Политический памфлет в 6-ти картинах с прологом и эпилогом
ПРОЛОГ "ПАНСИОН КОРОЛЕЙ"
Одна задняя декорация: пожелтевшая от времени мраморная стена, покрытая трещинами. Немного отступя от стены, по обоим бокам ее -- две колонны в трещинах и в паутине. К стене приставлена этажерка. На полках аккуратно сложены разного вида и размера короны. В средине стены довольно высокое окно. Зимние сумерки. Видно, как падают (в течение всего действия) мягкие хлопья снега и методически-правильно мелькает блестящий штык часового (его самого не видно). Слева за маленьким столиком сидят на мягких пуфах Абдул-Гамид и Магомет-Али. Они играют в карты по маленькой. У одного длинный по полу чубук. Возле другого -- кальян. Оба курят. Синеватые кольца дыма. В глубине сцены -- справа, недалеко от окна, в кресле ampir, опустив ногу на парчовую подушку, дремлет Людовик XVI. Вправо от него виден краешек бронзовой решетки; на ней отблеск догорающего камина. Справа на авансцене в качалке -- Мануэль. Он старательно делает маникюр. Напевая время от времени (вполголоса) легкомысленную песенку.
Все четверо страшно скучают. Частая зевота, то у одного, то у другого (заражают друг друга). Печать безнадежной скуки и безделья, доводящего до тошноты. По временам лирический тон беседы сменяется всеобщим раздражением. Справа, за качалкой, обыкновенная стоячая вешалка; на ней висят две горностаевые мантии.
В комнате царит смешанный свет умирающего зимнего дня, огня в камине и тлеющих угольков на маленькой низкой жаровне под прибором для кальяна. Людовик королевским жезлом изредка мешает угли в камине.
УЧАСТВУЮЩИЕ:
Людовик XVI -- придерживает голову; бархатный камзол, шитый золотом, шляпа с перьями, шпага, туфли на красных каблуках с большими пряжками-бантами, напудренный парик; характерный орлиный нос, презрительная улыбка. Он снисходит к своим случайным соседям.
Султан Абдул-Гамид -- комическая фигура восточного деспота.
Экс-король португальский, Мануэль -- светский хлыщ в костюме для верховой езды. Воплощение пустоты и ничтожества. Слегка картавит и грассирует.
Магомет-Али -- низложенный шах персидский.
Гений Весны -- прекрасная молодая девушка, высокая, сильная и стройная; полуобнаженная; в огненной оранжево-красной тунике, на голове фригийский колпачок. Олицетворение Вечного Возрождения. За спиной -- два красноватого оттенка крыла. Вдоль правого бедра короткий меч.
Перед тем как медленно раздвигается занавес, слышны отдаленные звуки музыки: "Куда, куда вы удалились" (Из Онегина). Только после того, как прозвучит такт, соответствующий словам "паду ли я" (в этом месте музыка резко обрывается),-- занавес раздвигается.
Шах. Опять вы, ваше величество, передернули...
Султан (обиженно-добродушно). Я? Да что вы! Ничего подобного, ваше величество... Зачем бы я стал передергивать, когда все пики у меня?
Мануэль (качаясь). Но!.. вы, по обыкновению, слишком надеетесь на свои пики!.. (иронически) Был, говорят, случай, когда они вам блестяще изменили и повернулись против вас... точно так же, как и (обращаясь к шаху) против вас, ваше величество...
Шах. И совершенно так же, ваше величество, как и против вас!..
Мануэль (старательно полирует ногти и вполголоса напевает из "Король веселится" -- "на Монмартр лечу, с кем хочу, -- кучу"...).
Султан (вяло). Вам сдавать.
Шах. Снимите.
Медленно тасует карты. Сдает. Султан начинает тихо позевывать. То же -- Шах. За ним -- Мануэль, изящно похлопывая рукой по разомкнутым зевком губам. Пауза. Игра продолжается молча. Курят. Мануэль -- сигару, старательно пуская кольца дыма и качаясь в качалке.
Шах. Карту...
Людовик
(в глубине сцены; слегка напыщенно, но тихо, медленно и мечтательно начинает предаваться воспоминаниям; отдаленные, еле слышные звуки музыки).
Я помню залы Трианона...
Веселый бал... и треск ракет...
Склонясь почтительно у трона,
Играли женщины в пикет.
Я помню... шуток легкий говор
И изумительный бигос,
Которым королевский повар
Дразнил изысканный мой нос!..
Была весна!.. цвели каштаны.
В бокалах пенилось Аи.
Всю ночь версальские фонтаны
Журчали песенки свои.
Бежали дни в калейдоскопе,
Переплетая с грезой быль.
Я был единственным в Европе,
Создавшим собственный свой стиль.
Мои сады... дворцы... витражи...
Монастыри... конюшни, двор!
Мои любовницы!.. и даже
С моим портретом -- луидор.
Кто мог, как я, прием устроить
И подобрать букеты вин?
Фривольной песней успокоить
Тревоги царственных седин?
Во время монолога Султан и Шах, продолжая играть, изредка роняют: "туз", "король", "ваш ход", "карту"; затем постепенно перестают играть, начинают прислушиваться к словам Людовика и мечтать... каждый отдается своим мыслям. Даже Мануэль время от времени перестает полировать ногти.
(Оживляется; речь громче. Судорожно хватается за ручки кресла. Брови сведены. Глаза горят).
Я жил в угаре фестиваля
И прогонял сомненья прочь.
И вдруг... я помню!.. парк Версаля!
И конский топот в эту ночь!..
Гроза была все ближе, ближе...
Толпа стремилась во дворец
А там... а там!.. в моем... Париже!
Уже готовился конец...
(Пауза. Переводит дыхание. Голос снова становится глухим и зловещим. Шах и Султан тягостно молчат. Оба подавлены. И один только Мануэль пробует хорохориться; перекидывает ногу на ногу.)
Сорвав последние плотины,
Народ ворвался в Трианон...
И на подмостках... гильотины!..
Я был... торжественно казнен...
Шах, Султан и Мануэль тяжело и испуганно вздыхают и инстинктивно хватаются за головы.
Султан
Хвала великому Аллаху!..
Я тоже с трона полетел,
Но... (не без гордости) мой народ не ставил плаху.
Мануэль (иронически)
Народ мараться не хотел!..
Султан (возмущенно)
Ну, вы... послушайте!.. не слишком!..
Не смейте дерзости болтать!
Шах
Таким распущенным мальчишкам
Вообще полезнее молчать...
Мануэль презрительно и насмешливо насвистывает какой-то легкомысленный мотив и. продолжая качаться, вынимает из несессера ручное зеркало, щетку и гребень и приглаживает пробор. Шах и Султан безмолвно и меланхолически возобновляют игру в карты.
Людовик
(продолжает в первоначальном грустном и надтреснутом тоне)
С тех пор, в ряду теней суровых,
Томлюсь в темнице я своей,
Где каждый раз встречаю новых
Царей, владык и королей...
Народов нрав жесток был древле,
Сравнить с сегодняшим нельзя...
Да!.. (со вздохом) вы отделались дешевле,
Мои случайные друзья!..
(Короткая пауза)
Султан. Еще бы... в сущности говоря, народ даже любил меня...
Мануэль. "Но странною любовью..."
Султан (отмахиваясь). И, если бы не роковое стечение обстоятельств, кто знает... быть может, и в настоящую минуту я... (мечтательно) возлежал бы в своем серале, среди прекрасных гурий Востока!.. Аллах-Керим!.. (причмокнув языком) у меня были такие красотки...
Шах. Абдул... не раздражай...
Султан (продолжает). Помню, за одну жемчужину Багдада я отдал все свои корабли, стоявшие у Босфора... хороша была девчонка!..
Мануэль (зевая). Любовь доводит даже до кораблекрушения!.. (Пауза; по очереди все зевают.) Итак, ваше величество, вас погубили женщины...
Султан. А вас, ваше величество?
Мануэль. Меня? Представьте!.. Борзые!.. Обыкновенные борзые собаки... Вы представить себе не можете, до чего я люблю борзых! У меня даже вышел крупный конфликт с парламентом Португалии из-за одного (грассируя и картавя) очаровательного борзого щенка... Это было редкое создание, насчитывавшее десять поколений премированных предков и получившее золотую медаль из рук самой королевы!..
Султан (заинтересовываясь). Ну?..
Мануэль (заметно оживляясь). Ну, я и потребовал, чтобы парламент вотировал специальные кредиты на покупку щенка, так как собака была оценена в несколько миллионов франков!.. Редкий экземпляр!.. И знаете, что ответили мне господа члены парламента?! (Короткая пауза). Они ничего не ответили... Они просто выгнали меня... из Лиссабона... (впадая в чуть-чуть капризно-плаксивый тон)... как собаку...
(Небольшая пауза. У всех позы задумчивости. Во время последних слов Мануэля Шах задремал и слегка покачивается на низком пуфе, подогнув под себя ноги. Он даже чуть-чуть подхрапывает...
Затем Мануэль оправляется, сворачивает длинную стрелу из белой бумажки и, подкравшись к Шаху, пускает ему гусара. Общий смех; кроме Людовика, который молча поправляет жеэлом огонь в камине.)
Шах (вздрогнув, с комически-испуганным видом хватается за нос). Как вы смеете? Это оскорбление величества!..
