Рассказ

I

Франсуа Мамай, старый флейтист, заходил ко мне иногда вечером, чтобы выпить со мной вместе стаканчик старого вина.

Однажды вечером мы сидели, как всегда, за кружкой вина, и старый флейтист так начал свой рассказ.

Наша страна не всегда была мертвой и невеселой. Раньше она бойко торговала мукой.

За семь миль хозяева ферм привозили к нам молоть зерно.

На всех холмах вокруг нашей деревни стояли ветряные мельницы.

Направо и налево только видны были крылья, их вращал над соснами ветер, дующий со Средиземного моря.

Вереницы осликов, нагруженных мешками, подымались и спускались по дорогам.

Шесть дней в неделю раздавались в воздухе удары бичей, и трещал холст, и слышались крики работников там, наверху у мельниц.

А живее всех работала мельница веселого дедушки Корниля.

По воскресным дням мы отправлялись на холмы толпами. Наверху мельники угощали нас сладким мускатным вином. Мельничихи были прекрасны в своих кружевных косынках, с золотыми цепочками на шеях. Я приносил флейту и всю ночь напролет все танцовали фарандолу.

Так ветряные мельницы оживляли и веселили наш край.

Но вот французы из Парижа построили по дороге в Тараскон в стороне от нашей деревни большую паровую мельницу.

Прекрасно! Ново!

Люди стали возить свой хлеб на паровую мельницу — оно и дешевле и быстрее, — и бедные ветряные мельницы остались без работы. Пробовали старушки на первых порах бороться с новой мельницей, но пар был сильнее — и они остались без работы.

Уже больше не видно было на наших дорогах маленьких осликов.

Красивые мельничихи продали свои золотые цепочки.

Исчезло сладкое мускатное вино.

Нет более веселой фарандолы.

Как ни дул ветер с моря — мельницы не махали больше крыльями.

И вот их решили снести. На их месте посадили виноград и маслины.

Только одна мельница осталась на высоком холме и продолжала бодро вертеть крыльями несмотря на паровую мельницу. Это была мельница дедушки Корниля… Старик флейтист умолк и выпил стакан вина.

II

Корниль, — продолжал флейтист свой рассказ, — был старый мельник. Он прожил лет шестьдесят среди мешков с мукой и любил свою старушку мельницу и работу.

Паровая мельница привела его в бешенство.

Целую неделю бегал он по деревне, немытый и растрепанный, стараясь возмутить народ. Он кричал, что на паровых мельницах отравляют муку.

— Не ходите туда, — умолял он, — там эти мошенники парижане мелют при помощи пара, а пар выдумал дьявол! Верьте мне, старому Корнилю. Шестой десяток я работаю с помощью ветра. А что такое ветер? Дыханье божье!

И еще долго хвалил он ветряные мельницы, но никто его и слушать не хотел.

Тогда, в ярости, старик заперся в своей мельнице и жил, как дикий зверь, совершенно один.

Он даже отослал от себя свою любимую внучку Иветту, девочку пятнадцати лет, у которой после смерти родителей не было никого на свете кроме дедушки Корниля. Он ее и выкормил и вырастил.

Теперь она, как большая, стала ходить по дворам своих односельчан в поисках работы. Но ее брали только в горячее время жатвы, сбора коконов и оливок.

Что же, забыл свою внучку дедушка Корниль? Нет, он и теперь, повидимому, сильно ее любил.

Часто под палящим солнцем он тащился три-четыре мили, чтобы посидеть с Иветтой в открытом поле. А когда он был около нее, он смотрел на нее и плакал.

Только к себе на мельницу он ее не пускал.

Односельчане часто говорили между собой о мельнике и его внучке. Старика бранили, говорили, что он прогнал Иветту по скупости.

— Слыханное ли дело — рассуждали они, — чтобы такой почтенный человек, как мельник Корниль, ходил по улицам, как настоящий цыган, босой, в лохмотьях, в дырявой шляпе!

Корниль чувствовал косые взгляды и никогда не садился на скамейку рядом с односельчанами.

III

Уже никто из деревни не привозил к дедушке Корнилю зерна. Казалось бы, его мельница должна была давно остановиться, — а между тем она упрямо вертела своими крыльями — без остановки.

— Что он мелет? — спрашивали односельчане.

По вечерам видели, как старик гнал по дороге перед собой ослика, нагруженного большими мешками.

— Добрый вечер, дедушка Корниль! — кричали ему крестьяне. — Твоя мельница, кажись, все еще работает?

— Помаленьку, помаленьку, — весело отвечал старик, — работы нам хватает!

Крестьяне удивлялись и спрашивали у него: — На кого же ты работаешь? Ведь все мы возим зерно на паровую мельницу?

Вместо ответа старик прикладывал палец к губам и важно отвечал:

— Чорт возьми, я работаю на вывоз!

Больше ничего нельзя было от него добиться.

Но нечего было и думать заглянуть на его мельницу.

Даже сама Иветта не смела туда наведываться.

Маленькая дверь мельницы была всегда заперта. Огромные крылья со скрипом вертелись. Старый осел щипал тут же траву на полянке, а большая, тощая кошка сидела на окне мельницы и сверху злобно поглядывала на проходящих.

У дедушки Корниля, очевидно, была тайна.

Каждый по своему строил догадки о том, что делается на единственной ветряной мельнице.

