Глава первая
Всплески
1
К тюрьме беглым шагом подходил отряд вооруженных людей.
Кувыркалась белесая луна в серых разорванных облаках, ветер гнал за отрядом колючую снежную пыль, звучно похрустывал под ногами тугой снег. Над тюрьмой медленно колыхалась серая мгла, Там и сям прорезанная светлыми копьями электрических фонарей.
Часовых сняли без выстрела. Кузнец Василий с десятком людей вбежал в караульное помещение и быстро обезоружил растерявшихся солдат. Остальная часть отряда рассыпалась по тюремным коридорам.
-- Отпирай камеры!
Забегали перепуганные надзиратели, загремели железные засовы у дверей.
-- Выходи, товарищи!
Петрухин бросился к камере, где сидел вместе с Верой, Соломоном, Андреичем.
Нетерпеливо рванул дверь.
-- Отпирай живей!
Вырвал из трясущихся рук надзирателя ключи, швырнул на пол замок.
-- Товарищи, сколько вас?
-- Пятеро.
На один только миг мелькнули перед Алексеем лица погибших товарищей -- Вера, Соломон, Захаров, Морозов, молодой деревенский паренек Сергей. Сдвинулись брови над переносицей.
-- Эх, не дождались!
Коротким вздохом подавил воспоминания. Не время думать, не время. Потом, потом.
-- Товарищи, живей, живей!
Спешили на двор, вооружались винтовками и револьверами, взятыми у караульных и надзирателей, и строились в молчаливую колонну.
Петрухин обошел ряды.
-- Товарищи, оружие берет только тот, кто идет с нами. Живо, живо!
Подошел один из пятерых, протянул Алексею сверток -- мягкий комок золотистых кос Веры.
-- Товарищ Петрухин, я не останусь в городе... Вы сумеете передать матери Веры. Как святыню берегли, друг другу передавали.
Дрогнул суровый Петрухин. Молча взял сверток, сунул себе за пазуху.
Коротко и глухо скомандовал:
-- Шагом марш!
К тюрьме мчался верховой. Подскакал к выходившей из тюремного двора колонне, осадил коня, крикнул взволнованно:
-- Кто товарищ Петрухин?
-- Я. В чем дело?
-- Нас предали! -- хрипнул человек, -- второй район окружен, конспиративные квартиры захвачены... выступление прекратить... отводите людей... приказание штаба.
Человек помчался дальше. Алексей подозвал кузнеца и устало сказал:
-- Василий, отводи людей. Я останусь в городе.
Крепко пожал руку Василию и быстро зашагал по спавшим улицам. С другого конца города слышались редкие ружейные выстрелы.
2
Маленькая старушка, вся в черном, по ночам не спит. Сидит у окна, смотрит в пустоту безмолвной ночи. Все ждет.
-- Вера... Дочь моя...
На улице под быстрым тяжелым шагом захрустел снег. Кто-то тихо стукнул в окно. Старушка вздрогнула, прильнула к окну. Стук осторожно повторился. Заметалась по комнате, ища дверь на улицу.
-- Сейчас я, сейчас.
Путаются ноги в подоле юбки, дрожащие руки не найдут задвижки у дверей.
-- Сейчас я, сейчас.
С улицы в распахнутую дверь вместе с ветром шепот осторожный:
-- Не пугайтесь, я -- товарищ Веры.
Высокий человек взял старушку под руки и повел ее в дом.
-- Я сидел вместе с Верой в одной камере... В тот вечер она просила передать вам... Вот...
Протянул старушке сверток. Блеснуло золото волос.
-- Вера...
Погрузила пальцы в шелк волос, прижалась лицом. Дрожат плечи от рыданий.
-- Дочка... голубка...
Доверчиво взяла высокого человека за руку, взглянула в лицо.
-- Вы были с ней... Расскажите мне.
Петрухин сел рядом со старушкой и долго рассказывал. А когда поднялся, она взяла его голову, нагнула к себе, поцеловала в лоб.
-- Вы еще придете, да? Вы мне близкий, родной, вы были товарищем Веры.
-- Приду, приду.
Вышел на улицу. Сжал голову руками.
-- Эх!
Только зубами скрипнул. Поднял огромный кулак, погрозил спящему городу и исчез в темном переулке...
3
По городу, злобно лязгая железными цепями, носились грузовики, -- на концах по пулемету, по бортам штыки. С фырканьем, отдуваясь от беготни, подкатывали к тюрьме. Опять по гулким тюремным коридорам стучали тяжелые шаги, опять гремели засовы у дверей и опять наполнялись камеры.
По безлюдным улицам торопливым шагом проходили патрули. Гулким топотом отдавали мостовые, провожая конные разъезды. В морозной сероватой мгле тревожно взметывались голоса часовых.
-- Стой! Кто идет?
За рекой, в рабочем поселке, замирали последние выстрелы.
Начинало светать.
Утром на третий день из города на широких крестьянских розвальнях выехали двое: высокий чернобородый мужик, закутанный в собачью доху, и молодая краснощекая женщина с черными, переломленными дугой бровями. Мужик был мрачен, крепко подхлестывал рослого жеребца и без того широко забирающего сильными ногами.
Не успели отъехать и сотни сажен, налетел конный разъезд.
-- Стой! Что за люди?
-- Люди как люди, -- мрачно сказал мужик и полез в карман за документами.
Молодая женщина с лукавой улыбкой глянула на старшего, блеснув крепкими белыми зубами.
-- Што на вас покою нет. Ишь, мужик у меня сердитый, лошадь дешево продал.
Она кивнула головой на мужика, сердито разворачивавшего документы. Казак глянул в веселое лицо женщины, шутя замахнулся плеткой.
-- Постегать бы тебя малость, ишь, гладкая какая.
