своей дочери, но государь равнодушно слушал эти похвалы и все реже и реже изъявлял желание видеть свою обрученную невесту.

Впрочем, княжна Екатерина нисколько не сожалела об этом. В откровенной беседе с сестрой и с другими близко стоявшими к ней лицами она говорила:

-- Я уверена, что мой августейший жених не любит меня, да и я люблю его как государя, но не как жениха: ведь он для меня молод, совсем мальчик, с таким мужем ни царская корона, ни почести, ничто не прельщает меня... и я с радостью отказалась бы от всего. Но мой отец честолюбив, он хочет задуманного брака, и я покоряюсь, хотя и скрепя сердце. Одно только и примиряет меня, а именно -- что женою государя я не буду, я в этом уверена... я предчувствую...

И это предчувствие не обмануло княжну Екатерину. Как увидим дальше, все честолюбивые помыслы Долгоруковых рушились, и за свое честолюбие они страшно поплатились.

Однако Остерман не оставлял своей мысли о необходимости возвращения государя в Петербург и однажды опять сказал ему:

-- Время, государь, быть вашему величеству в резиденции, время!

-- А Москва разве не резиденция? Ах, Андрей Иванович, я так привык к Москве, сроднился с ней. Я не понимаю, зачем мой дед перенес свою резиденцию из Москвы в Петербург? Здесь много лучше: и воздух чище, и леса кругом, есть где поохотиться...

-- Ваш дед был великим императором. Основывая свою резиденцию в Петербурге, он тем сблизился с европейскими просвещенными государствами.

-- А мне Москва больше нравится. Я желал бы навсегда в Москве остаться, -- задумчиво проговорил император-отрок.

-- Это делать, ваше величество, нельзя. Возвращение в Петербург вам, государь, необходимо. Ведь там сосредоточено все управление империей.

-- Да хорошо, хорошо... если надо, я поеду.

-- Когда же, государь, соизволите назначить переезд двора? Может быть, после свадьбы?

-- После какой свадьбы? -- рассеянно спросил Петр.

-- После вашей, государь.

-- Ах, да, после моей свадьбы! Так ты все думаешь, Андрей Иванович, что моя свадьба с княжной Екатериной состоится?

-- А то как же? Ведь княжна Екатерина обручена с вашим величеством.

-- И дочь Меншикова тоже была со мной обручена. Кстати, где теперь Меншиков?

-- В Березове, государь, согласно вашему решению.

-- Мне хочется, Андрей Иванович, смягчить участь Меншикова. Пусть дадут ему некоторые льготы, в особенности же его семейству. Дочерей и сына даже можно вернуть и возвратить им часть конфискованного имущества. Правда, Меншиков виновен, во многом виновен... Но его дочери, сын? За что они терпят? А бедная княгиня Меншикова не перенесла... Кто виновник ее смерти, кто?.. Вы, господа, научили меня жестокости, вы! С Меншиковым я поступил круто и раскаиваюсь в том. -- И, с волнением проговорив эти слова, император-отрок стал быстро расхаживать по кабинету.

-- Смею заметить, ваше величество, что многие деяния Меншикова служили во вред государству.

-- Да, но много сделано им и на пользу государства, это тоже забывать нельзя... Мой великий дед умел ценить услуги Меншикова. Возвращать его из ссылки не надо, но необходимо смягчить участь его лично и его детей. Они привыкли к довольству, к роскоши -- и вдруг дальняя ссылка, лишение даже необходимого. Это ужасно, ужасно!

-- Успокойтесь, государь: Меншиковым будут оказаны некоторые льготы и денег на их содержание будут отпускать вдвое более прежнего.

-- Да, да, Андрей Иванович! Я не хочу, чтобы они нуждались в чем-либо. А дочерям и сыну Меншикова возвратить их имущество и звание.

-- Сделать это, государь, можно, но не теперь, -- вкрадчивым голосом заметил тонкий дипломат Остерман.

-- А я хочу теперь же, -- нахмурив брови, резко проговорил Петр, начинавший сердиться.

-- А что скажет, государь, ваша бабка, царица Евдокия Федоровна?

-- Бабушка может говорить что хочет, я даже попрошу ее не вмешиваться в мои дела. О возвращении Меншиковых из ссылки я сделаю распоряжение в свое время, а теперь хочу, чтобы была смягчена их участь, и приказываю сделать это немедленно.