Мануэль (насмешливо). Наоборот! Что вы, что вы, ваше величество?! (Вновь поднося к носу Шаха свернутую бумажку.) Я пустил вам гусара... Но это единственный гусар, оставшийся верным вашему величеству... Вы, положительно, можете на него рассчитывать!..
Шах (машет на него рукой и раскуривает на угольках чубук). Отстаньте!.. Иначе я прикажу вас посадить на кол...
Мануэль. Руки коротки! Довольно, насажали... Это вам не Персия!.. Расскажите-ка лучше, ваше величество, каким образом вы потеряли вашу великолепную корону льва и солнца?..
Шах (угрюмо). Не хочу...
Мануэль. Ну, пожалуйста, пожалуйста, расскажите (грассируя), это забавно... Такая (зевая) адская скука!..
Султан. Расскажи, приятель!.. Все равно делать нечего!.. В разговорах хоть время не так убийственно тянется.
Шах колеблется. Мануэль чуть-чуть придвигается, заранее улыбаясь, словно предвидя нечто очень забавное.
Мануэль. Ну валяйте, ваше величество!.. Рассказывайте, что вы там, у себя в Персии, натворили?..
Шах (уступая просьбам, лаконично). Ничего я не натворил... А просто... Обожрался...
Мануэль (сдерживая смех). Как обожрались?.. Чем?..
Шах. Чем?.. Чем?.. Известно, чем. Дынями!..
Мануэль. Но позвольте, при чем же здесь ваш престол?
Шах (смотрит на него молча, как будто возмущаясь: как это можно не понимать таких простых вещей). Я ведь вам говорю... Дынями!.. Объелся... и заснул. Так, меня, сонного, и вынесли!.. Только в Одессе и проснулся... На берегу моря; а у меня уж -- ни трона, ни короны, ни... настойки из дынных корок...
Мануэль (более сдержанно, с ноткой сочувствия). Скажите, какая неприятность... все-таки... Это жестоко... Ну, а народ? Ваши верноподданные... Что они делали в это время?
Шах. Ничего не делали... (пауза) голодали... (пауза) оттого все и вышло... (Вздыхает, попыхивает трубкой и, слегка раскачиваясь, снова погружается в дрему.)
Мануэль (встает с качалки. Заложив руки в карманы, прохаживается по комнате. После небольшой паузы). M-да... Ce qu'on appelle histoire!..
Небольшая пауза. Издалека, еле-еле слышные, доносятся звуки музыки, сопровождающей впоследствии появление Гения Весны. Мануэль подходит к окну, тихо барабанит пальцами по стеклу. В камине, умирая, ярче вспыхивают языки пламени. Угольки на жаровне постепенно гаснут. Тени в комнате становятся длиннее и гуще. Шах дремлет. Султан раскладывает пасьянс.
Людовик (сидящий неподалеку от окна). В который раз я встречаю весну!.. Вот и опять--появились в небе зеленые просветы... птичьи стаи потянулись на юг... Какое множество птиц!.. И все орлы!..
Мануэль (продолжая барабанить по стеклу)... И все двуглавые!..
Отходит от окна, садится в качалку. Молчание. Чуть-чуть громче доносятся звуки музыки. Чувствуется какая-то напряженность в наступившей тишине. Музыка громче и ближе... Все, кроме Людовика, настораживаются, словно угадывая чье-то приближение.
Султан (потягивая носом, тихо). В комнате запахло цветами... Словно запах миндаля и лимонов в садах Ильдыза...
Шах. Нет, так пахнут фиалки на склонах Ирана...
Людовик (с надеждой; слегка приподымаясь в кресле). Уж не расцветают ли лилии в шелках Бурбонов?..
Мануэль (медленно, вставая с качалки). О, этот волнующий... (Не успевает кончить фразы; замирает в изумлении, схватившись за ручку качалки. То же самое происходит и с остальными.)
Пламя в камине вспыхивает с необычайной силой, и, сливаясь с ним, из-за скрытой от зрителей половины камина, как ликующий вихрь, под звуки музыки, звучащей уже совсем близко, врывается в комнату прекрасный Гений Весны. Несколько па танца, напоминающего Marche Militaire [Военный марш (фр.); здесь -- маршевая поступь войск.] -- и Гений Весны останавливается на противоположном конце комнаты. Свет красного рефлектора, идущего от камина. Монархи жмурятся от света. Каждый из них, чуть отпрянув в сторону, стоит или сидит вполуоборот к Девушке и из-под прикрывающей глаз согнутой ладони боязливо смотрит на нее. Девушка стоит несколько секунд, минуту, неподвижно. В позе -- сознание своей красоты, прав на признание и удивление. Чуть откинутая назад прекрасная голова. Музыка звучит почти как достижение, почти как апофеоз.
Девушка
(делает полшага вперед. Успокаивающий величественный жест поднятой руки. Обращаясь к Мануэлю, вооружившемуся хлыстом для верховой езды.)
Не бойтесь, призраки былого!..
Король, оставьте вашу трость...
(Ко всем.)
Я не пришла для дела злого.
Монархи (поочередно).
Но кто ты! Кто ты?
Странный гость?
Девушка
Я та Весна и та Свобода,
Которой радуется Бог!..
Весна семнадцатого года
И весен будущих залог!..
Над прахом всех отживших мумий,
Соединяя все пути,
Как ветер сладостных безумий,
Ношусь я в пьяном забытьи...
Я разбиваю цепь насилья,
Мечом касался слегка.
Мои трепещущие крылья
Во все предчувствуют века!..
Дышала я дурманом хмеля,
Победу славную суля
Войскам Оливера Кромвеля,
Когда он шел на короля...
И это я с Руже де Лилем
Слагала песни до зари,
Когда народ кричал: "Осилим!.."
(Людовик ежится от неприятных воспоминаний.)
И штурмом шел на Тюльери...
В атласной шапочке фригийцев,
Как верный страж, к плечу плечом,
Я во главе гарибальдийцев
Прошла с пылающим мечом...
От склонов дальнего Ирана
(Шах и Султан чувствуют себя неловко)
Я в голубой неслась Босфор,
Свергая каждого тирана,
Что не был свергнут до сих пор.
Одно движенье этих пальцев --
(соответствующий жест)
И трон надежнейший разбит!..
(Иронически, в сторону Мануэля. Мануэль смущенно похлопывает хлыстиком по икрам.)
Сам повелитель португальцев
Мое признанье подтвердит!..
И вот сейчас, когда от скуки
Сидите вы за камельком,
Сложивши царственные руки,
Болтая праздным языком,
Сейчас воскреснула природа --
И вслед за ней лечу и я,
Весна семнадцатого года,
Весна и радость бытия!..
(Решительно, но мягко):
Монархи!.. Встать!.. За мною следом!..
Монархи послушно подымаются, а в конце монолога забавной фалангой вытягиваются за Девушкой. Каждый берет с полки свою корону и держит ее; первым идет, опираясь на жезл, придерживая голову, Людовнк, за ним Султан, Шах и Мануэль-- двигаются в сторону, противоположную камину, под торжественные звуки марша.
Я новый край вам покажу...
И вас еще одним соседом
(Короткая пауза)
Для преферанса награжу!..
Прогулку эту совершая,
Вы все усвоите, друзья,
Что, вопреки желаньям края,
Над краем царствовать нельзя...
Здесь ряд картин пройдет пред вами --
(Мануэль, освоившись, делает жест галантности.)
В одной окраске и в иной... Итак, идем!..
Мануэль. Дорогу даме...
Все выстраиваются. Марш.
Девушка. Монархи, в ногу!.. Марш... За мной!..
Занавес
КАРТИНА ПЕРВАЯ
"ПО ЦАРСКОМУ ХОТЕНИЮ"
Трубецкой бастион Петропавловской крепости. Задняя декорация -- серая тюремная внутренняя стена, разделенная на расстоянии трети от пола узким черным кантом. Кое-где облупившаяся штукатурка; высоко над полом -- окошко, по просвету которого можно судить о толщине стены. Решетка; не сильная, но широкая (во все окошко) полоса света. Слева -- привинченная к стене койка с грубым соломенным тюфяком, серым солдатского сукна одеялом. Посредине, почти под окном, узенький, простой, выкрашенный в серую краску столик. На нем большая в черном переплете с золотым крестом Библия. Направо от столика простой, тоже серый табурет. На нем, вытянувшись во весь рост в направлении к окошку, но так, что голова еле доходит до подоконника, стоит узник,-- единственное действующее лицо в этой картине. Во время действия доносится порой глухо, порой явственно плеск Невы. В определенных местах монолога слышен тоже отдаленный, но четкий бой башенных курантов. Общее впечатление серости и безвыходности.
Узник (обыкновенный черный, потертый пиджак и такие же брюки; черная сатиновая косоворотка, перехваченная черным шнурком. Лицо бледное, с желтоватым отливом; небольшие, кверху зачесанные волосы; небольшая, приятная, мягкая бородка и усы темного шатенового цвета, определенно контрастирующие с бледным лицом. Глаза горящие, молодые -- в глубоких, но не преувеличенных впадинах). Тянется к окну. Спиной к правой стороне зрительного зала.
Бегут года чредою скучной,
Меняя день на мрак ночной.
А я томлюсь в неволе душой
Слышен мелодичный бой курантов.
За этой каменной стеной...
Я принял бремя вечной схимы
И сам вериги наложил...
(Страстно.)
Зачем те дни неповторимы,
Когда я веровал и жил?..
Дорогой вечного стремленья,
Путями выстраданных грез
Я шел и звал рассыпать звенья
И ношу тягостную нес...