Мельком взглянул на протянутые мужиком бумаги и поскакал прочь.
Мрачный мужик улыбнулся.
-- Ну и молодец ты, Настасья.
Молодая женщина прижалась к Петрухину.
-- Я с тобой, Алексей, куда хочешь.
4
Как узнал костинский поп, что на Чернораеву заимку наезжают вооруженные люди, неизвестно. Решил было сразу донести по начальству, да надумал сначала попытать у кузнеца, давно держал на него подозрение. Пришел к кузнецу со сломанным косырем.
-- Вот, наварить бы, Прокофий.
-- Это, батя, можно.
-- Один работаешь? А где у тебя помощник?
-- Эка, батя, хватился. Еще по осени ушел.
-- Вон как, а я и не знал.
-- Поп вынул коробку папирос, протянул Прокофию.
-- Ну-ка, покурим заграничных.
Молча закурили.
-- Легковата, -- сказал кузнец, пуская струйку ароматного дымка, -- наша махорка покрепче будет.
-- Ну, наша, конечно, -- поддакнул поп. -- А что, у Чернорая работник все еще живет?
-- Да разве у него был? -- удивился кузнец.
Поп подозрительно глянул на Прокофия, -- хитрит, мол, мужик или правду говорит.
-- Неужели не знал? А люди сказывали, Чернораев работник езжал к тебе.
Кузнец ухмыльнулся, -- хитер, мол, ты, да не шибко.
-- Людей послушать, так у тебя, батя, от керенок сундуки ломятся.
-- Ты скажешь, ломятся, -- рассердился поп.
Косырь был готов.
-- Получай, батя, на сто лет хватит.
-- Сколько тебе за работу?
Прокофий притворился рассерженным.
-- Что я -- нехристь! Нисколько не надо!
После ухода попа Прокофий послал сынишку за Иваном Каргополовым.
-- Степанка, слетай за Иваном, скажи, отец, мол, сейчас велел прийти.
Иван явился быстро.
-- Слышь, язви его в душу, -- сказал тревожно кузнец, -- учуял что-то долговолосый. Надо бы смыкаться к Чернораю.
Прокофий подробно рассказал Ивану о своем разговоре с попом. Иван взялся за шапку.
-- Думать тут нечего, вот смеркнется, слетаю...
Через день нагрянули на Чернораеву заимку из районной милиции.
-- Показывай, старик, где у тебя чужой народ!
-- Вот все мы тут, -- сердито указал Чернорай на свою старуху и на Настасью.
-- Ты нам очки не втирай, старик, показывай, где у тебя работник спрятан!
Чернорай рассмеялся.
-- Что вы поздно хватились, работник еще осенью ушел.
-- Чей такой?
-- А кто его знает -- чей. Пришел в уборку, сказался беженцем, после уборки опять ушел.
Начальник помолчал немного, прошелся по горнице, посмотрел на развешанные по стенам фотографические карточки.
-- Это кто?
-- Сын Михайла, -- угрюмо ответил старик.
-- Где он?
-- У бога, -- так же угрюмо сказал Чернорай.
Старуха шумно вздохнула и всхлипнула в фартук.
-- Та-ак, -- протянул начальник и вдруг повернулся к Чернораю. -- Ну, дед, говори, где спрятал оружие?
-- Да что вы ко мне пристали, -- вскипел Чернорай, -- что я вам -- разбойник?
-- Ну, ну, не больно, -- нахмурился начальник.
Всю Чернораеву заимку перевернули вверх дном.
Разворочали ометы прошлогоднего сена, щупали штыками в снегу, пробовали рыть землю. Чернорай хитро улыбался в колючие щетинистые усы и думал про Алексея:
"Как же, найдете. Он еще наделает вам хлопот".
Петрухин и кузнец Василий отсиживались в землянке, давно вырытой в овраге в версте от Чернораевой заимки.
5
Как-то к ночи перед домом костинского попа остановилась ямщицкая пара.
В дом вошел солдат с ружьем.
-- Батюшка, начальник уездной милиции едет, переночевать просится.
-- Пожалуйста, пожалуйста, сделайте одолжение.
Начальник милиции -- высокий плечистый человек с черной бородой -- попу понравился.
-- Милости просим, господин начальник, милости просим.
Начальник разделся, непринужденно уселся за стол.
-- А мы, батюшка, вчера большевистскую банду сцапали!
-- Господь милосердный, да что вы?!
-- Да. И самого главаря большевицкого -- Петрухина.
Поп обернулся к иконе и перекрестился.
-- Слава тебе, господи! Завтра господу богу молебен благодарственный отслужу.
Начальник опрокинул в рот стакан медовухи и взялся за холодную курицу.
-- Похвальное дело, батюшка.
-- У нас тут, господин начальник, пощупать бы которых надо. Большевики.
-- Да что вы! И у вас есть?
-- Есть, есть, полсела прямо.
-- Кто, например?
-- Степан Максимыч, Прокофий-кузнец, Иван Каргополов...
Начальник позевнул.
-- Ну, ничего, батюшка, доберемся до всех. Петрухина поймали, а остальных поймать -- плевое дело.
Ночью начальник милиции оделся по дорожному, прошел к попу в комнату, потрогал его за ногу.
-- Ну-ка, батя, вставай.
-- Что такое? Вы собрались уже? Куда так рано?
-- Служи, поп, панихиду.
-- Какую панихиду? В чем дело?
-- По себе панихиду. Я -- Петрухин.
Попа словно ветром сдуло с кровати. Бросился в ноги Петрухину. Рыдал, целовал сапоги.
-- Пожалей! Сдуру болтал! Век не буду!
Петрухин молча поднял револьвер, выстрелил и, не оглядываясь, вышел на улицу.
У ворот стояла ямщицкая пара.