Когда парламентские страсти раскаляются, -- всякий парламент напоминает сумасшедший дом.
Крики. Истерические вопли.
Люди пожилые, солидные вскакивают на скамьи, стучат пюпитрами, мяукают, лают по-собачьи, свистят в свистки, бросают друг в друга скомканной бумагой, дерутся.
И Петроград -- это грандиозный сумасшедший дом.
Психиатрам, и ещё людям, сидевшим в тюрьмах, -- хорошо известны случаи таких эпидемических истерических припадков, которые охватывают весь дом.
Кто-то один завопил истошным голосом. Ему ответил другой. Крик подхватил третий. И весь "жёлтый дом" был в истерике.
Дикие вопли несутся отовсюду. Больные бьются головой об стену. Ломают двери. Одни в ужасе лезут под кровать, другие в ярости, с пеной у рта, в судорогах с вылезшими из орбит глазами, стучат кулаками в перегородки.
В одиночных тюрьмах, в каких-нибудь проклятых "усовершенствованных" Крестах, где нервы у всех взвинчены, кто-то что-то крикнул, кому-то послышалось:
-- Пожар!
И через три минуты вся тюрьма в ужасе. Ломятся в двери. Отовсюду несутся вопли.
Каждому ясно представляется огонь, тюрьма пылает как костёр, он видит уже, как заживо сгорает, жарится в своей камере.
Кто-то крикнул:
-- Контрреволюция!
И Петроград кидается на улицу, хватается за оружие, кричит, вопит.
Весь город -- сумасшедший дом.
Петроград нуждается больше всего в одном продовольственном грузе.
Срочном. Спешном. Не в очередь.
В нескольких вагонах брома. В нескольких вагонах хлоралгидрата.