И мне шептали ветви сосен,
Всегда стремящихся в лазурь,
Что двадцать лет есть двадцать весен,
И смена зорь, и смена бурь!..
Не оттого ль, сжигаем жаждой
Любить, и веровать, и жить,
Я был готов у твари каждой
Благословения просить?!.
Но все порывы, все желанья
И все венки из первых роз,
Как жертву светлую, как дань я
Печальной родине принес...
Она томительно молчала,
Внимая свисту батогов.
В степях без края, без начала,
В объятьях северных снегов...
А те, кто вел ее чрез пламя,
(Постепенно оживляется.)
Чрез пыль змеившихся дорог,
Кто продавал и честь, и знамя
И превращал ее в острог,
Те позолоченные старцы
Под сенью вылинявших лент,
Что клали в дедовские ларцы
Законной пенсии процент:
Та кровожадная орава
И вечно пьяная орда,
В которой гибла наша слава,--
...Она не ведала стыда!!.
Темнела ночь. Я крикнул:
"Братья!.. Вы задыхаетесь от слез...
Скорей!.. Скорей!.. Пока проклятья
Над нами рок не произнес!.."
Переводит дыхание. Доносится плеск Невы. Продолжает упавшим, усталым голосом. Пауза. Мысленно переживает прошлое.
...И вот, по царскому хотенью,
Безумец, брошенный сюда,
Я угасаю бледной тенью
И слышу, как шумит вода...
Снова слышен мелодический бой курантов. Узник прислушивается. Пауза. Куранты играют "Коль славен наш Господь в Сионе". Продолжает в раздумье.
"Коль славен наш Господь в Сионе"...
О, если правда, славен Ты,--
Зачем в земном прекрасном лоне
Ты позволял топтать цветы?..
Зачем позор и гнет насилья
Ты свергнуть нас не научил?!
Зачем сверкающие крылья
(Короткая пауза. Упавшим голосом, в изнеможении.)
Ты мне, Господь, не подарил?!
Слышно, как все медленнее, постепенно замирая, бьют куранты. Плеск воды за каменной стеной. После заключительных слов монолога узник в изнеможении склоняет голову на руки, бессильно опушенные на стол.
Занавес
КАРТИНА ВТОРАЯ
"С ДОЗВОЛЕНИЯ НАЧАЛЬСТВА"
Действие происходит в приемной полицейского участка. Задняя декорация -- желтоватой окраски стена казенного учреждения. Посредине -- большой царский портрет в золотой тяжелой раме с короной наверху, посредине рамы. Справа -- аппарат телефона. Стенной календарь, отрывной. На стене же -- деловые бумаги, счета -- на обычном проколе и проч. Пол портретом -- кресло, перед креслом -- небольшой стол, покрытый зеленым сукном; на столе -- письменный прибор, уставы, книги, счета и проч.. канцелярские принадлежности. На стене "Ведомости Градоначальства". На столе и на стене -- благотворительные кружки. По обеим сторонам стола -- обыкновенные загородки, так что вся сцена перегорожена приблизительно пополам. На столе звонок. Слева за перегородкой, за отдельным столиком,-- паспортист; он что-то пишет в большой книге. Перед ним целый хвост дворников с паспортами и домовыми книгами.
УЧАСТВУЮЩИЕ:
Господин пристав -- бравый мужлан; гусарские усы. Обычный полицейский мундир. Щеголеватость дешевого тона. Лакированные ботфорты. Все время, даже когда говорит по телефону, особенно с начальством,-- щелкает шпорами. Лет под сорок.
Паспортист -- скверная, выцветшая личность неопределенного возраста; напоминает горбуна. Гладко приглаженные волосы цвета темноватого льна. Молчалив и серьезен.
Молодцов (1-й городовой) -- дюжий дядя, буро-малиновые щеки: пышет здоровьем. В полной зимней форме.
Федченко (2-й городовой) -- невысокого роста, коренастый толстяк; чуть комическое впечатление.
Студент (обыкновенная студенческая шинель и фуражка).
Лектор (профессорского, суховато-академического типа).
Опереточная дива (шикарное манто, развевающееся эспри и проч.)
В кресле сидит пристав, что-то рассматривает, довольно ухмыляется. Слева -- паспортист; перед ним молчаливая шеренга почтительно откашливающихся и переминающихся с ноги на ногу дворников; хвост этой шеренги -- где-то за сценой; после небольшой паузы раздается звонок телефона.
Пристав (вставая с кресла, все еще под впечатлением серии порнографических открыток, идет к телефону, роняя на ходу: "Ну, я вам доложу, и штучка-с". Снимает трубку. Отчеканивает). Пятьдесят пять, полиция!.. (Немедленно повышает голос.) Кто украл? (Иронически-презрительно пожимает плечами.) А я ж почему знаю? (Пауза.) Быть может, вы сами у себя украли... (отрывисто.) Не знаю... (отрывисто). Да!.. (постепенно разражаясь). Это не дело полиции... (совсем повышая голос). Потрудитесь не рассуждать!.. (Вешает, даже хлопает трубкой. Садится.) Бестолковщина!.. Пристают со всякими глупостями... Как будто я виноват, что у него вытащили бумажник... Не таскай с собой бумажник, его и не вытащат... (Обращаясь к паспортисту). Прав я, Иван Иваныч?
Паспортист (приподнимаясь). Ваше благородие всегда правы-с...
Дворники подобострастно переминаются с ноги на ногу.
Пристав (снисходительно протягивает паспортисту порнографические открытки). Посмотрите, Иван Иваныч, какие я вчера открыточки конфисковал... (Паспортист конфузливо рассматривает. Пристав смеясь.) Ведь это ж надо придумать... Как расписали мерзавцы... А? Нет, вы посмотрите, посмотрите... Через лупу. Вот здесь... (тычет пальцем). А? Что скажете?.. Пар-на-гра-фия!..
Звонок телефона.
Пристав (с недовольным видом идет к телефону). Опять... Не дадут делом заняться... Слушаю!.. 55, полиция!.. (Мгновенно меняется; весь выгибается, делает окружающим угрожающий знак -- молчать... Изумительно щелкает шпорами). Слушаю-с, ваше превосходительство... Так точно, ваше превосходительство! Никак нет-с, ваше превосходительство!.. Рад стараться, ваше превосходительство... (Еще несколько поклонов, сопровождаемых щелканьем шпор, несмотря на то, что разговор, очевидно, кончен. Почтительно и осторожно вешает трубку.)
Пристав (чем-то очень довольный, развалившись в кресле, -- в сторону паспортиста и дворников). Секретное поручение его превосходительства... Охрана особы господина министра... Приезжает инкогнито!.. Понимаете, инкогнито?!.
Дворники подобострастно переминаются с ноги на ногу. Паспортист еще ниже склоняется над книгой.
Пристав (зовет). Эй, кто там!.. Федченко!.. Молодцов!.. (Городовые, две фигуры, производящие комическое впечатление несоответствием роста и веса, вырастают из-под земли, вытягиваясь как вкопанные.) Что, есть там кто-нибудь?..
Городовые (перебивая друг друга). Так точно, ваше-бродие... Так точно, есть... Поди, два часа дожидаются...
Пристав (рассматривая вновь открытки). Ничего... Если нужно, еще подождут. (Пауза.) Ну! зови их!..
Городовые. Слушаю... Слушаю-с (повертываются на каблуках).
Входит лектор.
Пристав (не подымая головы от открыток). Что угодно?
Лектор. Вот хочу разрешение... на лекцию... получить.
Пристав (смеясь, подымает голову, осматривает подозрительным взглядом вошедшего с ног до головы). На лекцию, о чем? (Протягивает руку за прошением.)
Лектор (отдает прошение, в которое пристав глубокомысленно погружается). Так... Научная лекция...
Пристав Я сам понимаю, что раз лекция, стало быть, научная... (Нравоучительно.) Объяснение совершенно излишнее-с!.. (Читает прошение.) Н-да-с... "Жизнь на Марсе"... "Вулканизация почвы"... "Марс и Венера"... А... Скажите! (Подозрительно.) Политики здесь нет?!
Лектор. Помилуйте, господин пристав... какая ж на Марсе политика?..
Пристав. Ну, знаете, батенька... Я старый воробей -- и провести себя не дам... (Читает дальше, в то время как лектор пожимает плечами.) "Жители Марса питаются". (Решительно). Нет... не могу-с. Запрещаю-с!..
Лектор (недоумевая). Но... Простите... Я решительно... не понимаю...
Пристав (перебивая). И я решительно не понимаю, как это вы еще можете не понимать... У вас черным по белому написано (читает). "Жители Марса питаются"! (тычет пальцем в бумагу, почти негодующе) Продовольственный вопрос!!! Нет, нет, ни в каком случае!.. И затем, вы даже не наклеили (Лектор оставляет прошение и при последних словах пристава уже выходит.)... марок! Ишь, какая птица!.. Видали мы таких!.. Марс, Марс... Думаешь, ежели Марс, так и гербового сбора не надо!.. (с презрением). Интеллигенция!.. (возмущенно пожимает плечами). (Дворники подобострастно переминаются с ноги на ногу. Шеренга по длине остается неизменной. Один уходит. Другие приходят.) Эй, Федченко!.. Следующего!..
Федченко вновь вырастает как вкопанный, отчеканивает: "Слушаю-с" -- и мгновенно исчезает. Шурша шелками, влетает опереточная дива.
