Л. Л. Полякову

Для того, чтобы дневник имел успех у потомства, совершенно необходимо, чтобы он был написан неопытной молодой девушкой,-- это во-первых; и чтобы на определенной нечетной странице неопытная молодая девушка покончила самоубийством,-- это во-вторых.

Тогда вот и говорят:

"...на этом месте дневник обрывается. В полном расцвете сил, молодости и здоровья покинула она этот развращенный мир, которого не могла принять ее чуткая, повышенная натура. С совершенным почтением -- издательство..."

Во избежание недоразумений считаем нужным предупредить как современников, так и потомков, что автор настоящего дневника не девушка, не молодая, не чуткая и не самоубийца.

Восемь лет, как я живу в Париже, но никаких впечатлений, кроме расходов, не записываю.

Между тем кто знает, может быть, я тоже мог бы написать роман из эмигрантской жизни, или воспоминания о прививке оспы, или в крайнем случае манифест.

В конце концов можно не иметь недвижимого имущества, но стоять на своей собственной платформе.

Вот я и подумал: почему все восемьдесят тыс. русских живут в городе Париже и в его окрестностях, пишут, издают, даже друг другу юбилеи устраивают, а я нет?

Надо, чтоб я тоже высказался.

Пусть знают!..

-----

Целый день ходил по старому Парижу и все вспоминал этих бедных гугенотов.

Слава Богу, что ихняя Варфоломеевская ночь наконец окончилась.

Не могу не отметить, что совершенно противоположный характер у англичан.

Теперь ни один шофер у них не получает на чай, и говорят, что это полное социал-предательство.

Вечером играл в шахматы под редакцией Зноско-Боровского.

Проиграл.

Лег спать рано, в одиннадцать часов с несколькими минутами.

Спал, как убийца.

-----

Проснулся от страшного холода.

Посмотрел на календарь, и от досады захотелось даже плюнуть, но не смог, так как язык примерз к гортани; насилу отодрал при помощи кофе по-турецки.

Старожилы говорят, что уже несколько столетий не запомнят ничего подобного, так я должен был попасть!..

Читал об изобретении американского профессора Джонсона, который нашел неизвестное яйцо каменного века и нагрел.

Оказалось, ихтиозавр. Но вылупился только наполовину.

Подумал, сколько раз приходится в объявлениях читать:

"Располагаю капиталом, желаю участвовать деньгами и трудом в солидном предприятии, дающем немедленный доход".

Почему бы, спрашивается, не устроить Сосьете Аноним для разведения ихтиозавров на акционерных началах?!

Эх мы!.. Ленивы и нелюбопытны, а еще жалуемся.

После обеда гулял по старому Парижу и все вспоминал Робеспьера.

Ужасная личность!

Андре Ситроен -- куда симпатичнее.

-----

Ходил на конгресс кошек.

Очень понравилась Ангорская. Серьезное животное, хотя и домашнее.

Но воздух на конгрессе невозможный; два часа одежду проветривал, но все кажется, что еще пахну, до того сильное давление атмосфер.

Обедал у знакомых; тридцать франков по предварительной подписке, но, между прочим, вино кислое; однако все перепились и друг дружку чествовали. Больше не пойду.

Вечером гулял по старому Парижу и все вспоминал Марию Антуанетту.

Вот именно, голос минувшего на чужой стороне...

Перед сном ловил моль, но не поймал.

-----

Очевидно, у меня начинается неврастения.

Температура хотя нормальная, но при встрече со знакомыми тошнит.

Все всё знают.

Прямо ужас охватывает от этого потрясающего всеведения!

Прочтут утром газету, а потом целый день своими словами пересказывают.

При этом размахивают руками и дышат в лицо.

Иногда я себя спрашиваю: где же дураки?!

Обыкновенные, нормальные, честные дураки, от которых становится так уютно и тепло на душе?

Неужели все они действительно уехали в Бразилию и теперь остаток дней своих я принужден провести среди сплошных гениев, мудрецов и энциклопедистов?!

Никто и ни в чем не сомневается.

Предсказывают не только погоду, курс франка, судьбу Абиссинии, но с апломбом говорят даже об охлаждении земли и центрального монархического объединения.

Несмотря на то, что в объединении ровно двадцать семь членов.

Кто же может утверждать, что все двадцать семь центральных эмигрантов охладились, когда они, может быть, вовсе бурлят, кипят и даже булькают?!

