Однажды, кажется в "Москвитянине", напечатано было письмо какого-то провинциала, который хотел оправдаться от обвинения его в сочинении пасквиля на его земляков. "Я никогда такими делами не занимался, -- писал провинциал, -- и даже не верю, чтоб кому-нибудь пришло в голову серьезно обвинить меня в подобной гадости. Я торжественно протестую против клеветы и прошу вас, м<илостивый> г<осударь>, категорически объявить всем и каждому (кто будет спрашивать), что это не я, что у меня этого и в мыслях не было. Так всем и скажите: это, мол, не он, а, верно, кто-нибудь другой..."
И вообразите себе: письмо было анонимное. Провинциал, оправдываясь против клеветы, не счел удобным подписать под письмом свое имя. Даже буквы никакой не было, значка никакого, по которому можно бы узнать, кто же это он, невинно оклеветанный...
Само собою разумеется, что письмо было всеми принято за мистификацию, порожденную претензиями тогдашнего "Москвитянина" на остроумие.
Но шли годы, столь плодотворные для нашего отечества, так далеко подвинувшие нас на поприще общественных успехов, -- прошло несколько таких лет -- и вот мы имеем случай убедиться, что факт, который мы считали мистификацией, возможен самым серьезным образом, в серьезнейшем русском журнале. В июньской книжке "Отечественных записок" 1861 года напечатана "Заметка", никем не подписанная и тоже заключающая в себе оправдание неизвестного ее автора против неизвестной клеветы, распущенной неизвестными людьми. Автор неподписанной заметки говорит: "Мы не хотим верить, чтоб нас кто-нибудь серьезно мог заподозрить в умышленном оскорблении чьей-либо личности" (стр. 69). И через несколько строк далее: "Не может быть, чтобы нас могли заподозрить в подобном поступке" (стр. 70). И еще дальше: "Напрасно говорят нам о какой-то личной вражде к каким-то литературным кружкам и партиям" (стр. 70). И снова: "Полагают, что мы сгораем ненавистью к тем певцам, для которых имя наше и полковая фуражка,1 которую мы некогда носили, служит предметом неисчерпаемого вдохновения" (стр. 71). Ив заключение: "Нет, мы не питаем личной вражды к нашим противникам" (стр. 72).
И все это не подписано: ну ни дать ни взять -- наивный провинциал "Москвитянина"!.. Мы, говорит, не писали оскорбительных вещей -- так всем и скажите, что мы их не писали...
Да кто же это мы? Каждый человек, отвечая за собственный поступок, говорит: я. "Мы" -- говорят о себе неопытные фельетонисты, которым еще как-то неловко сунуться на свет божий с собственною личностью, да говорят так еще журналисты, когда слова их относятся ко всей редакции журнала. Но здесь не то: здесь говорится, например, о полковой фуражке, а известно, что в редакции "Отечественных записок" состоят большею частию люди, никогда не бывавшие в военной службе. Значит, под "нами" скрывается какое-то единичное лицо, и притом не фельетонист неопытный, а личность довольно решительного тона, только желающая как-нибудь поприкрыть себя по какому-то странному пристрастию к неопределенности, тайне и спутанности. Пристрастием этим отзывается вся "Заметка". Представьте себе, из чего все дело: говоря о наших литературных распрях, составитель хроники "Отечественных записок" возвышается до гражданской аллегории и говорит (в майской книжке):2 "В должность мирового посредника изъявил желание вступить "Светоч", но, говорят, пока неудачно. Гораздо более способности к этому званию имеет "Время"; но журнал этот занял уже другую, не менее почетную должность -- должность присяжного судьи, беспристрастно изрекающего приговоры. И то хорошо. "Русский вестник" будет, стало быть, ловить мазуриков, а "Время" -- судить их. Значит, в литературных судах воцарится наконец правда".
Кажется, что необыкновенного в этих замечаниях? Но вот послушайте, что из них вышло: "Добрые приятели указали нам (говорит неизвестный) несколько неловких слов и сопоставлений в этой фразе, которые могут будто бы оскорбить некоторых уважаемых людей".
И затем вся заметка состоит в уверениях, которых образчики приведены выше, -- то есть, что неизвестный оскорблять уважаемых людей и не думал.
Что же это, в самом деле, -- спрашивает читатель, наивность, рассеянность или действительно обдуманная и серьезная таинственность, так приличная оракулам, ученым и всяческим неведомым силам, ускользающим от общего понимания? "Мы сказали..." Мы, то есть составитель...
ПРИМЕЧАНИЯ
УСЛОВНЫЕ СОКРАЩЕНИЯ
Аничков -- Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений под ред. Е. В. Аничкова, тт. I--IX, СПб., изд-во "Деятель", 1911--1912.
Герцен -- А. И. Герцен. Собрание сочинений в тридцати томах, тт. I--XXVII, М., изд-во Академии наук СССР, 1954--1963 (издание продолжается).
ГИХЛ -- Н. А. Добролюбов. Полное собрание сочинений в шести томах. Под ред. П. И. Лебедева-Полянского, М., ГИХЛ, 1934--1941.
ГПБ -- Государственная публичная библиотека им. M. E. Салтыкова-Щедрина (Ленинград).
Изд. 1862 г. -- Н. А. Добролюбов. Сочинения, тт. I--IV, СПб., 1862.
ИРЛИ -- Институт русской литературы Академии наук СССР (Пушкинский дом).
Княжнин, No -- В. Н. Княжнин. Архив Н. А. Добролюбова. Описание... В изд.: "Временник Пушкинского дома. 1913" СПб., 1914, стр. 1--77 (второй пагинации).
Лемке -- Н. А. Добролюбов. Первое полное собрание сочинений. Под редакцией М. К. Лемке, тт. I--IV, СПб., изд-во А. С. Панафидиной, 1911 (на обл. -- 1912).
