И на самом, деле Наполеон со своей многочисленной армией очутился в безвыходном положении: без квартир, без бриллиантов. Волей-неволей гордому всемирному завоевателю пришлось подумать о выходе из Москвы. А еще так недавно, в своем легендарном скромном сюртуке и треугольной шляпе, под звуки военной музыки, въехал он в осиротелый Кремль на белой, богато убранной арабской лошади, окруженный блестящею свитою, состоявшей из генералов и маршалов, одетых в парадные мундиры. Каких костюмов и наций тут не было!.. Были и лейб-гусары в своих красных мундирах и высоких киверах с императорским гербом и висящими вдоль спины конскими хвостами; и польские уланы и гусары, по полкам, в цветных мундирах; и отряд "беспардонных" в блестящих кирасах и косматых киверах; тут же шла конница в железных шишаках, с тигровыми шкурами, и гвардейская артиллерия в высоких куньих шапках, драгуны в медных касках и светлых плащах с карабинами за плечами. Далее шествовала знаменитая старая гвардия Наполеона, закаленная в битвах, рослая, усатая, в красивых мундирах с цветными отворотами, в высоких медвежьих шапках с золотыми кистями. Шли тут и покоренные Наполеоном пруссаки в синих камзолах, австрийские кирасиры в белых мундирах, голландские копейщики, вооруженные длинными копьями, смуглые итальянские стрелки, поляки в кунтушах. Одним словом, воины двунадесяти языков во главе с Бонапартом заполнили Москву первопрестольную.
Наполеон занял Кремлевский дворец, маршалы и генералы тоже позаботились о своих квартирах; французская армия расположилась около Москвы бивуаками у застав, на полях и огородах. По пустынным улицам Москвы разъезжали патрули.
Наполеон приказал напечатать известие о занятии Москвы французами и разослать его с курьерами по всей Европе; это известие было следующего содержания:
"Великая битва седьмого сентября, то есть Бородинская, лишила возможности защитить Москву, и они оставили свою столицу. Теперь, в три с половиной часа, наша победоносная армия вступает в Москву. Император сейчас прибыл сюда".
Наполеон прожил в Кремлевском дворце два-три дня. Страшный пожар Москвы заставил его покинуть Кремль и переселиться в Петровский дворец. Бушующее пламя угрожало Кремлю, от страшной жары во дворце лопались стекла, от дыма и смрада нечем было дышать. Наполеон спросил о причине пожара. Ему ответили, что русские поджигают свои дома и имущество. Взбешенный император отдал приказ ловить и расстреливать поджигателей. Но пожары, несмотря ни на что, продолжались, и Москва в какие-нибудь пять дней превратилась в дымящиеся развалины.
Стоявшая дотоле прекрасная погода вдруг с пятнадцатого сентября резко изменилась: подул холодный ветер, пошли непрерывные дожди, наступили холода. Французы теперь увидели, насколько безвыходно их положение во враждебной стране, без хлеба и квартир. В войсках все более и более роптали на своего великого императора. Образцовая дисциплина совершенно разрушилась, солдаты перестали повиноваться, начались грабежи.
Гордый завоеватель только теперь понял, какую непростительную ошибку сделал, предприняв поход в Россию, понял и ужаснулся. Но было уже поздно, роковой исход был очевиден, предначертание судьбы должно было свершиться.
Ожесточенные французы стали вымещать свою злобу на Москве и ее жителях; солдаты грабили до тех пор, пока грабить уже нечего было; запертые ворота и лавки разбивали бревнами, а в стены уцелевших домов били ломами и по звуку узнавали, не замуровано ли в этих стенах какое-нибудь сокровище; рылись в пепле сгоревших домов и не стеснялись с несчастных прохожих снимать сапоги и последнюю одежду; на жителей, как на лошадей, навьючивали награбленное имущество. Некоторые из сынов Великой армии врывались в церкви, святотатственно растворяли царские ворота, обнажали святые престолы, опрокидывали их, превращая храмы в конюшни и поварни, расставляя там таганы и зажигая костры из расколотых икон; в иконы вбивали гвозди и вешали на них конские сбруи и амуницию; одним словом, святотатству не было конца. В церкви Петровского монастыря французы устроили себе мясную лавку: на монастырском дворе распластывали быков, а в храме, вокруг стены, на широких лавках, лежали заготовленные порции мяса, за которыми каждый день приходили солдаты; на церковных паникадилах и на вколоченных в иконы гвоздях висели внутренности и битая птица, по большей части голуби, вороны и галки, подстреленные на улицах Москвы. Церковная завеса была изорвана в клочья, а святой алтарь забрызган кровью. Священников и монахов, восстававших против святотатства и грабежа, жестоко истязали. Почти все московские храмы и монастыри, уцелевшие от пожара, были осквернены и ограблены.