Отправился к доктору.

Не застал его дома.

Записал пятьдесят франков на приход.

Почувствовал себя значительно лучше.

-----

Встретил знакомую даму,-- затошнило,-- только что приехала из одного курорта, едет на другой. Губы как помидор, а лицо терракотовое; загорела.

Шумит и с неподдельным изумлением спрашивает:

-- Как? Вы еще до сих пор не уехали? Не может быть!.. Но ведь ту ле Монд э-парти...

В глазах какие-то недобрые огоньки. Чувствую, что, если не уеду, она обидится.

Может быть, даже от дома откажет.

Глотаю слюну и почти шепотом отвечаю:

-- Господина Аристида Бриана знаете?

-- ?!

-- Так, он еще тоже здесь... в Париже.

-- Гм! странно... ну прощайте, спешу за покупками! пишите! слышите? непременно!

Тряхнула всей стрижкой и исчезла.

...Ах, сударыни, если бы не слабая надежда на холерную эпидемию, разве можно было бы жить?!

-----

Ходил в Люксембургский сад принимать солнечную ванну.

Для начала окунул только голову.

Задремал и проснулся от сильного толчка.

Оглянулся кругом -- ни души; а я лежу на газоне.

Очевидно, удар!

Мнительность -- мать всех несчастий.

Вернулся домой и долго разглядывал себя.

От огорчения чуть не разбил зеркало: мировая скорбь и лысина.

Господи! неужели человек действительно создан по образу и подобию Твоему?!

Оправился от одного удара,-- второй!

Дзержинский умер.

Говорят, о мертвых или хорошо, или ничего... хорошего.

Единственное, что меня взволновало, так это то, что представитель Мексики заехал с выражением сочувствия.

Вот уж действительно заехал...

Вы подумайте, до чего они чуткие, эти мексиканцы!

Народ, можно сказать, ковбой, президентов своих, как рябчиков, глотает, по прериям и пампасам носится, успокоиться не может...

А как реагирует?!

Надевает шляпу со страусами, все расстегнутые пуговицы до одной застегивает и полчаса Чичерину руку трясет.

А у того тоже положение сурьезное: наркоминдел и посаженная вдова.

Хорошо еще, что не все державы советскую республику признали, а то от одних рукопожатий может смерть наступить.

-----

Оказывается, венгры тоже не маленькие.

В Будапеште возникает новая газета, посвященная исключительно интересам самоубийц.

Расчет чрезвычайно простой: человек, который собирается покончить с собой, уж обязательно подпишется; а человек, который подпишется, уж обязательно покончит с собой.

Чем больше подписчиков, тем больше самоубийц.

Чем больше самоубийц, тем больше подписчиков.

Издание будет огнестрельное и пеньково-веревочное.

А в заголовке так и будет стоять: орган сознательных утопленников и душегубов; для сорвавшихся с веревки -- скидка.

В общем, какая-то жуткая судьба у этих пробуждающихся венгров: фальшивомонетчики, самоубийцы, шахматисты, дамские оркестры, а над всеми один контр-адмирал, да и тот Хорти.

Стоило освобождаться от австрийского ига...

-----

Неврастения продолжается. Опять пошел к доктору. Застал.

Записал пятьдесят франков в расход.

Доктор был сух: не велел есть телятины и сказал заниматься автомобильным спортом.

Пока соберу деньги на автомобиль, решил купить гудок.

Хожу по комнатам с компрессом на голове и гужу.

Не знаю, как дальше, но пока самочувствие неважное.

-----

...В мае месяце воспрянул было духом.

Вот, думаю, начнется сезон.

Вот придут богатые американцы.

Все они, конечно, начнут суетиться.

Вот в суете потеряют бумажник.

И вот я его найду.

Бред и фантасмагория...

Разочаровался и стал ждать осени.

Вот, думаю, кончится сезон.

Вот станут разъезжаться богатые американцы.

Вот они, конечно, начнут суетиться.

Вот в суете потеряют бумажник.

И вот я его найду.

Бред и фантасмагория.

Полное разочарование в людях и расписаниях поездов.

Решился сделаться фаталистом.

Специальность средняя, но по крайней мере общественное положение.

-----

Написал мистический рассказ:

"Под знаком Козерога".

Воткнул в себя хризантему и пошел в редакцию.