Пристав (выражение восторга и радостного изумления; щелкает шпорами). Кого я вижу?! (Она протягивает обе руки. Он их почтительно целует, снова звякнув шпорами.)
Дива (сразу опускается на стул, стоящий по другую сторону перегородки; быстрота и экспансивность движений; смесь бесцеремонности и опереточного шика). Ваши церберы ни за что не хотели пропустить меня вне очереди. (Слегка улыбаясь.) Это прямо возмутительно...
Пристав. Это ужасно!.. Я сейчас же проучу этих негодяев... (строго) Федченко!.. Молодцов!..
Городовые (вырастают). Здесь, ваш-бродь!..
Пристав (гневно, отчеканивая). На трое суток под арест!.. Марш!..
Городовые. Рады стараться, ваше-вы-со-ко-благо-родие!.. (Поворачиваются на каблуках, выходят. )
Пристав (возмущенно). Никакой дисциплины!.. (Грассируя). Чем я обязан счастью видеть вас, моя... (Запинается. Оглядывается на паспортиста и дворников. Бросает короткий выразительный взгляд. Вполголоса процеживает: "Ну?" И паспортист исчезает, а дворники пятятся назад. На сцене остаются только пристав и дива. Она, видимо, довольна его догадливостью.)
Пристав. Моя... Прелесть!.. (Выходит из-за перегородки, еще раз целует ручки.)
Дива (бантиком складывая губки). Мне нужно разрешение...
Пристав (щелканье шпор; внимательный взгляд на ножку). Какое угодно и когда угодно!..
Дива (оживляясь). Ну, вот, мерси!.. Я не сомневалась в вашей любезности...
Пристав. Помилуйте!..
Дива. Понимаете, на днях мой бенефис. (Небрежно, скороговоркой.) Пойдет старая оперетка "Бедные овечки"... (Пристав дает понять, что он, разумеется, знает и эту область ) Вы, конечно, знаете... И, конечно, будете? (Галантное щелканье шпор. Дива: кивок головой.) Так вот, во втором действии у меня есть одно очень эффектное место... (лукаво, дразня). Понимаете, я... В дортуаре... Совершенно раздета. (Пристав пожирает ее глазами.) Ну, не совершенно... Но почти... в одних dessoux [нижнеv белье (фр.)]... И я хочу исполнить... вставной номер... Куплеты!.. И при этом масса трюков...
Пристав (словно смачно прожевывая бифштекс). Богиня... Вы прекрасны!..
Дива (хохочет, протягивая ему для поцелуев обе руки). Мерси!.. (Выхватывает из-за корсажа продолговатую исписанную бумажку и протягивает ему.) Вот эти куплеты!.. (лукаво) Разрешите?
Пристав (не выпуская из левой руки ручку дивы, в правой держит бумажку, скользит по ней взглядом, приятно и чуть цинично улыбается. Все это должно происходить очень быстро, в течении короткой, но выразительной паузы). Но... С одним условием.
Дива (живо). Каким?
Пристав (с напускной, шаржированной строгостью). Вы должны их сначала исполнить предо мною... Для того, чтобы я имел (подчеркивает) законное основание судить о допустимости публичного исполнения!.. (Щелкает шпорами.)
Дива (хохочет). Но, надеюсь, не сейчас... и не здесь?
Пристав (стараясь быть очаровательным). Нет, именно здесь и непременно сейчас!!
Дива (хохочет еще громче). Но... право же (оглядывается). Сюда могут войти... (указывает на дверь).
Пристав (в том же тоне). Сударыня... без моего разрешения сам Бог не переступит этого порога!..
Дива (жеманясь, но уступая). Ну, тогда... вы должны... будете помочь мне... (щелканье шпорами)... вы будете стариком Гастоном!.. который (лукаво) очень любил женщин (подмигнув)... Надеюсь, с этим вы справитесь легко?!
Пристав. Ха-ха-ха... Рад стараться!..
Дива. В таком случае... (сбрасывает манто на стул; он ей помогает)...Сядьте здесь... (слегка толкает его на стул, покрытый манто; он грузно опускается, являя собой полное восхищение, постепенно все более и более возрастающее)...Возьмите мой лорнет (снимает с себя лорнет с длинной золотой цепью и набрасывает цепочку на него; пристав на лету целует ее руки и потом приставляет лорнет к глазам)... Вот так, и... не спускайте с меня (хохочет) восхищенных взоров... (Пристав, сидя, звякает шпорами в знак покорности. Дива отходит на тот конец комнаты, где раньше стояли дворники, и в легкомысленном полутанце под звуки музыки начинает петь в самой каскадной манере, на мотив: "Жажду я полета, дайте мне пилота...")
Дива (поет):
"Я люблю военных
И военнопленных
(слегка взвизгивая).
Например, гусар!..
Голубых гусар!..
Жесты и воздушные поцелуи в сторону пристава.
Кирасиры тоже
Мне всего дороже:
Я ценю их жар!
Настоящий жар!..
Пристав тает от восторга. Хорохорится. Подкручивает усы, выпячивает грудь.
Я люблю...
В это время дверь отворяется. Входит с прошением студент. У него вид и тон вежливый, но решительный. Дива замирает на полуноте и с комически-испуганным видом продолжает оставаться на прежнем месте. Пристав, багровый от негодования, вскакивает со стула. Вид у него скорее забавный и смешной, чем импонирующий: на плечах, зацепившись за погоны, повисло шелковое манто. На животе, звякая о шашку, болтается лорнет.
Пристав. Милостивый государь... Как вы смели войти без доклада?
Студент (вежливо, но решительно). В передней никого нет... Я прождал два часа... Наконец, услышав пенье и музыку, я подумал, не ошибся ли я дверью?! (Пристав задыхается от гнева, собирается что-то возразить. Но тут вмешивается дива.)
Дива (звенящим, почти тоненьким голосом, обращаясь к приставу и указывая на студента, тоже невольно смутившегося и недоумевающего). Ну, разумеется, господин студент прав!.. Ведь вы же сами прогнали ваших городовых...
Пристав (смягчаясь, отрывисто). Что вам угодно?
Студент. Мне необходимо свидетельство (с едва заметной иронией) о моей политической благонадежности.
Пристав (сухо и высокомерно). На какой предмет?
Студент (освоившийся с обстановкой, тоном уже более ироническим). На предмет поступления в школу прапорщиков, господин пристав!..
Пристав (не без некоторого смущения). Хорошо... (берету него из рук прошение).
Студент, сверкнув глазами, уходит.
Короткая комическая сцена, заканчивающаяся хохотом дивы.
Пристав (оправляясь от смущения и кисло улыбаясь). Терпеть не могу эту сволочь!..
Дива (дразнит). А студентик хорошенький... (Пристав с легким укором покачивает головой).
Пристав (с прежней напускной строгостью). Однако я должен вернуться к исполнению служебных обязанностей... (занимает прежнее положение на стуле) Сударыня! Здесь (показывает на бумажку) -- еще три куплета!
Дива (сделав гримаску и послав воздушный поцелуй; повелительно). Гастон! Сделайте влюбленные глаза!.. Вот так...
(становится в прежнюю позу; музыка; поет),
"Я люблю шикозы
И такие позы.
(делает ножкой)
Когда..."
Раздается оглушительный звонок телефона. Дива чуть рассержена. Пристав опять багровеет и идет к телефону.
Пристав. Пятьдесят пять, полиция!.. (сердито, как будто не расслышав ответа). Что? Вам, кажется, ясно говорят, что (делает ударение, сам не понимая его компрометирующего значения) здесь (жест рукой и пауза) -- полиция...
Занавес
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
"ПОЗОЛОЧЕННАЯ ГНИЛЬ"
Действие происходит в царской ложе императорского театра во время представления балета. Задняя декорация представляет собой внутреннюю заднюю стену ложи: малинового цвета, собранная в складки, изящная, высокая, раздвижная, состоящая из четырех створок, ширма с изогнутыми краями, отделанными темным золотом, и с небольшими продолговатыми, яйцевидной формы зеркалами, вделанными в верхние части створок. В зеркалах этих отражается спускающаяся с потолка ложи хрустальная небольшая люстра, часть свечей которой затянута темно-малиновым или цвета бордо шелком и проливает несколько зловещий, но нарочито-торжественный и мягкий свет. Вообще у зрителей должно получиться впечатление яркого пятна: малиновый фон, бронза, золото, зеркала, эполеты, звезды и пр. Самая ложа представляет собою обычный барьер, обитый малиновой материей с более темной обивкой наверху барьера. Сверху спускаются портьеры, тяжелые, малинового цвета, с золотыми кистями по обеим сторонам на толстых золотых шнурах, перехватывающих в двух местах верхний ламбрекен. Нал выдвинутой частью ламбрекена укреплена выпуклая золотая корона со скрещенными под ней золотыми регалиями. Действие происходит во время антракта, но музыка, чарующая, отдаленная, немного зловещая, все время доносится сюда. Сидящие в ложе разговаривают в заметно пониженном, диктуемом этикетом, хотя и непринужденном тоне. Все участвующие в этой картине лица портретно схожи с историческими фигурами недавнего прошлого.
УЧАСТВУЮЩИЕ:
Николай II, адмирал Нилов, Протопопов, Фредерике, Воейков, Горемыкин и Щегловитов.