Несчастные москвичи не знали, где и скрыться от неистовства врагов. Молодые женщины мазали свои лица сажей и укутывались в платки, чтобы казаться старухами; две молодые девушки, родные сестры-красавицы, дочери почетного гражданина, спасая свою девичью честь, утопились в Москве-реке. Молодых французы брали себе, а пожилых и старых сажали за урочную работу: заставляли стирать белье и шить рубахи из награбленного полотна. Бедные женщины прятались под сводами труб, в печах, на кладбищах, укрываясь между памятниками и в вырытых могилах. Некоторые же, бледные, исхудалые, с распущенными волосами, с печальными лицами, глазами, полными слез, ходили между трупами убитых, отыскивая своих мужей, отцов, братьев.
А чем жили несчастные москвичи в это ужасное время? Кто питался пшеницей, горькой подмоченной мукой, которую доставали на барках; иные вырывали из земли гнилой картофель, и, запекая его с хлебом, ели где-нибудь за углом или в подвалах и погребах, опасаясь, чтобы французы не отняли последнего куска.
Бедствовали русские побежденные, но не менее того бедствовали и победители французы. Продовольствия для армии отпускалось все менее и менее. Голод усиливался, и дошло до того, что голодные, оборванные французы дрались между собою за рваные сапоги или кусок хлеба. К голоду присоединился еще и холод: несмотря на сентябрь, показался даже снег.
Сознавая безвыходность своего положения, Наполеон старался сблизиться с жителями посредством прокламаций, обращенных к москвичам: он предлагал вернуться к своим занятиям русским чиновникам, купцам, ремесленникам и крестьянам, обещая свою милость. Но русские не нуждались в милости завоевателей и жестоко мстили врагам родной земли. Бледные, истомленные голодом москвичи ватагами ходили по улицам, поджидая момента, чтобы врасплох напасть на французов. Нередко случалось, что французские солдаты, найдя в подвалах и погребах бочки с вином, устраивали там пирушку; москвичи подкрадывались к пирующим врагам, затворяли подвалы, заваливали их камнями и бревнами, а то, выследив дом, набитый спящими французами, запирали все двери и поджигали его. Французы боялись ходить по выжженной Москве, опасаясь попасть в засаду, посылали вперед русских, а сами шли за ними. Русские нарочно заводили своих врагов в самые опасные места и, бросаясь на них, убивали, нередко и сами погибая с ними.
Мстящий народ где только мог истреблял врагов; их трупы прятали в погреба, ямы, пруды, закапывали в садах и огородах.
Час возмездия гордому завоевателю за пролитую кровь настал. Его счастливая звезда стала быстро меркнуть. Усыпленный своими победами и славой, Наполеон проснулся, но было уже поздно. Он всеми силами старался подкрепить ослабевшую бодрость своих солдат и ради этого в своих бюллетенях заявлял, что русская армия истреблена и что надобно теперь отыскивать ее остатки.
Между тем положение французов становилось час от часу все труднее и ужаснее. Началась народная партизанская война.
Мюрат, получив приказание от Наполеона следить за действиями Тарутинского лагеря, где находилось русское войско и главнокомандующий Кутузов, растянул своих солдат вдоль реки Черпишны. Его войска терпели страшный недостаток в фураже и провианте, их пища состояла только из конины и овощей, добытых на окрестных огородах.
Начались уже заморозки, появился первый снег. Солдаты Наполеона, не имея квартир, под открытым небом десятками, сотнями заболевали и умирали.
Сообщение Мюрата с Наполеоном почти прекратилось, потому что курьеров надо было посылать в Москву под прикрытием большого конвоя с артиллерией, иначе курьеры попадали в руки крестьян и партизан. Наполеон написал Мюрату, чтобы он оставался на своей позиции и всегда был готов к наступлению.
Нелегко было Наполеону сознаться в своем бессилии. Ему, привыкшему к победам, до сих пор не знавшему неудач, приходилось признать, что его поход в Россию более чем неудачен: после всех затрат, после многих тысяч потерянных воинов надо было думать об отступлении, не заключив даже мира. Что скажут его солдаты? Что подумает Европа, привыкшая читать его бюллетени о громких победах, привыкшая к славе французского оружия? Наполеон приказал маршалу Мортъе известить европейские дворы, что он со своей "победоносной армией" намерен выступить на зимние квартиры, так как климат Москвы для нее вреден; пойдет он через Калугу в юго-западные губернии. В своем двадцать пятом бюллетене Наполеон доказывал, что на новой позиции его армия сближается с Петербургом и Киевом, что значительно облегчит его следующий поход в Россию.
И вот был назначен день для передвижения неприятельского войска. Этим днем было первое октября. Всем маршалам было предписано, куда и по какой дороге надлежало выступать из Москвы.
Как недавно французы спешили в Москву, так теперь спешили выбраться из нее.
