Нижний Новгород
1848 г., апреля 3 дня
Любезный друг.
Не нахожу слов утешить тебя в печали вашей. Такие потери незабвенны, да и все утешения тогда бывают излишни и обременительны. Почему не уделить несколько времени на соболезнование о том, что огорчает весь мир, -- о кончине добродетельного человека. А покойный князь вполне достоин был имени благодетеля. Больше тысячи подчиненных своих он делал счастливыми. Имя покойного всегда с благоговением будет произносимо устами облагодетельствованных им. Но скажи, пожалуйста, поподробнее обстоятельства кончины его. Я слышал их по очень странному и необыкновенному случаю. Пишу тебе все откровенно, как старому другу. Я держу работницу. Ты и сам знаешь, что с моим жалованьем держать лакея для меня было бы слишком обременительно. Вчера я поужинал и лег спать, но что-то долго не уснулось. Вдруг слышу, кто-то отворяет дверь. Смотрю -- это кухарка. Видно, спрашивать, что к завтраму готовить, подумал я. Говорить мне не хотелось, я притворился спящим. Но кухарка, удостоверившись, что я точно сплю, отворила дверь в прихожую и сказала: "Войди, Савельевна, дрыхнет". Это последнее относилось ко мне. Вошла Савельевна, старуха лет под шестьдесят, и в компании работницы преспокойно стала убирать остатки моего ужина. Я не перечил. Пусть себе, подумал, ужинают, под шумок, может быть, лучше усну. Разделили полбутылки фаяльского (?), которое осталось на столе после ужина. И у Савельевны язык развязался. Она начала рассказывать о кончине князя. Скажу тебе коротко. Князь читал в субботу на страстной неделе в церкви часы, потом, пришодши из церкви, кушал чай и перед обедом пошел купаться. Сколько ни уговаривал его Митька, сколько ни представлял, что еще Волга недавно вскрылась и что вода еще ужасно холодна, князь непременно хотел купаться. Искупавшись, князь очень продрог и почувствовал ужасную резь в животе. Однако, отдохнув на бревешке, дошел до дому и прилег отдохнуть на диване. Тут диктовал тебе письма в свой нижегородский дом. Вдруг закричал: "Ай, ай, ай, больно, больно!..", да и дух отдал. Это было часу в шестом вечера.
Вот что я слышал о кончине незабвенного Григория Александровича. Не знаю всему этому оправданья. Но старуха, которая, как видно было из рассказа, крепостная покойного, так и заливается слезами. Да нельзя не плакать и теперь. Эти строки оканчиваю слезами... Завтра извещу под рукой весь город. А ты, Павел Алексеич, уж пожалуйста, поскорее извести меня о всех подробностях кончины Григория Александровича. Неужели же, будучи секретарем покойного, не можешь послать нарочного. Опять же можно послать и с тем, кто поедет сюда для закупки разных необходимых вещей по случаю смерти князя.
Твой Михаило.
Нижний Новгород
11 апреля
Любезный друг! Ты не можешь себе представить, как удивило меня письмо твое от 7 апреля, а тем более, как обрадовало известие, что Григорий Александрович находятся в живых. Но теперь я и сам уверился в противном. Как скоро я получил письмо твое, тотчас позвал работницу и, открывши, что я слышал разговор ее с Савельевной во второй день пасхи, принудил ее сознаться в нем и спросил -- про какого князя рассказывала Савельевна. Тут я узнал, что это история кончины князя Колончакова, жившего здесь лет за пятьдесят до нашего времени, и что Савельевна была тогда еще девчонкой двенадцати лет. Но, посуди сам, мне нельзя было не ошибиться. Князь Колончаков жил в селе на берегу Волги. Лызково, в котором живет князь Григорий Александрович, таким при Волге. Князь Колончаков читал часы. Г. А. также страшный охотник читать в церкви. Камердинера покойного князя звали Митькой, любимый камердинер Г. А. тоже Митька. Князь Колончаков непременно захотел купаться. Г. А. также известен твердостию воли. Наконец, у князя Колончакова был в Нижнем дом с огромною дворней, у Г. А. тоже. Даже самые слезы старухи удостоверяли меня в том, что именно говорили о Г. А. Не всякого князя кончина будет вызывать ручьи слез из глаз подчиненных. К тому же кто бы мог подумать, что старуха стала плакать о кончине барина, которого она лишилась лет за пятьдесят до нынешнего дня. Уже работница разрешила мне, что эти слезы произвело фаяльское, слишком сильно подействовавшее на нервы старой Савельевны.
Кстати, вот пример изобретательности русского народа. Поутру, на другой день после ужина Савельевны на мой счет, я был разбужен шумом судомойки. Гляжу, работница подтирает пол на том месте, где вчера был ужин. Слраишваю: "Что ты моешь пол так рано?" -- "Я, барин, не мою, а вон кошка бутылку с вином разбила, вот и подтираю". И в самом деле, я увидел на полу черепки бутылки, опорожненной вчера Савельевной. Изобретательность.
Прости.
Твой Михайло.
Печатается впервые по автографу ИРЛИ. На листе 6 рукописи надпись Н. Г. Чернышевского: "Эти два письма -- вымысел, подобный письмам Аннибала к Наполеону и Наполеона к Джембулату" (имеются в виду юношеские шутливые опыты Добролюбова; см. Материалы, стр. 649--650). Написано в 1848 году.