-- Слушаю, государь, -- с поклоном промолвил Остерман и пошел было к двери.

-- Вы уходите, Андрей Иванович, рассердились на меня за настойчивость. Не сердитесь... мы скоро поедем в Питер; хоть и не хочется мне туда, но, вижу, надо.

-- Давным-давно надо, государь!

-- И поедем, только, пожалуйста, не ворчите и не сердитесь. До свиданья, Андрей Иванович!.. Уходя, пошлите ко мне дежурного флигель-адъютанта.

Спустя немного в кабинет государя вошел флигель-адъютант Свечин и, отдав низкий поклон, остановился у двери.

-- Что это значит? Сегодня, кажется, не ваше дежурство, а Храпунова? -- спросил у вошедшего император-отрок.

-- Так точно, ваше величество!

-- Где же Храпунов?

-- Имею честь доложить, вашему величеству, что флигель-адъютант Храпунов арестован.

-- Как арестован?.. Кто его арестовал? -- с удивлением воскликнул Петр.

-- По приказу его сиятельства князя Ивана Алексеевича.

-- Князь Иван приказал арестовать Храпунова? -- удивляясь все более и более, переспросил государь. -- За что?

-- Не могу знать, ваше величество!

-- Вы путаете, Свечин! Этого быть не может: князь Иван и Храпунов -- большие приятели.

-- Смею уверить, ваше величество, что флигель-адъютант Храпунов арестован по приказанию князя Ивана Алексеевича.

-- Странно, довольно странно! Да вот и князь Иван легок на помине. Свечин уверяет меня, что ты приказал арестовать Храпунова, -- быстро обратился император-отрок к вошедшему Ивану Долгорукову.

-- Он говорит правду, -- смело ответил тот.

-- Ты приказал арестовать Храпунова? За что?

-- Дозволь умолчать об этом, государь!

-- Князь Иван, я должен знать причину! -- настойчиво произнес император.

-- Я прикажу его выпустить, государь!

-- Этого недостаточно. Я хочу знать, за что Храпунов арестован?

Прежде чем ответить, Иван Долгоруков поглядел на императора-отрока и прочитал на его лице досаду и гнев. Таким тоном Петр никогда не говорил со своим любимцем, а потому последний, опустив голову, тихо ответил:

-- Храпунов оскорбил меня, государь!

-- За оскорбление полагается суд, Ваня! Что все это значит? Ведь Храпунов был твоим большим приятелем? -- уже мягче спросил Петр.

-- Государь, тут дело мое личное... Храпунова я сейчас же прикажу выпустить из-под ареста, если же я сделал что-либо противозаконное, то прикажите судить меня.

-- Полно, полно, Ваня, что ты! Судить тебя? Да разве это можно?.. Мне хотелось только узнать, из-за чего ты повздорил с Храпуновым, ну, а если это -- секрет, то и не надо, не надо. Только прикажи выпустить Храпунова... Я хотел дать ему приказ к бабушке, в монастырь.

-- Он сейчас же явится перед вашим величеством, государь, -- проговорил Иван Долгоруков и, откланявшись, вышел с тем, чтобы отправиться на гауптвахту, где в одиночном заключении томился Левушка Храпунов.

Его тюрьма походила на квадратный ящик; встать в ней, вытянувшись во весь рост, было невозможно, лечь же можно было только скорчившись. Свет едва проникал через маленькое оконце, находившееся под самым потолком; кроме деревянной, ничем не покрытой койки да стола, в тюрьме ничего не было. В нее сажали только важных преступников; к группе их был причислен и Храпунов.

Прошел день, настал другой, а дверь в тюрьму не отворялась, в нее никто не входил; только с вечера солдат-сторож поставил на стол кружку с водою и положил ломоть черного хлеба.

Томимый мучительными думами об участи красавицы Маруси, Левушка приходил чуть ли не в отчаяние.

"Где Маруся? Что с нею? Куда завез ее Иван Долгоруков? Кто защитит ее?" -- эти мысли не давали покоя молодому офицеру и наводили на него страшную тоску.