Но почти все подозревали, что там на мельнице у дедушки Корниля больше мешков с деньгами, чем с мукой. Вот почему старый скряга прячется от всех и держит дверь на запоре.

IV

Вот как открылась наконец тайна дедушки Корниля.

Однажды, когда я играл на флейте, а молодежь танцовала на лужайке, я заметил, что мой старший сын все время танцует с Иветтой. В тот же вечер они рассказали мне, что любят друг друга и хотят пожениться.

По правде сказать, я был доволен этим, так как, несмотря на все, дедушка Корниль был человек почтенный, а Иветта хорошая и работящая девушка. Мне и самому было бы приятно, чтобы славная, маленькая птичка Иветта хозяйничала у меня в доме.

Надо было переговорить об этом деле со стариком Корнилем.

Я подумал, подумал и поплелся на мельницу.

Ах, этот старый колдун!

Надо было видеть, как он меня встретил.

Он и на этот раз не впустил меня.

Я стал кричать ему сквозь замочную скважину, зачем я к нему пришел.

А пока я стоял, нагнувшись перед дверью, — проклятая тощая кошка, как дьявол, шипела над моей головой.

Старик даже не дал мне договорить.

— Иди, дуй в свою флейту! — закричал он. — Если ты так торопишься женить мальчишку, то поищи для него невесту там — на паровой мельнице.

Кровь закипела во мне, когда я услышал эти нехорошие слова. Но я сдержал себя.

Я покинул старика и его мельницу и пошел сказать детям о своей неудаче.

Но дети не потеряли надежду. Они решили попытаться проникнуть к деду на мельницу.

И вот они оба, мои милые ребята, отправились на холм.

Как раз, когда они подошли к мельнице, старого Корниля там не было.

Дверь была заперта на двойной запор.

Но старик, уходя, забыл спрятать приставную лестницу.

Детям пришла в голову мысль влезть по ней в окно и разузнать наконец, что делается внутри этой таинственной мельницы.

V

Комната с жерновами оказалась пустой.

Ни одного мешка.

Ни одного зернышка.

Ни одного следа мучной пыли ни на стенах, ни на паутине.

На мельнице даже не пахло молотой пшеницей.

Деревянный вал был покрыт пылью, и тощая кошка дремала на нем.

Нижняя комната казалась такой же заброшенной и убогой.

Плохая кровать, лохмотья, ломоть черствого хлеба на ступеньке лестницы. Только в углу были навалены три или четыре туго набитых мешка. Что в них — мука или зерно? Дети пригляделись и увидели, что из дыры в верхнем мешке сыплется мелкий щебень и песок…

Так вот она, тайна дедушки Корниля!

Этот щебень и мусор возил он каждый вечер по дорогам, чтобы спасти честь своей мельницы и заставить всех думать, что он возит настоящее пшеничное зерно.

Бедная старушка мельница! Бедный дедушка Корниль!

Уже давно паровая мельница отняла у них последнюю работу.

Крылья вертелись, но жернова работали впустую…

Дети вернулись в слезах и передали мне о том, что увидели на старой мельнице. И у меня сжалось сердце, когда я узнал все.

Не теряя ни минуты, я побежал к соседям и рассказал им в двух словах, в чем дело. Мы потолковали между собой и сговорились потешить бедного выжившего из ума старика.

Сказано — сделано.

Вся деревня направилась к мельнице, погоняя вереницу ослов, нагруженных зерном, настоящим зерном на этот раз.

Дверь мельницы мы нашли раскрытой настежь. Старик мельник был дома. Он сидел на мешке с мусором и плакал, уткнув голову в коленки.

Незадолго перед тем он вернулся домой и заметил лестницу, приставленную к окну. Старик сразу понял, что кто-то побывал у него и открыл его тайну.

— Стыдно, стыдно мне! — бормотал он. — Как мне теперь людям на глаза показаться! Помереть бы мне тут на месте. Бедная моя мельница! Засмеет ее народ!

Он рыдал, называя свою мельницу разными ласковыми именами, и разговаривал с ней, как с живым существом.

Как раз в это время наши ослы остановились перед мельницей, и мы стали громко звать старого мельника, как в старое, доброе время, когда еще не было паровых мельниц.

VI

И вот опять, как в старину, мешки складываются в кучу перед дверью дедушки Корниля, и прекрасное золотое зерно сыплется со всех сторон на землю.

Старый мельник только глаза раскрыл, взял немного зерна на свою сморщенную ладонь и засмеялся, все еще всхлипывая от недавнего плача:

— Вот это зерно! Настоящее зерно! Дайте мне поглядеть!

Потом он успокоился, повернулся к двери и лукаво проговорил:

— А я знал, что вы вернетесь ко мне. Все хозяева паровых мельниц — воры и мошенники.

Мы стали звать старика с собой в деревню, но он решительно отказался:

— Нет, нет, дети мои, надо сперва накормить мою мельницу. Подумайте-ка, уже так давно у нее не было в зубах ни зерна!

Мы все, со слезами на глазах, смотрели, как старик суетился направо и налево, развязывал мешки, следил за жерновами — в то время, как зерна дробились, и тонкая пшеничная пыль летела к потолку.

С этих пор мы не оставляли старика без работы.

Но вот однажды утром дедушку Корниля нашли мертвым. Крылья его упрямой ветряной мельницы, наконец, перестали работать и на этот раз навсегда.

Всему есть конец на свете, и нужно думать, что время ветряных мельниц прошло и никогда больше не вернется.