С этим чувством всего труднее бороться, ибо это -- чувство зависти.
Приходит осень, источает тленные дыхания свои, извлекает из темного и влажного чрева земли все изобилье мучнистых волокон, отвердевших плодов, преодолевших разрыхленность злаков, собирает их в зелени вольных полей и счастливых садов, свозит по ровным и крепким дорогам в шумящие бодрыми шумами, в веселые осенние города, на ярмарки, торги, на рынки, где, замедляя движение, исчерпав себя в долгих спиральных кружениях, завершает свой круг народная карусель,-- и начинается сложный, пронизанный древним инстинктом, хранящий упорство и опыт столетий, избыточный, пестрый обмен.
Так было когда-то и там.
Там, у нас.
И все-таки зависть рождает не рынок, а книжная лавка.
Здесь тоже Сентябрь собрал свою жатву -- извлек из извилин горячего мозга, из творческой сети натянутых нервов, из всех лабиринтов блуждающей мысли, в которой был сев и рожденье, и холя, исканья, паденье, и страстная мука, и снова зачатье, и вновь разрушенье, и рост, и удача, и холод под сердцем,-- обильную жатву, которой не хватит насытить мгновенье, но жатву, которой один только колос, зерно иль мельчайшая часть сердцевины зерна, быть может, насытит века и разбудит такие сокрытые в недрах процессы, что мир содрогнется от новых душе ощущений!..
Кто знает...
О, в книжной витрине есть радость для жадного глаза.
Осенние дни источают тлетворную нежность.
Но стоит холодному ветру взметнуть облетевшие листья, сорвать порыжевшую шляпу с хромого шарманщика-серба, ударить в железо и в щебень и в трубах завыть и заплакать,-- как каждому, каждому сердцу захочется добрых каминов и той тишины несравненной, которая -- только от книг.
И тогда начинается новый обмен, неверный и зыбкий, и самый опасный из всех поглощений, но сладостный -- горькой усладой плодов: осенних, дозревших и сочных.
Так было когда-то и там.
Там, у нас.
И верно, что будет.
1920