Николай сидит посредине в глубине ложи, чуть-чуть заслоненный окружающими и вообще едва заметный для публики. Лучше, если по сдержанности остальных она будет догадываться, что в ложе находится император. Остальные действующие лица расположились по трое по обеим сторонам его. Справа: у самого барьера -- Горемыкин, сбоку, в глубь ложи -- по некой воображаемой хорде -- Воейков, за ним (возле царя) -- Протопопов; слева, в таком же порядке,-- у самого барьера -- Фредерикс, за ним -- Щегловитов и, наконец, за ним (рядом с царем) -- Нилов.
Занавес раздвигается под звуки доносящейся издалека балетной интермедии.
РЕМАРКИ ДЛЯ ИСПОЛНИТЕЛЕЙ
Николай II -- рыжеватая растительность; постоянный жест -- нервное поглаживание усов, то одной, то другой рукой.
Нилов -- плотная фигура; одутловатое, совершенно бритое лицо, не то рафинированного бонвивана, не то просто забулдыги, 45 лет. Циничен. Светски развязен. Черная морская тужурка. Адмиральские погоны. Один белый эмалированный крест -- у разреза воротника. Плешь. Напоминает распущенного римского претора.
Протопопов -- 45--47 лет. Высокая фигура. Безукоризненные, пушистые и холеные усы; приятные барские манеры, претензии на обаятельность, что ему удается не без явного оттенка подхалимства к окружающим. Мягкий приятный баритон. Камергерский мундир.
Фредерикс -- очень стар. На лбу почти суворовский клок желтовато-седых волос. Лицо худощавое. Со впадинами. Усы совершенно седые, гусарские, немного небрежные. Блестящий адъютантский мундир. Несколько аксельбантов. Ордена. Белые перчатки.
Воейков -- угрюм. Толстые усы. Подстриженные. Волосы бобриком. Во всей фигуре компактность, плотность, упорство. Генеральский мундир, очень скромный.
Горемыкин -- вопиюще стар; классические бакенбарды, припухлости под глазами, чуть синеватый отлив пергаментной кожи. Очень типичен. Черный сюртук. Две звезды.
Щегловитов -- 50 лет. Редеющие и слегка выцветшие в неопределенно мутный цвет, с легкой сединой на висках волосы. Борода и усы совершенно черные (крашеные). Усы небольшие, жестковатые, идущие книзу. Бородка -- буланже, даже чуть-чуть шире. Щеки бритые. Тон энергичный.
Действие балета только что окончилось.
Щегловитов. А Копеллия положительно недурна!
Нилов. Чересчур тонка в бедрах.
Протопопов (приятно улыбаясь). Адмирал явно подражает Нерону...
Общее движение и улыбки.
Нилов. Зато вы, Александр Дмитриевич, совсем уж не похожи на Петрония!..
Протопопов (кокетничая). Помилуйте, адмирал! Куда мне до Петрония!.. Я был и останусь скромным симбирским помещиком.
Фредерикс все время смотрит в бинокль в сторону зрительного зала.
Щегловитов (после короткой паузы, наклоняясь к Фредериксу). Что, ваше сиятельство, Григорий Ефимович так-таки и не будет сегодня?
Фредерикс (опуская бинокль). По всей вероятности, нет. Он сейчас у ее величества на сеансе.
Протопопов (подхватывает новую тему). Григорий Ефимович жаловался мне на плохое самочувствие... (ко всем, с неподдельным огорчением в голосе). Вы знаете, меня серьезно беспокоит его сердце... Рейн находит маленький отек...
Нилов. Ничего ваш Рейн не понимает... Он у меня каждый год регулярно откапывает новую болезнь... по его словам, кажется, только одной женской мне (сдержанный общий смех) для полного его удовольствия не хватает!
Щегловитов. Вы совершенно не верите в медицину!..
Нилов. Но и медицина платит мне тем же!.. По ее расчетам, я давно должен был умереть... А между тем, как видите, продолжаю благополучно здравствовать... и даже усиленно поглощать... куваку!.. (Общий смех, негромкий, но еще более одобрительный в сторону Воейкова. Только Фредерикс продолжает глядеть в бинокль, да Горемыкин остается почти безучастным. Воейков старается приятно улыбнуться.)
Протопопов (заботливо-деловым тоном, обращаясь к Воейкову). Кстати, генерал, все недоразумения с санитарными поездами мной благополучно улажены... (Приятно улыбаясь.) Ваше детище... будет отправлено в первую очередь...
Воейков. Сердечно благодарю вас... (кивок головой. Ответный кивок Протопопова).
Фредерикс (к Нилову). Вы не знаете, кто эта belle femme [прекрасная женщина (фр.)]? Вон справа... во втором ряду... рядом с гвардейским полковником... (Нилов приставляет бинокль; ищет глазами.)
Нилов. В розовом? (Фредерикс отрицательно машет головой.)
Фредерикс (с легким раздражением). Нет, нет, рядом с ней, адмирал.
Протопопов (стараясь все знать, везде поспеть, приподымаясь, разглядывает в бинокль зрительный зал). Кто эта прекрасная Цирцея, привлекшая внимание его сиятельства?
Нилов (успевший разглядеть). А!.. Это супруга генерала Кунендорфа... Маленькая баронесса, как ее называют в свете... шикарная женщина!..
Фредерикс (соглашаясь). Да... я люблю таких...
Воейков. Граф, несмотря на слабое зрение...
Протопопов (подхватывает). Отлично замечает хорошеньких женщин...
Щегловитов (который тоже в свое время приподнимался и глядел в бинокль). А по-моему, сегодняшняя Копеллия во всех статьях лучше...
Нилов (цинично). Ну, ну... Иван Григорьевич... вам и карты в руки... Расскажите-ка, старый жрец Фемиды, по какой статье вы бы привлекли эту самую Копеллию к себе?
(Общий смех, кроме Горемыкина, который почти все время дремлет.)
Щегловитов (улыбаясь). Вы, как всегда, великолепны, адмирал!..
Протопопов, принимая деловой и озабоченный вид, встает со стула и направляется к ширмам, за которыми предполагается выходная дверь. Его отсутствие длится не больше минуты, в течение которой беседа в ложе не прерывается. Фредерикс продолжает смотреть в бинокль на зрительный зал.
Воейков (мрачно). Говорят, у баронессы, несмотря на молодость ее, было восемнадцать любовников...
Нилов (ухмыляясь). Не отчаивайтесь, генерал. Баронесса -- блондинка, а блондинки не скоро старятся... у вас еще много (как бы утешая его) времени впереди...
Щегловитов. Но генерал, если не ошибаюсь, до сих пор определенно предпочитал брюнеток?..
Воейков (твердо). И никогда в них не ошибался...
Входит Протопопов. Легкое обычное движение в ложе, какое всегда вызывает появление нового или возвращение прежнего партнера.
Щегловитов. Есть какие-нибудь новости? (Царь тоже проявляет некоторые признаки жизни, что можно угадать по еле уловимому движению окружающих и по следующим словам Протопопова.)
Протопопов (почтительно наклонясь к царю, но и не игнорируя присутствия остальных, равно как и вопроса Щегловитова, словно совпадающего со смыслом безмолвного вопроса на лице царя). Ничего особенного... Коротенькое сообщение из ставки... Все то же!.. Продолжается бой под Молодечно... число раненых обычно... (После очень короткой паузы, во время которой последовал, очевидно, либо безмолвный, либо просто не слышный для публики вопрос царя). Да, ваше величество, десять тысяч...
Нужно заметить, что со времени возвращения Протопопова настроение в ложе остается то же, что и прежде. Нилов втихомолку беседует с Фредериксом, продолжающим глядеть в бинокль. Воейков по-прежнему безразличен и угрюм. И только после последних слов "десять тысяч" следует обычный жест царя (поглаживание усов), да на одну секунду--пробуждение почти дремавшего Горемыкина.
Горемыкин (слегка пробуждаясь, старческим, скрипучим голосом). Сколько... вы... сказали?
Протопопов (преувеличенно любезно). Десять тысяч, Иван Логинович!..
Горемыкин (кивнув головой, как бы показывая, что так именно ему и послышалось. А!.. (Вновь склоняет голову вниз и погружается в прежнюю нирвану.)
Фредерикс (отводя бинокль и поворачиваясь внутрь ложи. Смотрит на часы. Обращаясь к Протопопову). Пора начинать... Александр Дмитриевич (очень любезно). Будьте добры... Распорядитесь!.. насчет гимна...
Занавес
КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
"КАК ХОРОШИ, КАК СВЕЖИ БЫЛИ РОЗЫ..."
Декорация первой картины. Каземат в Трубецком бастионе. Точно та же обстановка. Плеск Невы за стенами крепости. Бой курантов "Как славен наш Господь в Сионе"... Впечатление большей мрачности создает отсутствие широкой полосы света через окошко. При поднятии занавеса Протопопов,-- единственное действующее лицо в этой сцене,-- сидит на койке, свесив ноги в белых камергерских с золотыми лампасами брюках, штрипки коих оттягивают вниз новенькие лакированные штиблеты. На нем шитый золотом темно-зеленого сукна придворный военного покроя расстегнутый мундир, из-под которого виднеется обыкновенная белая сорочка. Прическа и усы растрепаны, но не преувеличенно. Особенно подчеркнут должен был контраст между его блестящим нарядом и однотонностью казематной обстановки. Вид у бывшего министра жалкий, недоумевающий, испуганный.
