По вечерам, когда она за целый день как следует наработается, эмиграция ходит друг к другу в гости.
Хождение в гости, это, в сущности говоря, очень сложное явление.
Нечто среднее между неизлечимым сумасшествием и взаимным грабежом.
Но так как русские еще тысячу лет назад взяли исторический подряд на хлебосольство, то отказываться уже поздно.
Хочешь не хочешь, а надо.
Обычаи искоренять не так легко и просто, особенно в так называемой домашней жизни.
Социальная революция может опрокинуть целый государственный строй, а подклеенное любимое блюдечко все-таки останется на своем месте.
Одним словом, что говорить, быт это то, на чем все держится.
Империи падают, быт остается.
-- Что вы делаете завтра вечером?
-- Мы еще не знаем. А что?
-- Нет, ничего... но если у вас ничего более интересного не предвидится, то заходите к нам на огонек.
-- Спасибо, непременно!
И, сломя голову, с тремя сногсшибательными пересадками, люди отправляются к черту на кулички, чтобы посмотреть, как он горит, этот самый огонек.
А потом начинается.
-- Ну, знаете, к вам добраться... фу, дайте дух перевести... ужасающая даль... прямо кругосветное путешествие.
У хозяйки сразу слетает вся пудра с носа.
-- Ну, что вы... а мы так уже привыкли... и притом до Опера от нас ровно двадцать две минуты...
Это значит: контрудар.
-- Раздевайтесь, пожалуйста... Марья Петровна, дайте вашу шляпу, я ее пристрою... вот здесь... в ванной.
Марья Петровна нервно закусывает крашеные губы.
-- Как, разве вы с ванной?
-- Неужели вы не знали. Конечно! Я же вам говорила, что с ванной, с шаржами и с комнатой наверху...
-- Ты понимаешь, Володя?
В вопросе Марьи Петровны, обращенном к мужу, одновременно и преклонение, и зависть, и ревность, и какое-то глухое раздражение по адресу самого Володи.
Увертюра, во всяком случае, сыграна. Начинается действие первое: хозяева показывают гостям квартиру.
Марья Петровна фальшиво восхищается, а Володя, умеющий угождать дамам, дергает какую-то цепочку и восклицает с непритворным восторгом, наблюдая за шумом воды:
-- Чудесно! Настоящий Бахчисарайский фонтан...
После увеселительной прогулки в кухню и по длиннейшему катакомбообразному коридору, гость уже имеет полное право на чай.
Обычай -- деспот меж людей.
И тут свой, освященный годами и обстоятельствами, трафарет: груда развесных бисквитов и одна смутная ложноклассическая пти-фурка.
Не выносящий ассиметрии, Володя сразу приканчивает одинокую птифуру, после чего и завязывается обычный светский разговор.
-- А сколько вы даете консьержке? Всего двадцать пять франков в месяц?! Ты по-ни-маешь, Володя!
Но Володя налег на бисквиты, ибо приглашение на огонек было им легкомысленно понято как приглашение на ужин, в то время как об ужине и помину не было, несмотря на три пересадки и мебель рю-стик...
-- Кстати, почему это вы все, господа, помешались на этом самом рюстике? Ну, скажите мне, пожалуйста, Иван Иваныч, что у вас общего с Нормандией и почему этот ваш подстаринный буфет должен быть непременно нормандским?
Иван Иваныч человек прямой, а затем, чего стесняться с людьми, которые, вообще-то говоря, живут в меблирашках.
-- Дело в том, Владимир Петрович, что ведь это только так говорится,-- рюстик... а на самом деле это просто рассрочка.
-- В рассрочку?! Ну нет, друзья мои, я бы уже предпочла всю жизнь жить в меблэ, чем каждый раз рассрочиваться и волноваться.
Чтобы смягчить явно запальчивую выходку супруги, Володя переводит разговор на международные темы.
-- А франк все-таки поднимается...
-- Кстати, как вы устроились с налогами?
С налога разговор незаметно переходит на психологию среднего европейца, который готов повеситься, чтобы только сэкономить свои двадцать пять сантимов.
Явление, конечно, безотрадное и от русского хлебосольства бесконечно далекое.
На этом основании Володя снова хрустит бисквитами, а Марья Петровна и Анна Семеновна отправляются сначала в Бахчисарай, а потом посмотреть, как Анне Семеновне переделали ее новое прошлогоднее платье.
Потом гости начинают собираться домой.
-- Бог с вами! Куда вы спешите? Посидели бы еще немножко, вот ваша шляпа...
-- Нет, спасибо, три пересадки, страшная даль, завтра рано на работу, теперь очередь за вами, смотрите! не надуйте...
-- Непременно...
-- Конечно...
-- До свидания.
-- До свидания.
-- До скорого!
-- Не забывайте!
-- И вы тоже...
-- Тсс... ради Бога, на лестнице потише...
-- Да, да, всего хорошего! Внизу хлопает дверь.
-- Слава Богу, что еще забыла бриоши подать...
Это говорю Анна Семеновна и быстро выключает все выключатели.
-- Лучше бы я на эти три франка, что метро стоит, марсельского мыла купила бы...
Это говорит Марья Петровна, спускаясь с Володей под землю. И все.
1926
ПРИМЕЧАНИЯ
С шаржами -- с кладовкой. "Обычай -- деспот меж людей" .-- Строка Пушкина из романа "Евгений: Онегин" (гл. I, строфа XXV, стих 4). Пти-фурка -- печенюшка; птифур -- печенье. Мебель рюстик -- простая, обыкновенная мебель, сельская, деревенская.