Рано утром участники экспедиции собрались в условленном месте на канале.

-- Все ли тут? -- спросил Петер, выбранный предводителем. -- Я сейчас сделаю перекличку. Карл Шум-мель?

-- Здесь!

-- Якоб Пут?

-- Тут!

-- Бенджамен Доббс?

-- Да!

-- Ламберт ван Маунен?

-- Здесь!

-- Отлично! Без тебя плохо бы пришлось Бену; так как только ты один говоришь по-английски.

-- Людвиг ван Гольп?

-- Есть!

-- Вустенвальберт Шиммельпеннинк?

Никто не отвечал.

-- Должно быть, бедному Вусту не позволили идти с нами. Ну, делать нечего. Теперь уже восемь часов и пора отправляться в путь... Раз, два, три -- марш!

Мальчики быстро понеслись по льду и через полчаса были уже в Амстердаме. Это в высшей степени оригинальный город, окруженный стенами и расположенный на девяноста пяти островах; около двухсот мостов соединяют их между собой. Бен с удивлением смотрел по сторонам -- все здесь интересовало его: высокие дома со странными раздвоенными трубами; помещения для склада товаров, ютившиеся под самыми крышами домов, и подъемные краны, при помощи которых товар поднимался в склады или опускался на улицу; большие общественные здания, стоящие на толстых сваях, глубоко вбитых в болотистую почву; узенькие улицы; каналы, пересекающие весь город; мосты, шлюзы и странные костюмы жителей.

Бен подивился и на маленькие зеркала, укрепленные с наружной стороны окон таким образом, что живущие в доме могли видеть не только все происходившее на улице, но и каждого, кто подходил к их двери и стучал в нее.

По улицам двигались запряженные собаками тележки, нагруженные разными деревянными изделиями, осторожно проходили ослы, навьюченные корзинами с глиняной или стеклянной посудой, и изредка проезжал ярко раскрашенный, но неуклюжий экипаж, который тащила пара вороных лошадей с белыми как снег хвостами.

По улицам двигались запряженные собаками тележки...

Город разукрасился по-праздничному, и в магазинах было выставлено множество вещей для подарков, а в особенности игрушек, производством которых славится Голландия. Чего тут только не было! И всевозможные миниатюрные, хоть и очень сложные, машины, и рыбачьи лодки, и маленькие трешкоты с кладью. Бену очень хотелось купить что-нибудь для своего младшего брата Робби, но это оказалось невозможно. Голландцы народ очень расчетливый. Собираясь в экспедицию, мальчики решили, что каждый участник возьмет с собой ровно столько денег, сколько нужно на его путевые издержки. А потом, когда все пришли на канал, общую кассу передали Петеру, как предводителю. Таким образом, Бен мог только любоваться на игрушки и старался отогнать от себя мысль о маленьком Робби.

-- Ну, господа, пора отправляться в путь! -- сказал Петер. -- Вперед!

В час дня наши путешественники добрались до Харлема. Они сделали с утра целых семнадцать миль, но ни один из них не устал, и все были веселы, начиная с самого младшего, четырнадцатилетнего Людвига, и кончая Петером, которому уже минуло семнадцать лет.

-- Теперь самое время позавтракать, -- решительно произнес Петер. -- Зайдем в эту кофейную.

И он опустил руку в карман, чтобы достать кошелек с деньгами.

-- Что с тобой? -- с испугом воскликнул Ламберт.

Петер, бледный, с широко раскрытыми глазами, хлопал себя руками то по груди, то по бокам.

-- Он заболел, -- сказал Бен.

-- Нет, он, должно быть, что-нибудь потерял, -- возразил Карл.

-- Кошелек! -- прерывающимся голосом проговорил Петер. -- Кошелек со всеми нашими деньгами... пропал!

Все были поражены, как громом. Никто не мог произнести ни слова.

-- Поищи хорошенько в карманах, -- наконец сказал Карл.

-- Я уже искал... Его нет нигде! -- Петер снял шапку, встряхнул ее, снова обшарил все карманы и с отчаянием взглянул на товарищей.

-- Кошелька нет, братцы, и нам придется остаться не только без завтрака, но и без обеда. Что тут делать! Если бы мы были в Амстердаме, я мог бы достать денег, но здесь у меня нет ни одной знакомой души. А у вас?

Мальчики мрачно переглянулись и покачали головами. Они вдруг почувствовали страшный голод.

-- Сколько было всего денег? -- спросил Людвиг.

-- Да разве ты не знаешь? Всего было тридцать гульденов -- ведь каждый из нас внес по пять. Я поступил как дурак. Даже маленький Шиммельпеннинк был бы лучшим предводителем, чем я.

-- Полно, полно! -- добродушно проговорил Якоб. -- К чему приходить в отчаяние? Вернемся домой, а завтра или послезавтра опять отправимся в путь.

-- А денег-то мы откуда возьмем? -- проворчал Карл. -- Не всякий может выбрасывать на ветер по пять гульденов!

