Из степей крупной зеленой саранчой густо ползли чехи.
В пятнадцати верстах от города, у села Воскресенки, вышли на широкий мощеный большак. Вдали, на высоком заречном берегу, золотыми куполами церквей блестел город. Белыми раскаленными пятнами выделялись пузатые купеческие хоромы. С незапамятных времен понастроили их хлебные короли. Внизу, у самого берега, под красными железными шапками тесно жались друг к другу амбары. С ранней осени и до поздней весны и в дождь, и в пургу тянулись сюда мужицкие подводы с хлебом, и копейка по копейке росли и пухли купеческие хоромы.
К селу большак подходил частыми и мелкими перелесками, за селом перекидывался через прочный деревянный мост на другую сторону бурлившей мутным половодьем речки и серой извивающейся змеей сползал под гору до Заречной слободки.
Воскресенка была последним оплотом, прикрывавшим подступы к городу.
Целый день из-за речки по дороге и перелескам гулко били из орудий, выколачивали сухую дробь рассыпанные перед деревней пулеметы. Впереди редкими цепями залегли матросы. Товарищ Лукин большим черным жуком переползает от цепи к цепи.
-- Держись, братва!
-- Есть!
-- Братишки, не выдавай!
-- Есть!
Зоркими, привыкшими к беспредельному простору морей глазами нащупывали ползущего червем врага и вместе с пулей посылали ему отборную хлесткую ругань.
На левом фланге по мелкому кустарнику рассыпались латышские стрелки.
Товарищ Спрогис только два слова передал по цепям:
-- Отступать нельзя!
В оглушительном грохоте рвались снаряды, летели кверху огромные столбы земли и клочья мяса, но будто гвоздями прибило латышский батальон к горячей, пропитанной кровью земле:
-- Отступать нельзя!
Солнце кажется огромной расплавленной каплей крови. Красный туман заволакивает поля и перелески, и перед сухими воспаленными глазами даль клубится в красном призрачном мареве.
-- Держись, братва!
-- Есть!
-- Братишки, не выдавай!
-- Есть!
За дальними увалами провалилось солнце. Край неба полыхнул кровавым пожарищем. Четко обозначились дальние лесные колки. Из-за колков прилетело последнее ядро, и вдруг все сразу смолкло.