Летопись -- С. А. Рейсер. Летопись жизни и деятельности Н. А. Добролюбова. М., Госкультпросветиздат, 1953.
ЛН -- "Литературное наследство".
Материалы -- Материалы для биографии Н. А. Добролюбова, собранные в 1861--1862 годах (Н. Г. Чернышевским), т. 1, М., 1890.
Некрасов -- Н. А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем, тт. I--XII, М., Гослитиздат, 1948--1953.
"Совр." -- "Современник".
Указатель -- В. Боград. Журнал "Современник". 1847--1866. Указатель содержания. М.--Л., Гослитиздат, 1959.
ЦГАЛИ -- Центральный государственный архив литературы и искусства.
Чернышевский -- Н. Г. Чернышевский. Полное собрание сочинений, тт. I--XVI, М., ГИХЛ, 1939--1953.
В настоящий том вошли произведения Добролюбова, написанные им в 1861 году, а также сатирические статьи и стихотворения из "Свистка" (1858--1861) и "Искры" (1859).
Основную часть статейного материала тома составляют так называемые "итальянские" статьи Добролюбова: в них рассматриваются события итальянского национально-освободительного движения. Эти события привлекали всеобщее внимание, но оценка происходившего в Италии была очень различна. То освещение, которое мы находим в работах Чернышевского и Добролюбова, противостоит прежде всего либеральному истолкованию. Направленные против западноевропейских либералов, эти статьи не в меньшей степени обращены и против российского либерализма -- против его интерпретации событий в Италии и исторического процесса в России. Важной особенностью этих статей является их второй план: события национально-освободительной борьбы в Италии проецировались на русскую современность тех лет с характерной для нее революционной ситуацией и предстоявшим освобождением крестьян.
Очень значительной для понимания литературно-теоретических взглядов Добролюбова является статья "Забитые люди". Этой статьей о творчестве Достоевского завершается творческий путь критика.
Из полемических статей на другие темы необходимо отметить продолжение спора с Н. И. Пироговым ("От дождя да в воду") и резкое выступление против филантропических, с религиозным оттенком, идей Общества для распространения полезных книг.
Важным разделом тома является "Свисток". Органическая часть "Современника", "Свисток" был подчинен тем же задачам, какие стояли в это время перед боевым органом революционной демократии. Он показывал всю ограниченность либеральных иллюзий, боролся против так называемого обличительства, осмеивал самые различные стороны неприглядной русской действительности тех лет.
Сноски, принадлежащие Добролюбову, обозначаются в текстах тома звездочками; звездочками также отмечаются переводы, сделанные редакцией, с указанием -- Ред. Комментируемый в примечаниях текст обозначен цифрами.
Тексты всех статей "Современника" подготовлены В. Э. Боградом, реальные примечания к ним написаны В. А. Алексеевым, за исключением статьи "Забитые люди", примечания к которой написаны Г. Е. Тамарченко; текстологические примечания В. Э. Бограда. Тексты "Свистка" подготовили и комментировали Б. Я. Бухштаб и С. А. Рейсер. С. А. Рейсеру принадлежат вступительные примечания ко всем номерам "Свистка"; кроме того, им подготовлены тексты и написаны примечания к произведениям, напечатанным в "Свистке", NoNo 1 и 8, и в "Искре", а также к следующим отдельным произведениям: "Мысли о дороговизне вообще и о дороговизне мяса в особенности", "Краткая история "Свистка" во дни его временного несуществования", "Отрадные явления", "Стихотворения, присланные в редакцию "Свистка" (в NoNo 3 и 4)", "Новые творения Кузьмы Пруткова", "Оговорка", "Опыт отучения людей от нищи", "Отъезжающим за границу", "Еще произведение Пруткова", "Новое назначение "Свистка"", "Сирия и Крым", "Письмо благонамеренного француза", ""Свисток" ad se ipsum", ""Свисток", восхваляемый своими рыцарями". "Выдержки из путевых эскизов", "Славянские думы", "Средь Волги, реченьки глубокой...", "Что о нас думают в Париже?", "В начале августа вернулся я домой...". Остальные тексты подготовил и комментировал Б. Я. Бухштаб.
<ОДНАЖДЫ, КАЖЕТСЯ В "МОСКВИТЯНИНЕ"...>
Впервые напечатано в ГИХЛ, V, стр. 517--518. Автограф хранится в ГИБ. Написано, вероятно, в августе -- октябре 1861 года (Летопись, стр. 312). Это ответ Добролюбова на заметку С. С. Громеки ("Отечественные записки", 1861, No 6, стр. 69--72), либерального публициста, обозревателя "Отечественных записок", ставшего известным после выступления в печати о злоупотреблениях полиции (Громека ранее служил жандармом).
После 1863 года Громека был назначен губернатором г. Седлеца в Польше.
Добролюбов в "Свистке" ("Наш демон") иронически вспоминал о том, как Громека "с силой адской все о полиции писал" (см. п наст, томе; см. также т. 3 наст. изд., стр. 529).
Добролюбов полемизирует с "Заметкой" Громеки, направленной против "свистунов" (намек на сатирическое приложение к "Современнику" -- "Свисток"), иронизирует над трусливой анонимностью либеральной критики. Статья продолжает полемику с либеральной журналистикой: незадолго до этого Чернышевский выступил с критикой "Отечественных записок" в статье "Полемические красоты" ("Совр.", 1861, No 7, отд. II, стр. 133--180).
1. Полковая фуражка -- намек на форму жандарма, которую раньше носил Громека.
2. Имеется в виду "Современная хроника России" -- внутреннее обозрение, которое вел Громека ("Отечественные записки", 1861, No 5, стр. 21).