Наполеон оставил в Москве на некоторое время маршала Мортье с молодой гвардией и кавалерийскими полками для наблюдения за порядком при выступлении армии и обозов.
Французская армия, за исключением гвардии, при выходе из Москвы была в самом плачевном положении: голодные, общипанные, оборванные до такой степени, что сами французы не узнавали друг друга. Завернувшись в рогожи, ковры, чтобы защищаться от холода, они накидывали на себя женские юбки, шали, салопы, некоторые кутались в священнические облачения. На головах были надеты шляпки, чепчики, мешки, кульки; кто шел в поповской рясе и треугольной шляпе, кто в салопе, с муфтой на голове, кто в мундире и кокошнике, кто в лакейской ливрее, кто в лошадиной попоне или рогоже, кто в сарафане и чепчике. Словом, эта "великая, непобедимая армия" походила теперь на сборище несчастных, жалких оборванцев.
По большой смоленской дороге потянулись из Москвы многочисленные повозки с больными и ранеными, двинулся обоз с серебром, золотом и другими награбленными в Москве предметами.
Наполеон оставался еще в Москве до шестого октября, питая надежду, что император Александр пришлет ему ответное письмо. Но ответа не было, и Наполеон понял, что о мире не может быть и речи. Тогда появился следующий его приказ: "Сегодня вечером, в восемь часов, все корпусы должны приготовиться к выступлению из Москвы; каждый генерал возьмет с собой кураж и съестных припасов, сколько может".
Вследствие этого приказа во французском войске началась страшная суматоха. Армией овладел какой-то панический страх: французы кинулись укладывать награбленные вещи и багаж в фуры, а тут еще, к довершение их ужаса, через Серпуховскую заставу потянулся обоз с ранеными под Тарутином. Стоны несчастных далеко неслись, увеличивая панику у отступающих.
Наш отряд под предводительством Беннигсена в ночь с пятого на шестое октября напал на корпус неаполитанского короля Мюрата и разбил его наголову. Мюрат отступил, потеряв множество повозок, орудий и весь свой лагерь. Кроме того, наши взяли много раненых.
Французы спешили скорее покинуть Москву. Их сборы были непродолжительны все награбленное имущество, которое нельзя было взять с собою, они сжигали и ломали. Повсюду слышались разноязычный говор, крики, бряцание оружия, ржание лошадей скрип обозных колес.
Перед самым выступлением неприятельского войска трубачи возвестили о походе; грянуло несколько пушечных выстрелов, громко заиграла музыка. Но "сыны великой армии" покидали Москву с поникшей головой: они ужасались той участи, которая предстояла им на пути от Москвы до Франции; страшный голод, его родной брат мороз-богатырь, народ русский, мстящий за погром своей родины, устрашали их.
И двинулись "двунадесять языков" восвояси. Двуглавый орел победил ворона!
Покидая Москву, Наполеон сказал своим солдатам:
-- Я поведу вас на зимние квартиры, и если встречу на дорогах русских, то разобью их!
Но не то оказалось на деле: в отмщение за разгром России французскому войску суждено было погибнуть в России -- уцелели и вернулись на родину немногие.
Картина выступающих из Москвы французских войск была очень странной: на несколько верст длинным хвостом растянулись полки, сзади ехало более десяти тысяч карет, колясок, колымаг, бричек и фургонов, масса подвод с награбленным добром. Более сорока тысяч повозок ехали медленным шагом. Среди длинных колонн войска везли шестьсот пушек. Наполеон вступил в Москву с четырьмястами десятью тысячами солдат и выступил с тремястами восьмьюдесятью тысячами; следовательно, в одной Москве погибло более тридцати тысяч.
Позади армии шли и ехали не строевые, но принадлежащие к армии, как-то: чиновники, маркитанты, слуги придворного штата, актеры, а также жившие в Москве иностранцы, преимущественно французы. Они тоже последовали за армией.
Наполеон приказал Мортье по выходе войска из Москвы взорвать Кремль. Подкопы под кремлевские здания были сделаны заранее, вековому Кремлю грозило страшное разрушение; что сооружалось веками, мстительный враг задумал разорить в один день. Но Господь невидимо хранил святыню. Отряд генерала Винцингеррде быстрым нападением на неприятельские посты помешал исполнить этот адский замысел.
Мортье поспешно оставил Москву. Целый день десятого октября французы взрывали оружейные склады, вывозили из госпиталя больных и раненых.
Смятение французов увеличили появившиеся у Тверской заставы казаки. Неприятельские войска бежали, не успев даже забрать награбленную добычу, некоторые даже бросали нужные бумаги и планы.
Москвичи встрепенулись и, где можно было, добивали врагов, особенно производя панику между ними криком:
-- Ура!.. Казаки!.. Казаки!..
Несчастные неприятельские солдаты гибли сотнями, тысячами.