Но вот загремел замок его тюрьмы, дверь отворилась, на пороге показался сам фаворит, князь Иван. Его лицо было бледно и встревожено.

-- Что вам надо, князь? Зачем вы пришли? -- гневно крикнул на вошедшего Храпунов.

-- Я... я пришел освободить тебя, -- тихо ответил князь Иван.

-- Сам сиятельный князь Иван Алексеевич, царский любимец пришел освободить меня! Какая честь для меня! -- И Левушка желчно засмеялся.

-- Прежде чем злобиться на меня и упрекать, ты выслушал бы меня. Я пришел к тебе с миром, а ты...

-- Разве между нами, князь, может быть мир?.. Не мир, а вечная, непримиримая вражда!

-- Напрасно ты горячишься, Храпунов! Вражды между нами быть не может, -- спокойно проговорил князь Иван.

-- Как не может? Ты отнял у меня мою невесту. Лучше бы, князь, ты отнял у меня жизнь.

-- Ни слова, Храпунов! Ни слова! С того раза, как твоя невеста была с тобою, я больше не видал ее и теперь возвращаю тебе.

-- А где она? Куда ты, князь, припрятал Марусю?

-- Мои кони свезут тебя к ней. Только прежде чем ехать к Марусе, ступай во дворец к государю.

-- К государю, ты говоришь? -- удивился Левушка Храпунов.

-- Да, да, скорее! Но если государь станет спрашивать, за что я приказал посадить тебя на гауптвахту, не говори ему причины... Скажи только, что мы повздорили. Не скажешь, для тебя же будет лучше!

Левушка ни слова не возразил на это, он был готов на все, лишь бы поскорее увидать свою милую.

Через несколько минут он и князь Иван вместе вышли с гауптвахты. Солдаты выстроились и отдали воинские почести царскому любимцу.

-- Ты хочешь жениться на Марусе? -- после некоторого молчания спросил Долгорудов у Храпунова.

-- Да, князь, я решил.

-- Мой отец и я дадим за Марусей хорошее приданое.

-- Князь, что это значит? Или ты опять хочешь оскорбить меня? Ни я, ни Маруся не нуждаемся в подачке, -- горячо проговорил Левушка.

-- Это не подачка, а должное, -- тихо промолвил князь Иван.

-- Как должное? Я не понимаю.

-- Послушай, Храпунов, мы издавна считались приятелями, близкими, любезными, и я по-прежнему хочу остаться таким. Вражды между нами не должно быть, что было, то прошло, и в знак того дозволь мне обнять тебя по-братски! -- И, сказав это, князь Иван крепко обнял и поцеловал Храпунова, после чего продолжал: -- Левушка, когда я про приданое заговорил, ты упрекнул меня, сказав, что подачки не желаешь, а я повторяю, что это -- не подачка, а должное... Отец и я, оба мы должны дать приданое за Марусей, понимаешь? Должны!

-- А я, князь, опять спрашиваю, почему должны?

-- Да потому, что... Маруся нам -- не чужая.

-- Как ты сказал, князь? -- с удивлением воскликнул Левушка.

-- Я говорю, что Маруся нам родная, и потому мы обязаны выдать ей приданое.

-- Странные слова ты говоришь, князь, странные! Как может быть цыганкина внучка родственницей вам?

-- Ты все узнаешь, все, только не теперь... Прошу, Левушка, не говори Марусе ни слова об этом.

-- Эта таинственность, князь, удивляет меня.

-- Потерпи, приятель!.. Говорю, все узнаешь.

-- Хорошо, князь, я верю тебе.

У дворца Храпунова дожидалась лихая тройка, запряженная в расписные сани.

-- Кони свезут тебя, куда надо, -- сказал князь Иван, показывая на тройку.

Прежде чем ехать за своей возлюбленной, Левушка зашел во дворец, попросил доложить о себе государю и был тотчас же принят. Петр засыпал его вопросами, однако Левушка скрыл причину своей ссоры с князем Иваном и сказал только, что они лично повздорили, оба не в меру погорячившись, причем князь Иван рассердился и приказал его арестовать.

-- Надеюсь, что ничего подобного больше не случится и ты будешь по-прежнему приятелем князю Ивану. Никаких ссор я не терплю! -- строгим голосом проговорил император-отрок, отпуская Храпунова.