-- Неужели ты полагаешь, что я заставлю вас расплатиться за мою небрежность? -- воскликнул Петер. -- Дома у меня есть деньги, и даже гораздо больше тридцати гульденов.

-- А, тем лучше! Я не знал, что ты так богат. Ну, делать нечего, придется повесив носы отправляться домой!

-- Я придумал кое-что получше.

-- Что? Что такое? -- закричали остальные мальчики.

-- Бежать домой не повесив носы, как говорит Карл, а весело, не падая духом. Что за беда, если нам придется немножко поголодать!

-- Ура! Ура нашему предводителю! -- воскликнули мальчики.

-- Представим себе, что нет на свете города лучше нашего Брука, -- продолжал Петер, -- и постараемся думать о том, что через два часа будем там. Согласны?

-- Да, да!

-- Так надевайте коньки! Постой, Якоб, я помогу тебе. Ну, кажется, все готовы? Вперед!

И школьники весело побежали назад.

* * *

-- Господи помилуй! -- с досадой воскликнул Карл, когда мальчики отбежали шагов на двадцать от городских ворот. -- Опять этот оборвыш в заплатанных штанах! От него никуда не скроешься! А у нашего предводителя такое нежное сердце, -- насмешливо прибавил он, -- что он, пожалуй, велит нам остановиться и пожать руку этому нищему!

-- Да, ваш предводитель ужасный человек, -- засмеялся Петер. -- Но это, кажется, ложная тревога, Карл. Я нигде не вижу мальчика, который так пугает тебя... А, вот он! Да что же такое с ним?

Бледный, с крепко сжатыми губами, Ганс бежал вперед, не замечая ничего окружающего.

-- Здравствуй, Ганс Бринкер! -- сказал Петер, когда тот поравнялся с ним.

Лицо Ганса просветлело.

-- А, это вы, мингер? Как хорошо, что мы встретились!

-- Этакая наглость! -- пробормотал Карл и понесся вперед один, так как все мальчики остановились.

-- Я очень рад видеть тебя, Ганс. Ты, по-видимому, чем-то расстроен. Не могу ли я помочь тебе?

-- Да, у меня большое горе, мингер, очень большое. Но не в этом дело. На этот раз не вы мне, а я вам могу оказать небольшую услугу.

-- Ты? Каким же это образом?

-- Возвратив вам вот этот кошелек.

-- Ура! -- воскликнули мальчики, а Петер так горячо поблагодарил Ганса, что тот был тронут.

Услышав восторженные крики товарищей, Карл остановился. Что бы это значило? Чему они радуются? Постояв с минуту и придя к заключению, что только надежда поесть чего-нибудь могла привести их в такой восторг, он повернулся и скрепя сердце побежал назад.

Между тем Петер отвел Ганса в сторону от других.

-- Как ты узнал, что это мой кошелек? -- спросил он.

-- Помните, третьего дня вы заплатили мне два гульдена за деревянную цепочку и посоветовали купить коньки?

-- Помню.

-- Вы тогда вынимали кошелек, и я заметил, что он был из желтой кожи.

-- А где же ты нашел его?

-- Сегодня утром, когда я вышел из дому, у меня было очень тяжело на душе, и я бежал по льду, не обращая ни на что внимания. Вдруг мне попалась под ногу какая-то доска, и я упал. А когда встал, потирая ушибленное колено, то увидел ваш кошелек. Он лежал под доской и чуть-чуть виднелся из-под нее.

-- Так-так, теперь я понимаю. На этом самом месте я вынимал из кармана шарф. Должно быть, я нечаянно вытащил вместе с ним кошелек и уронил его. Ты оказал нам очень большую услугу, Ганс, и мы поделимся с тобой этими деньгами.

-- Нет, мингер, я не возьму ничего, -- ответил Ганс так решительно, что Петер смутился и не счел себя вправе настаивать.

"Славный мальчик! Я готов всем сердцем полюбить его", -- подумал он и прибавил громко:

-- Какое же у тебя горе, Ганс? Может быть, ты скажешь мне?

-- Ах, мингер, у нас случилась страшная беда! Но я и так потерял слишком много времени. Мне нужно бежать как можно скорее в Лейден, к доктору Бёкману.

-- К доктору Бёкману? -- с удивлением повторил Петер.

-- Да, мингер, и мне нельзя терять ни минуты. Прощайте!

-- Постой, мы тоже отправляемся туда... Ну, что же, друзья? Желаете вы вернуться в Харлем?

-- Да, да!

-- Так в путь!

-- Послушай, Ганс, -- сказал Петер, быстро скользя по льду рядом с ним. -- Если тебе нужно побывать в Лейдене только для того, чтобы передать какое-нибудь поручение доктору Бёкману, то я могу взять это на себя. Сегодня мы не успеем попасть в Лейден, но завтра утром будем там. Обещаю тебе повидаться с доктором и переговорить с ним вместо тебя.

-- Вы сделаете мне большое одолжение, мингер. Меня пугает не расстояние; я боюсь оставить надолго мою мать.