Все стучат на ремингтонах и курят.

Поймал какого-то без пиджака, но симпатичного.

Нацелился на печенку и впился.

Зажал его в угол и стал читать вслух.

Вижу, побледнел и не дышит.

Испугался, стал трясти.

-- Что с вами?!

-- Ничего,-- говорит,-- это от вашего сильного потрясения... дайте я сам прочту.

Поверил, дал.

На следующий день прихожу, глазам не верю.

Бегу к консьержу, спрашиваю: а где ж редакция?!

-- Ночью эвакуировались.

-- Куда?

-- Неизвестно, без указания адреса.

Рассердился и плюнул на фасад здания.

Закат Козерога, тоска и безработица.

-----

Ходил в бюро труда. Советовался, чем заниматься. Посоветовали заниматься трудом.

-- Вот,-- говорят,-- продольные пильщики в лесное угодье требуются, но вы,-- говорят,-- очень щуплые, наверно, не подойдете.

Обиделся.

-- Я,-- говорю,-- беллетрист-фаталист и желал бы по специальности.

Заведующий извинился, стал перелистывать.

-- В таком случае ничего, кроме три-портэра, предложить не могу.

-- А в каком смысле три-портэр?

-- А очень,-- говорит,-- просто: ноги на педали и ветчину по домам!

Обиделся окончательно и на всякий случай пригрозил самоубийством.

-- Это,-- говорит,-- как вам будет угодно, мы в частную жизнь и смерть не вмешиваемся.

Дал ему один палец на прощание, пусть чувствует.

-----

Долго ходил в неизвестном направлении.

Очутился у подножия муниципального ломбарда.

Почувствовал дыхание рока и вынул хронометр.

Невольно вспомнил слова поэта:

"Прощай, свободная стихия,

В последний раз передо мной..."

Переступил порог и понял: все в прошлом!

Предложил. Вынул. Положил. Заложил.

Теперь, кроме сердца, ничего не тикает.

Зашел в бистро и с горя пропил четверть циферблата.

Странная вещь жизнь...

Пятнадцать лет назад сама олонецкая вице-губернаторша говорила, что так или иначе, а я подаю надежды.

А теперь эта грубая хозяйка бистро даже и не смотрит в мою сторону.

Вот именно, фатум.

-----

Рубикон перейден. Перчатка брошена.

Поступил в общество спасения на водах в качестве ответственного манекена...

Теперь мальчики учатся на мне, как приводить в чувство утопленников.

Служба не трудная, но уж очень крепко растирают.

Боюсь, что кожа скоро слезать начнет.

Зато есть сознание, что в мировой сокровищнице и мой вклад будет.

Но, в общем, грустно.

Подумать только... бывший чиновник для особых поручений, и вдруг -- мертвое тело за пятьсот франков в месяц!..

1926

ПРИМЕЧАНИЯ

А. А. Поляков -- Александр Абрамович Поляков (1879--1971), писатель, один из главных сотрудников газеты "Последние новости". Гугеноты, Варфоломеевская ночь .-- В ночь на 24 августа (день святого Варфоломея) 1572 г. в Париже католики устроили массовую резню гугенотов (сторонников кальвинизма). Зноско-Боровский -- Е. А. Зноско-Боровский (1884--1954), историк театра, литературный критик, шахматист, сотрудник "Последних новостей". Сосьете Аноним -- Анонимное общество. Андре Ситроен (1878--1935) -- французский инженер и промышленник, основатель автомобильной компании. Мария Антуанетта (1755--1793) -- французская королева, жена Людвика XVI; казнена якобинцами. Судьбу Абиссинии -- Абиссиния (Эфиопия) подвергалась угрозам со стороны Италии. Туле Монд э-парти.-- Все ушли. Аристид Бриан (1862--1932) -- французский государственный деятель, занимавший посты премьер-министра и министра иностранных дел. Чичерин -- Г. В. Чичерин (1872--1936), народный комиссар иностранных дел РСФСР, СССР. Хорти -- Миклош Хорти (1868--1957) -- фашистский диктатор Венгрии, контр-адмирал. "Прощай, свободная стихия... " -- Строка из стихотворения Пушкина "К морю". Фатум -- судьба, рок. Рубикон -- здесь: решение принято; в 49 г. до н.э. Цезарь с войском перешел реку Рубикон и начал гражданскую войну.