"У ТИХОЙ ПРИСТАНИ"
Декорация та же, что и в прологе. Все предметы, находившиеся в комнате, остались в том же естественном беспорядке, в каком они были в момент ухода обитателей комнаты. На вешалке по-прежнему висят две горностаевые мантии. В оконные стекла бьет яркий солнечный свет, и в широкой полосе его, словно в пьяном танце, кружится золотая пыль. Вся обстановка пансиона королей выступает в своем подчеркнутом освещением убожестве. Видно, что не особенно заботливая рука трудилась над украшением этого своеобразного приюта.
Некоторое время по открытии занавеса сцена остается пустой, и вновь, как и в прологе, издалека доносятся звуки музыки, составляющей как бы продолжение первоначального музыкального вступления... Мотив тот же из "Онегина", начинается с такта, соответствующего словам "что день грядущий мне готовит?"...
Наконец, на сцену гуськом, один за другим, входят монархи. Людовик, опираясь на жезл, придерживая голову, сумрачный и недовольный. Он молча кладет свою корону на верхнюю полку этажерки и тяжело опускается в кресло.
За ним, тихо вздыхая, проходит Султан. Он слегка жмурится от солнца; также безмолвно кладет корону на вторую полку и, печально оглядевшись вокруг и еще раз тяжело вздохнув, садится на прежнее место.
За Султаном, отдуваясь и пыхтя, словно устав от всего виденного, двигается Шах. И он снимает корону с головы своей, слегка приподымает ее, грустно рассматривает и, наконец, безнадежно махнув рукой, относит на место и грузно сваливается на низкий пуф.
С хлыстиком в руках и с короной под мышкой входит и Мануэль, экс-король португальский. Он быстрым движением швыряет хлыстик в угол, отчего Султан и Шах вздрагивают, и с деловым видом кладет свою корону на четвертую по порядку полку. Затем так же быстро возвращается к дверям и обращается к замыкавшему шествие и входящему в то время Николаю II.
Николай в английском в крупную клетку пиджачном костюме и в котелке. В одной руке у него небольшой букет цветов, в другой -- небольшой дорожный саквояж.
Во всей фигуре выражение нерешительности и полного смущения. Он входит, оглядывается, снимает котелок, опускает саквояж на пол и кладет на него сначала котелок, а на котелок и цветы.
Очень короткая пауза, во время которой Мануэль, как указано, успевает пойти Николаю навстречу.
Мануэль. Распаковывайтесь, ваше величество, и будьте как дома... (Подходя к саквояжу, чтобы помочь, замечает букет цветов, берет их и нюхает). Что это у вас... цветы, ваше величество?
Николай (смущенно разводя руками и опять озираясь кругом). Да... я так люблю... цветы!..
Мануэль (еще раз нюхает; стараясь быть любезным). Прелестно. Изумительный аромат!.. Ваше величество, вероятно, большой эстет!!.
Николай (все в прежнем смущении). Да... большой (в то время как Мануэль развязывает саквояж: Николай оглядывается и продолжает в тоне все той же нерешительности и растерянности). Здесь... очень много моли, ваше величество...
Мануэль (развязывая саквояж). Здесь очень много (жест в сторону вешалки) горностаю, ваше величество... а теперь (вынимая из саквояжа пышную красную мантию с горностаевым воротником и шлейфом) будет еще больше... (Идет к вешалке, вешает ее рядом с другими, заботливо смахивает пылинку, отходит на два шага и любуется). Шикарная вещь и как великолепно сохранилась!..
Николай. Да... Двадцать три года...
Мануэль (тоном непритворного, но слегка отдающего иронией сочувствия). Какая жалость!.. Каких-нибудь два года до юбилея!..
Николай (растерянно). Да...
Мануэль (вынимает из саквояжа корону, слегка повертев ее в руках, тоном знатока): Chapeau du Monomach?! [Шапка Мономаха? (фр.)]
Николай (кивает головой). Да... (почти бессмысленно) Мономах... (Продолжает все так же растерянно стоять на одном месте. Мануэль кладет корону на полку.)
Мануэль (фамильярно хлопает Николая по плечу и ногой отшвыривает саквояж: в угол, отчего Шах и Султан, начавшие было дремать, вздрагивают и испуганно-недовольно окрысиваются на Мануэля). Ну, не унывайте, ваше величество!.. Обживитесь, привыкнете... и еще будете судьбу благодарить!.. вон... (указывая в сторону Людовика, который в течение всей картины недвижно сидит в кресле, глубоко уйдя в подушки). Вы сами видите... бывают случаи, quand (выразительный жест вокруг собственной шеи) la coronne tombe avec la tête! [когда... корона падает вместе с головой! (фр.)] Не правда ли? (берет его за талию, чтобы пройтись по комнате. Они делают два-три шага). Однако что же мы все болтаем, болтаем, а о главном я вас и не спросил!.. Вы как насчет преферанса... (коротенькая пауза) играете?..
Николай (в прежнем тоне). Да... играю...
Мануэль (оживившись, быстро подходит к Султану и Шаху, хлопает одновременно того и другого, те опять недовольно и испуганно вздрагивают). Ну, ваши величества, преферанс готов!..
Они вопросительно на него взглядывают и, собразив, тупо кивают головами в знак согласия. Мануэль быстро придвигает качалку и какое-то сломанное креслице и, опускаясь в качалку, жестом приглашает Николая сесть. Тот послушно садится. Султан вынимает из кармана колоду засаленных карт и начинает ее тасовать. В это время издалека опять начинают доноситься звуки музыки, сопровождавшей слова Людовика в сцене пролога: какой-нибудь очень старинный вальс или менуэт.
Султан (к Шаху). Снимите...
Шах (снимает: Султан опять тасует). По маленькой?..
Султан (иронически, но без озлобления). А то по большой?! (Начинается безмолвная игра. Мануэль раскачивается и слегка насвистывает.)
Людовик (после некоторой паузы, глядя в окно). (За окном, с момента появления на сцене монархов, опять методически мелькает штык часового.) (Глухим и зловещим голосом.) Весна...
Мануэль (подхватывает). "Выставляется первая рама!.." (Быстро, точно связывая только что сказанное с последующими словами, обращаясь к Николаю.) Кстати, ваше величество!.. Как подробно произносится ваш титул?.. Я помню... что-то очень длинное...
Николай (глядя в карты). Да, это очень длинно (словно вспоминает, продолжая играть). Божьей милостью мы... Николай вторый... император всероссийский... царь польский... великий князь... финляндский... и прочая... и прочая... и прочая...
Мануэль. C'est épatant!.. [Это потрясающе! (фр.)] и прочая! и прочая! (картавит) и прочая!.. (Под звуки музыки занавес опускается.)
Занавес
1917
Весна семнадцатого года.-- Отдельное издание. М., 1917. Пьеса поставлена (май 1917 г.) в Новом театре П. В. Кохмановского и встречена сочувственно.