-- Она больна?

-- Нет, болен мой отец. Вы, конечно, знаете, что он лишился рассудка уже очень давно, еще в то время, как строили большую мельницу Шлоссен. Вчера вечером мать, стоя на коленях, растапливала печку. Вдруг он бросился на нее и стал толкать ее в огонь. Я был на канале и, услышав крик матери, побежал домой. Платье на ней уже начало дымиться, а отец крепко держал ее и заливался диким безумным смехом. Я кинулся к матери, но он одним ударом отшвырнул меня на другой конец комнаты. Я не знал, что делать, потушить огонь было нечем -- в доме не было воды. Я бросился на отца, хотел вырвать у него мать, но он опять оттолкнул меня, и с такой силой, что я упал. Потом у меня совсем помутилось в голове.

Ганс замолчал на мгновение, а потом продолжил:

-- Как сквозь сон помню, что я лежал на полу, мать молилась, а отец дико хохотал. В это время прибежала моя сестра Гретель -- сам Бог привел ее! Она тотчас же схватила миску, налила в нее супу и поставила на пол перед отцом. Он выпустил мать и, как ребенок, потянулся к супу. Хорошо, что все кончилось благополучно и мы отделались одним страхом. Мать получила только легкие ожоги и всю ночь ухаживала за отцом. У него был страшный жар и, должно быть, сильно болела голова, потому что он все хватался за нее руками... Ах, мингер, напрасно я рассказал вам все это! Если бы отец был в полном рассудке, он не обидел бы и мухи. Его нельзя осуждать.

Наступило небольшое молчание.

-- Это ужасно, -- наконец сказал Петер. -- А как он чувствует себя сегодня?

-- Очень плохо.

-- Зачем же ты идешь за Бёкманом, Ганс? В Амстердаме много других докторов, которые согласятся лечить твоего отца. Бёкман -- знаменитость. Его приглашают только богатые, да и к тем он не всегда приходит.

-- Он обещал мне вчера; он сам сказал, что придет к нам через неделю. Но теперь, когда отцу так худо, доктор Бёкман, может быть, согласится навестить его поскорее. Он не станет ждать целую неделю, когда узнает, что больной при смерти. Доктор такой добрый...

-- Добрый? Да он считается чуть ли не самым суровым и неприятным человеком во всей Голландии!

-- Это только так кажется, должно быть, потому что он очень худ и постоянно занят. Но у него доброе, великодушное сердце. Передайте ему все, что я рассказал вам, и он наверняка согласится прийти.

-- Желаю этого от всей души, Ганс. Тебе, я вижу, очень хочется поскорее бежать домой, но я попрошу тебя подождать еще минутку. Обещай мне, что, если тебе понадобится что-нибудь во время моего отсутствия, ты обратишься к моей матери. Скажи ей, что, я послал тебя, и она постарается помочь тебе, сделает для тебя все, что будет в ее силах. И вот еще что, Ганс. Ты должен взять у меня хоть несколько гульденов. Я предлагаю их тебе не в награду за найденный кошелек, а как подарок друга, от него ты не можешь отказаться.

-- Нет-нет, мингер! Я не возьму ничего. Вот если бы нашлась какая-нибудь работа в Бруке или на Южной мельнице -- дело другое. Но ее теперь очень трудно достать. Все говорят одно и то же: "Подожди до весны".

-- Как хорошо, что ты упомянул об этом! -- с жаром сказал Петер. -- Моему отцу нужен работник именно теперь, и я уверен, что он охотно возьмет тебя. Твоя цепочка очень понравилась ему. "Отличная резьба! -- сказал он. -- Этот мальчик мог бы пригодиться мне". Отец хочет сделать резное крыльцо к нашему новому загородному дому и щедро заплатит за работу.

-- Какое счастье! -- радостно воскликнул Ганс. -- Я никогда не брался за такую большую работу, но сумею справиться с ней, я знаю, что сумею!

-- И прекрасно. Скажи отцу, что ты тот самый Ганс Бринкер, о котором я говорил ему, и он с удовольствием возьмет тебя.

-- Благодарю, благодарю вас, мингер! -- сказал Ганс.

-- Ну, Петер, -- крикнул Карл, -- мы ждем твоих приказаний. Не забудь, что мы голодны, как волки!

-- Сейчас, сейчас! -- ответил Петер и снова обернулся к Гансу. -- Тебе следовало бы поесть: до Брука путь неблизкий. Позавтракай с нами, а потом я уж не стану задерживать тебя.

Только теперь почувствовал Ганс, как ему хочется есть и как он устал. Но о том, чтобы идти завтракать, не могло быть и речи.

-- Нет, мингер, мне нельзя терять ни минуты, -- решительно сказал он. -- Отцу, может быть, стало еще хуже, и я могу понадобиться матери. Да хранит вас Бог!

Он поклонился и побежал назад.

Петер с минуту следил за ним глазами, потом глубоко вздохнул и воскликнул:

-- Ну, друзья! Идем завтракать!