1

Новая неприятность для русской эмиграции:

Парижский префект запретил опыты публичного голодания.

Мечта французского короля близка к осуществлению: у каждого должна быть своя курица.

Никто не имеет права истощать себя на глазах общества и государства.

Не имеющий курицы пусть уходит в подполье.

И там объявляет голодовку.

Конечно, голод -- это не тетка.

Но и не префектура.

"Так что же нам делать?!" и где справедливость?

И можно ли так ставить вопрос:

Если человек не ест, значит, он покушается на ниспровержение существующего строя.

Кто кушает, тот не покушается.

Я понимаю, если бы нам объявили самым строгим образом:

Голодайте, сколько влезет, но не рассчитывайте на общественные похороны!

Это пожалуйста!

Но приравнивать нас к какому-то голландскому профессионалу, который сразу закуривает сто пятьдесят папирос, садится на двадцать восемь дней в клетку и потом еще получает за это двадцать пять тысяч франков,-- где же, господа, справедливость?!

И затем, у этого голландца есть и свой консул, и свой антерпренер, между тем как у нас, кроме аппетита, нет ничего.

Ведь, сколько можно было, боролись же мы: писали мемуары, делали друг другу дамские шляпки, изучали окрестности.

И если теперь мы, так сказать, недоедаем, то делаем это тихо, скромно и не в порядке дискуссии, а просто потому, что нас много, а их мало.

Их -- это значит куриц.

На основании вышеизложенного спрашивается еще раз:

Где же справедливость?!.

2

Никогда не подозревал о сосуществовании такого потрясающего количества молодежи.

Оказывается, да!

Дело, конечно, не в возрасте и не в наружном виде, а -- в самочувствии.

Человек, может быть, уже контр-адмирал, и бакенбарды у него, вроде как у покойного Франца Иосифа, а все-таки он -- молодежь. "Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать!"

Правда, эти понятия надо разделять: "мыслит" он, а страдают окружающие.

Но его это уже не касается.

-- Я вам не контр-адмирал, а подрастающее поколение! И в качестве такового заявляю: дорогие папы и мамы, будем, как солнце!..

Не напрасно все-таки корпит в своей лаборатории знаменитый наш соотечественник доктор Воронов.

Прививка бараньих желез чувствуется на каждом шагу.

Но зато у нас есть на кого опереться в трудную минуту жизни.

Омоложенные особы пятого класса, бессарабские камергеры в розовых чулочках, многодумные приват-доценты, притворяющиеся зародышами, и полтора неизвестных студента из одного неизвестного университета -- все это оказывается нашей надеждой, нашей гордостью, нашей молодежью...

Уездный чтец-декламатор собирает вокруг себя род веча, гримасничает, клянется и призывает Маниловых объединиться с Репетиловыми и всем вместе подписать веселенькое почто-письмо, из коего явствует, что никакого разлада между отцами и детьми нет, но все за одного и один за всех плюс пятьдесят сантимов за вестиэр.

1926

ПРИМЕЧАНИЯ

Записная книжка.-- ПН, 27 января, 1926. С. 3. Голландскому профессионалу...-- Парижские газеты писали о некоем человеке, который заключил себя в клетку и не хотел выходить оттуда, покуда ему не выплатят солидное вознаграждение. Он же потешал публику тем, что курил одновременно более ста папирос. Франц Иосиф -- Франц Иосиф I (1830--1916), император Австрии и король Венгрии; носил длинные усы и пышные бакенбарды. "Я жить хочу, чтоб мыслить и страдать!" -- стихи Пушкина из "Элегии" ("Безумных лет угасшее веселье..."). Будем, как солнце!-- название стихотворения К. Д. Бальмонта. Доктор Воронов -- возможно, С. А. Воронов, доктор, предложивший рецепт омоложения путем пересадки половых желез; о его проекте с иронией писали ПН. Родвеча -- выражение, взятое из комедии Грибоедова "Горе от ума". Вестиэр -- гардеробная, раздевальня.