При поднятии занавеса он сидит молча, закрыв лицо руками, опустив вниз голову, сгорбившись. Куранты играют "Коль славен наш Господь в Сионе"... Пауза длится, пока куранты не перестают играть. Затем следует еще короткая пауза. Потом, сливаясь изредка с плеском воды, раздаются звуки очень отдаленной музыки одних скрипок, смягченных сурдинкой. Музыкальный мотив является аккомпанементом к словам персонажа и по характеру своему не должен быть слишком лирическим, а скорее пародировать или очень осторожно утрировать лиризм...
Протопопов (отнимает руки от лица, почти испуганно оглядывает стены, окошко, потолок; медленно вынимает кошелек из кармана брюк, камергерский ключ, носовой платок и выкладывает все эти предметы на стоящий рядом с койкой столик. Прежде чем положить камергерский ключ на стол, он внимательно и грустно его рассматривает, вертит между пальцев и надтреснутым голосом говорит).
Когда б один надежды луч
Мне подарить (с ненавистью, сверкнув глазами) хотели звери... (со вздохом): Увы... Мой камергерский ключ!.. Ты не подходишь (соответствующий взгляд в сторону) к этой двери!..
Кладет ключ на стол; пауза; музыка; меланхолически берет со стола кошелек и с бесконечно-мизерабильиым видом сосчитывает марки.
(Новый вздох) Mon Dieu!.. [Мой Бог! (фр.)] Какая пустота!.. Куда девался фонд секретный? (Пауза)... Моя душа, как ты, пуста, О, спутник жизни незаметный... Да... все прошло!.. прошло, как сон.
И только здесь -- не сновиденья...
(Полуплаксиво) Запомни, старый бастион,--
И я страдал... за убежденья!..
(Пауза) А между тем... давно... тогда,
Когда не шли с востока грозы..."
Я уверял: пройдут года!..
Но я останусь навсегда!!!
(Пауза) "Как хороши... как свежи... были розы..."
(Плаксиво) Я был хороший человек --
И даже верил в христианство...
И мог бы скромно целый век
Быть предводителем дворянства...
Я жил приятно и легко.
В своем имении... на Каме.
Сентиментальность позера.
То пил парное молоко,
То вел беседу с мужиками...
(Пауза, вздох)... "Как хороши... как свежи... были розы..."
Потом... О, Боже! Я дрожу,
Так стены мрачны и угрюмы --
Я в депутаты прохожу.
И... (Позируя, с гордостью) становлюсь любимцем Думы!
Потом (оживляется) Париж! Стокгольм! Экспресс!
Банкеты!.. Лавры!.. и оливы!..
Я пью за мир! и за прогресс!..
И за войну! и за проливы!!!
(Пауза, вздох) "Как хороши, как свежи были розы..."
Но дальше... Дальше!.. Ставка!.. Двор!..
Все совершается так быстро...
Я целюсь правильно в упор.
И... получаю сан министра!..
Сам царь дает мне ордена
Показывает на золотое шитье.
И этот ключ, и эти бармы!.. (Почти с пафосом). Меня боится вся страна!..
И... в струнку тянутся жандармы!!!
(Вздох. Пауза) "Как хороши, как свежи были розы..."
И вот конец пришел всему,
К чему я шел в порыве дерзком...
Меня хватают и... в тюрьму
Везут в мундире камергерском!..
Теперь под суд я попаду,
Пропащим кончу человеком...
Его осеняет какая-то мысль. Слегка ударяет себя по лбу.
Не заявить ли мне суду,
Что я был, в сущности, эсдеком?!..
Музыка несколько громче, настойчивее и отчетливее повторяет рефрен, соответствующий словам "как хороши, как свежи были розы...". Но самые слова больше уже не произносятся, и под звуки рефрена занавес опускается.
Занавес
КАРТИНА ПЯТАЯ
"ГОСПОДИН КОМИССАР"
Сцена представляет декорацию второй картины. Те же перегородки; телефон. Но стол уже покрыт красным сукном. На стене, где висел царский портрет, отсыревшее большое пятно выцветших обоев, воспроизводящее размер портрета над четырехугольником -- тоже выцветший отпечаток -- короны. На месте прежних казенных объявлений висят красные, зеленые, синие листки воззваний. На месте паспортиста сидит барышня-машинистка (веселая, жизнерадостная, гладко причесанная, тип курсистки) я стучит на пишущей машинке. Справа, по другую сторону стола, также сидит барышня, совершенно так же одетая, такого же типа и по внешности даже портретно схожая с первой. Она так же весело и бойко стучит на машинке. (Обе в белых английских блузках, воротничках, маленьких черных галстуках, манжетах.)
За столом -- г. комиссар; фрак, белая грудь, адвокатский значок на красной небольшой розетке. Воплощение вежливости и почти изысканной профессиональной любезности. Комната залита утренним солнечным светом. На сыром пятне, где висел портрет, прыгают веселые зайчики. Вся эта картина должна быть исполнена жизнерадостного, бодрящего тона самой доброкачественной буффонады.
УЧАСТВУЮЩИЕ:
Господин комиссар -- 30 с лишним лет. Пробор. Безукоризненно выбрит. Располагающая наружность.
1-я барышня.
2-я барышня.
Федотыч (1-й милиционер).
Лебедкин (2-й милиционер).
Господин Фиикельштейн -- приезжий еврей. Благообразная наружность. Почти патриархальная. Черная борода с проседью. Лет под 60. Легкое акцентирование, скорее певучесть речи. Черное широкое пальто, котелок, зонтик, галоши. Вид обстоятельный.
При открытии занавеса комиссар сидит в кресле за столом и что-то пишет. Вид сосредоточенный, деловой. Барышни в такт, бойко стучат на машинках. Небольшая пауза. Раздается звонок телефона. Комиссар встает и направляется к аппарату.
Комиссар (отвечает на звонок, уверенно отчеканивает). Пятьдесят пять, милиция!.. (Пауза). Да... (пауза) к вашим услугам... (Пауза. Улыбаясь.) Слушаю, слушаю...
Улыбка на лице комиссара становится все шире и шире. Он пожимает плечами, делает ряд юмористических жестов в сторону барышень, разводит свободной рукой; видно, что разговор чрезвычайно забавен. Барышни, которые вообще не прочь звонко похохотать, на секунду отрываются от переписки, улыбаются в кредит, выражают явное нетерпение -- узнать, в чем дело. Комиссар продолжает отвечать, еле сдерживая смех.
Понимаю, гражданин... (пауза) вполне вам сочувствую (пауза) к сожалению, ничем не могу быть полезен... (пауза) Да, да!.. Но в личную жизнь супругов... мы не имеем права вмешиваться... (пауза; переспрашивая) Мировые судьи?.. (изумляясь, почти не сдерживая смеха). Да что вы, гражданин?! Конечно, действуют!.. (пауза, сочувственно соглашаясь) Обратитесь, обратитесь... (пауза) Да (пауза; с сияющим от смеха лицом). Пожалуйста, пожалуйста... наша обязанность (смеется). До свиданья!.. (вешает трубку). (Разводя руками, обращается к переставшим стучать барышням, превратившимся в два вопросительных знака). Ну, доложу я вам, и публика!..
Барышни (наперебой). В чем дело? Что случилось? Расскажите!!!
Комиссар (со смехом). Ничего особенного... Маленькие семейные неприятности... у гражданина бакалейщика!.. Гражданин, обладающий, очевидно, чересчур мягким характером, был избит гражданкой супругой... Вот он и обращается к нам с просьбой... не может ли новая власть (Барышни готовы прыснуть) облегчить его горькую участь... так как -- заявляет бакалейщик -- "довольно я от этого ирода... при старом режиме... горя вытерпел..." (Барышни звонко хохочут. Смеется и сам комиссар.) А потом спрашивает... Можно ли с таким делом к мировому обратиться... ибо гражданин полотер уверял гражданина бакалейщика, что... (смеется) "теперь всех мировых на фронт отправлять будут... потому, как... даже всем каторжникам амнистия вышла" (Новый взрыв хохота. Комиссар садится за стол, барышни принимаются за работу. Комиссар, покачивая головой, склонившись над бумагами). Ох, и темна еще матушка-Русь... Работы, работы-то впереди сколько!.. (обращаясь к барышням). Ну, барышни, за дело, за дело... время не ждет!..
Комиссар углубляется в работу. Барышни в унисон стучат на машинках.
Федотыч (входит). Дозвольте доложить... так что... еще птиц привезли!.. И куда их девать не знаем... помещений больше никаких нету. Все, как есть, забито.
Комиссар (слегка недоумевая). Какие, Федотыч, птицы?
Федотыч (барышни вновь насторожились; вновь дрожат улыбки на лицах). Опять эти самые, ваше благо... (заминается, конфузится; виновато махнув рукой). Виноват, орлы!.. (Опять звонкий смех. Добродушно-конфузливо смеется и Федотыч).
Комиссар (продолжая улыбаться). Откуда ж теперь?..
Федотыч. Говорит возчик, всю Тверскую объехал... как есть от самой заставы наняли... только в Охотном скубенты его и ослобонили... так, из лавки в лавку и ходили... (Новый взрыв смеха) потом дали трещницу... приказали сюда свезти...
Комиссар (добродушно). Ну, что ж теперь делать?.. Возьмитесь-ка с Лебедкиным да свалите их во дворе.
Федотыч (с сочувственно-понимающим видом). Прямо в кучу?
Барышни хохочут.
Комиссар (тоже смеясь). Прямо в кучу!..
Федотыч. Слушаюсь... (уходит).
Комиссар (к барышням, снова принявшимся за машинки). Настоящее орлиное гнездо... (Тоном милой шутки.) Если не считать двух пигалиц...
Барышни (слегка вспыхнув, перебивая одна другую). Товарищ... Гражданин... Я бы! и я тоже! Мы просим!.. Мы требуем!.. Чтоб нас не называли пигалицами!.. (смягчаясь). Раз... мы гражданки... (выпаливая). Второго района!! (Энергично садятся на место. Принимаются за работу.)
Комиссар (чуть смущенный столь неожиданным репримандом, но с легкой иронией). Ну, гражданки -- второго района... Помиримся!.. И будем друзьями. А в знак того, что вы больше на меня не сердитесь (добродушно смотрит на одну, то на другую. Барышни тоже успели отойти и готовы залиться смехом) и искренно прощаете меня,-- перепишите (протягивает два черновика бумаг), пожалуйста, вот эти срочные бумажки... (Барышни, лукаво, с притворным гневом, не поворачиваясь, берут у него бумаги, переводят регистры, вынимают прежние листы и вставляют чистые. Сдерживая улыбки, начинают переписывать.)
Комиссар. Так больше не сердитесь?
Барышни (маленькая пауза). Н... (скороговоркой). Не знаем!
Комиссар (с прежним оттенком легкой иронии). В таком случае, не решить ли нам вопрос... открытой баллотировкой?..
Барышни (фыркнув). Хорошо!.. Хорошо!..
Комиссар (с напускной торжественностью). В таком случае я начинаю. Кто из присутствующих считает (и он, и они еле сдерживают улыбки) индицент исчерпанным, благоволите поднять руку... (Барышни лукаво поглядывают одна на другую и нерешительно, закрывая одной рукой смеющийся рот, медленно поднимают, каждая, другую руку, повернувшись к комиссару вполоборота в разные стороны.)
Комиссар (протянув указательный палец, сначала безмолвно считает количество рук и неслышно шепчет губами. Притворно- деловым тоном). Позвольте объявить результаты голосования... (торжественно) подавляющим большинством, при одном воздержавшемся, решено инцидент с пигалицами... (Барышни делают злые глаза.) считать исчерпанным и предать его забвению... (хватает одновременно обе поднятые ручки в трогательных манжетках и с утрированной благодарностью пожимает их. Общий веселый смех. Все возвращаются к работе. Небольшая пауза. Бойкий стук машинок.)
Лебедкин (2-й милиционер, входит). Господин комиссар... вас какой-то человек дожидается (едва улыбаясь) насчет прописки...
Комиссар. Ну, что ж вы не просите, Лебедкин? Зовите, зовите его сюда. И запомните раз навсегда, что (мягко-наставительно) просителей ни в коем случае нельзя заставлять ждать... (Лебедкин с понимающим видом кивает головою.) Не они существуют для нас, а мы для них... поняли? (новый кивок головой). Ну, вот... зовите, зовите его скорее!..
Лебедкин (бойко). Слушаю-с, господин комиссар!
Уходит. После очень короткой паузы входит г. Финкельштейн. Барышни мельком взглядывают на него и продолжают работать, Финкельштейн с некоторым недоверием озирается, потом, расхрабрившись, смешно кивает головой. В руках у него зонтик и котелок.
Комиссар (кивком отвечает на поклон. Слегка приподымается и рукой указывает на стул, приставленный к столу по ту сторону перегородки). Прошу садиться... (Финкельштейн признательно кивает головой и в нерешительности продолжает оставаться на одном месте). Чем могу служить?
Финкельштейн (в голосе которого в продолжение всей сцены чувствуется юмор, осторожность, но и желание показать себя, сохранить необходимое достоинство; несколько недоумевая). Что значит... Вы будете служить? (Барышни начинают улыбаться).
Комиссар (стараясь сохранить лишенную сухости серьезность). Я спрашиваю, чем я могу быть вам полезен?
Финкельштейн (уразумев). О! Полезен, да! (Комиссар снова жестом приглашает его сесть). Благодарю вас... (садится, постепенно все более и более осваиваиваясь). Я таки немного устал. Вы знаете, эта Москва, так это настоящий сумасшедший город... Извозчиков нет, трамваев нет... и все бегут, и все не знают, куда бегут... (Оглядывается, смотрит на стенку, замечает не нуждающееся в комментариях пятно от портрета. Слегка цокнув языком.) Ц-с! (юмористически покачав головой; выразительный взгляд в сторону пятна) Уже?!.
Комиссар (обернувшись, быстро сообразив, слегка улыбаясь). Уже. (Очень короткая пауза. Мягко). Однако в чем ваше дело... господин...
Финкельштейн (подхватывает). Финкельштейн (приподнимаясь и вновь садясь). Моя фамилия Финкельштейн!
Комиссар (кивает головой, барышни низко склоняются над машинками, стараясь скрыть улыбки). Ну, так вот, позвольте узнать, господин Финкельштейн, в чем все-таки ваше дело?
Финкельштейн (улыбаясь, как бы вопросительно). Мое дело... (Пожимает плечами.) Обыкновенное комиссаржевское дело!..
Комиссар (и он и барышни недоумевают, улыбаются). Простите, я вас... не совсем понял... что вы (преувеличенно-любезно) изволите называть... комиссаржевским делом?
Финкельштейн (недоумевая в свою очередь). Что значит что? (вынимает из бокового кармана потрепанную паспортную книжку). То, что при старом режиме называлось участковым (певуче), а теперь называется комиссаржевским (протягивает паспорт)... вот это!..
Комиссар (поняв, сдерживает смех, барышни совсем спрятались за машинки. Берет у него из рук книжку). Паспорт?
Финкельштейн. Нуда!..
Комиссар. Что же вы с ним собираетесь делать?
финкельштейн (изумляясь). Я? Это я вас должен спросить, что вы собираетесь сделать с ним? (Пауза. Мягко, но не доверчиво.) И со мной?!
Комиссар (улыбаясь и отдавая ему паспорт). Ровно ничего!.. Просто вернуть его хозяину... (отдает).
финкельштейн (нерешительно берет). Значит, у вас... эта штука... тоже отменяется?
Комиссар (очень любезно). Виноват, где у нас?
Финкельштейн. Что значит где? В вашем участке... (запнувшись, быстро) тьфу... (заученно) в комиссарьяте!..
Комиссар. Точно так же, как и во всех остальных комиссариатах всей Москвы... (Улыбаясь) всей России.
Финкельштейн. В остальных -- я сам знаю... (Подымаясь со стула). Их же, слава Богу, здесь целых 48..
Комиссар. Совершенно верно.
Финкельштейн. Я думаю, верно... (застегивая пальто) когда я их всех собственными ногами... обегал.
Комиссар (изумляясь). Зачем же вам это понадобилось?
Финкельштейн. Он еще спрашивает, зачем? Чтобы проверить...
Комиссар (изумление его возрастает). Но что именно?
Финкельштейн (с легкой досадой). Ай, так вы совсем не знаете... наших прежних законов... (Поясняет, жестикулируя котелком и зонтиком)... Сегодня -- можно, а завтра -- нельзя... на этом тротуаре-- позволяется, а на другом тротуаре -- уже не позволяется... (Барышни, прыснув, вылетают из комнаты, каждая -- в другую сторону. Комиссар еле удерживает смех). Так что я делаю?! Я иду во все участ... (запнувшись, быстро поправляется) тьфу... эти в комиссарьяты... и (пожимает плечами) говорю... вот мой паспорт... и, если да,-- так сделайте на нем подпись -- и будьте здоровы! И уже здесь (протягивает свой паспорт), вы видите, расписались все 47 присяжных поверенных... (улыбаясь, мягко) Что делать? Когда нужно, так коллекцией тоже станешь заниматься... вы знаете, мы--евреи--ко всему привыкли!.. (Спохватившись) Виноват, господин комиссар... Будьте так любезны и поставьте уже вашу последнюю подпись! И пусть уже будет конец!.. А то вы знаете... (комиссар, сочувственно и мило улыбаясь, садится за стол и подписывает). В этом сумасшедшем городе совсем можно без ног остаться. (Во время последних слов Финкельштейна за сценой слышен то звонкий, то сдавленный смех барышень.)
Занавес
КАРТИНА ШЕСТАЯ
"ДА ЗДРАВСТВУЕТ СВОБОДА"
Декорация третьей картины: царская ложа. Все осталось по-прежнему, только корову убрали. Колпачки со свечой на люстре внутри ложи сняты, и поэтому свет ярко заливает всех сидящих. Их очень много. Впечатление такое, что ложа битком набита солдатами и рабочими. По бокам ложи на барьере сидят по двое-трое, чуть перегибаясь наружу, положив один другому руки на плечи. Посредине, ничем пока не выделяясь среди всей группы сидящих в ложе, помещается освобожденный узник в том же простом черном костюме. Как только открывается занавес, солдаты и рабочие, протягивая руки к зрительному залу (где предполагается оркестр и сцена), начинают громко и стройно требовать исполнения Марсельезы.
Голоса. Марсельезу!.. Марсельезу!.. Марсельезу!!. (Психологически к этим крикам должен неизбежно присоединиться и весь зрительный зал, так что картина должна получиться сама собой эффектная и внушительная.)
Голоса. Марсельезу!.. Оркестр!.. Марсельезу!.. (раздаются из настоящего оркестра, в месте его постоянного расположения, первые величественные звуки Марсельезы).
Голос из ложи (в ложе все поднялись с мест, как только прозвучали первые ноты). Встать! Встать! (Голоса из зрительного зала.) Просим встать!.. Все встаньте!!.
Все в ложе и в зрительном зале встают и в торжественном молчании выслушивают Марсельезу. Крики: Ура... Ура... Ура!
Освобожденный узник (подымаясь в середине ложи, опираясь на барьер, после того как смолкают последние звуки музыки и крики ура). Граждане! Я хочу вам прочесть несколько строк!.. Строк, написанных только вчера, когда вы... (Голос его слегка дрожит) раскрыли двери... моей тюрьмы!.. Эти строки посвящены нашей весне!.. Весне семнадцатого года!!. Можно, граждане?
Голоса (из ложи и, надо думать, весь зрительный зал). Можно! Можно! Просим! (басы) Про-осим!..
Освобожденный узник (протягивает руку из ложи в направлении к зрительному залу, как бы давая понять, что он ждет тишины)
Я сегодня влюблен
В голубую весну!
Огневая рука
Разметала туман.
Все могу!.. Все хочу!..
Захочу -- и плесну
Искрометным вином
В голубой океан!..
В пробужденных полях
Я услышал шаги
И надтреснутый стон
Посиневшего льда...
Приближалась она...
-- Дорогая, беги!..
Я объятия раскрыл:
-- Дорогая, сюда!..
Дай коснуться твоих
Розовеющих уст
И к упругим ногам
Истомленным припасть...
Пенье птиц и ручья,
Голой веточки хруст --
Это ты и твоя
Животворная страсть!..
Задыхаюсь и пью
Голубое вино --
И зажженная кровь
Ударяет в виски...
В каземате моем
Было слишком темно!..
Были в сердце моем
Только змеи тоски!..
Но сегодня... В дыму --
Закурились леса
И плывет в небеса
Испарения дым...
И поют, и зовут,
И звенят голоса:
-- Будь опять молодым!..
-- Будь опять молодым!..
Возродятся поля,
И набухнет зерно,
И высокая рожь
Улыбнется шмелю...
И прольется с небес
Голубое вино,
И пребудет земля
Во счастливом хмелю!..
Я сорвал пелену
Погребальных одежд!
Искрометным вином
Прямо в сердце плесну!..--
Пейте вместе со мной
За свершение надежд!..
Я сегодня влюблен...
В голубую весну!..
Взрыв аплодисментов в ложе и -- желательно?! -- в зрительном зале. В аплодисменты бурно врывается Марсельеза, и под звуки ее опускается занавес.
Занавес
ЭПИЛОГ
"У ТИХОЙ ПРИСТАНИ"
Декорация та же, что и в прологе. Все предметы, находившиеся в комнате, остались в том же естественном беспорядке, в каком они были в момент ухода обитателей комнаты. На вешалке по-прежнему висят две горностаевые мантии. В оконные стекла бьет яркий солнечный свет, и в широкой полосе его, словно в пьяном танце, кружится золотая пыль. Вся обстановка пансиона королей выступает в своем подчеркнутом освещением убожестве. Видно, что не особенно заботливая рука трудилась над украшением этого своеобразного приюта.
Некоторое время по открытии занавеса сцена остается пустой, и вновь, как и в прологе, издалека доносятся звуки музыки, составляющей как бы продолжение первоначального музыкального вступления... Мотив тот же из "Онегина", начинается с такта, соответствующего словам "что день грядущий мне готовит?"...
Наконец, на сцену гуськом, один за другим, входят монархи. Людовик, опираясь на жезл, придерживая голову, сумрачный и недовольный. Он молча кладет свою корону на верхнюю полку этажерки и тяжело опускается в кресло.
За ним, тихо вздыхая, проходит Султан. Он слегка жмурится от солнца; также безмолвно кладет корону на вторую полку и, печально оглядевшись вокруг и еще раз тяжело вздохнув, садится на прежнее место.
За Султаном, отдуваясь и пыхтя, словно устав от всего виденного, двигается Шах. И он снимает корону с головы своей, слегка приподымает ее, грустно рассматривает и, наконец, безнадежно махнув рукой, относит на место и грузно сваливается на низкий пуф.
С хлыстиком в руках и с короной под мышкой входит и Мануэль, экс-король португальский. Он быстрым движением швыряет хлыстик в угол, отчего Султан и Шах вздрагивают, и с деловым видом кладет свою корону на четвертую по порядку полку. Затем так же быстро возвращается к дверям и обращается к замыкавшему шествие и входящему в то время Николаю II.
Николай в английском в крупную клетку пиджачном костюме и в котелке. В одной руке у него небольшой букет цветов, в другой -- небольшой дорожный саквояж.
Во всей фигуре выражение нерешительности и полного смущения. Он входит, оглядывается, снимает котелок, опускает саквояж на пол и кладет на него сначала котелок, а на котелок и цветы.
Очень короткая пауза, во время которой Мануэль, как указано, успевает пойти Николаю навстречу.
Мануэль. Распаковывайтесь, ваше величество, и будьте как дома... (Подходя к саквояжу, чтобы помочь, замечает букет цветов, берет их и нюхает). Что это у вас... цветы, ваше величество?
Николай (смущенно разводя руками и опять озираясь кругом). Да... я так люблю... цветы!..
Мануэль (еще раз нюхает; стараясь быть любезным). Прелестно. Изумительный аромат!.. Ваше величество, вероятно, большой эстет!!.
Николай (все в прежнем смущении). Да... большой (в то время как Мануэль развязывает саквояж: Николай оглядывается и продолжает в тоне все той же нерешительности и растерянности). Здесь... очень много моли, ваше величество...
Мануэль (развязывая саквояж). Здесь очень много (жест в сторону вешалки) горностаю, ваше величество... а теперь (вынимая из саквояжа пышную красную мантию с горностаевым воротником и шлейфом) будет еще больше... (Идет к вешалке, вешает ее рядом с другими, заботливо смахивает пылинку, отходит на два шага и любуется). Шикарная вещь и как великолепно сохранилась!..
Николай. Да... Двадцать три года...
Мануэль (тоном непритворного, но слегка отдающего иронией сочувствия). Какая жалость!.. Каких-нибудь два года до юбилея!..
Николай (растерянно). Да...
Мануэль (вынимает из саквояжа корону, слегка повертев ее в руках, тоном знатока): Chapeau du Monomach?! [Шапка Мономаха? (фр.)]
Николай (кивает головой). Да... (почти бессмысленно) Мономах... (Продолжает все так же растерянно стоять на одном месте. Мануэль кладет корону на полку.)
Мануэль (фамильярно хлопает Николая по плечу и ногой отшвыривает саквояж: в угол, отчего Шах и Султан, начавшие было дремать, вздрагивают и испуганно-недовольно окрысиваются на Мануэля). Ну, не унывайте, ваше величество!.. Обживитесь, привыкнете... и еще будете судьбу благодарить!.. вон... (указывая в сторону Людовика, который в течение всей картины недвижно сидит в кресле, глубоко уйдя в подушки). Вы сами видите... бывают случаи, quand (выразительный жест вокруг собственной шеи) la coronne tombe avec la tête! [когда... корона падает вместе с головой! (фр.)] Не правда ли? (берет его за талию, чтобы пройтись по комнате. Они делают два-три шага). Однако что же мы все болтаем, болтаем, а о главном я вас и не спросил!.. Вы как насчет преферанса... (коротенькая пауза) играете?..
Николай (в прежнем тоне). Да... играю...
Мануэль (оживившись, быстро подходит к Султану и Шаху, хлопает одновременно того и другого, те опять недовольно и испуганно вздрагивают). Ну, ваши величества, преферанс готов!..
Они вопросительно на него взглядывают и, собразив, тупо кивают головами в знак согласия. Мануэль быстро придвигает качалку и какое-то сломанное креслице и, опускаясь в качалку, жестом приглашает Николая сесть. Тот послушно садится. Султан вынимает из кармана колоду засаленных карт и начинает ее тасовать. В это время издалека опять начинают доноситься звуки музыки, сопровождавшей слова Людовика в сцене пролога: какой-нибудь очень старинный вальс или менуэт.
Султан (к Шаху). Снимите...
Шах (снимает: Султан опять тасует). По маленькой?..
Султан (иронически, но без озлобления). А то по большой?! (Начинается безмолвная игра. Мануэль раскачивается и слегка насвистывает.)
Людовик (после некоторой паузы, глядя в окно). (За окном, с момента появления на сцене монархов, опять методически мелькает штык часового.) (Глухим и зловещим голосом.) Весна...
Мануэль (подхватывает). "Выставляется первая рама!.." (Быстро, точно связывая только что сказанное с последующими словами, обращаясь к Николаю.) Кстати, ваше величество!.. Как подробно произносится ваш титул?.. Я помню... что-то очень длинное...
Николай (глядя в карты). Да, это очень длинно (словно вспоминает, продолжая играть). Божьей милостью мы... Николай вторый... император всероссийский... царь польский... великий князь... финляндский... и прочая... и прочая... и прочая...
Мануэль. C'est épatant!.. [Это потрясающе! (фр.)] и прочая! и прочая! (картавит) и прочая!.. (Под звуки музыки занавес опускается.)
Занавес
1917
Весна семнадцатого года.-- Отдельное издание. М., 1917. Пьеса поставлена (май 1917 г.) в Новом театре П. В. Кохмановского и встречена сочувственно.